О вампире

Не заботясь о том, кем он был, она оставила свои мысли и обняла его за шею, когда ее рот открылся шире в приветствии. Холли никогда так не целовали. Джеймс никогда не целовал ее так, словно от этого зависела его жизнь, словно он отчаянно хотел исследовать каждый уголок ее губ, зубов и языка. Как будто у нее есть тайна вселенной где-то во рту, и он был полон решимости найти ее. От его тела исходило столько жара, что она чувствовала себя опаленной, а между ними росла твердость, которая, она была совершенно уверена, не была расширяющейся пеной, которую кто-то выстрелил между их промежностями. Хотя она бы поняла, если бы они это сделали, и изоляция была бы оценена по достоинству. Холли была совершенно уверена, что вот-вот вспыхнет, а твердость, растущая между его ног, была достаточно горячей, чтобы завить ее волосы.

Вкуса крови на языке было достаточно, чтобы эти нелепые мысли вылетели у нее из головы. Она укусила его, поняла Холли и с тревогой откинула голову назад.

– Извини, – прошепелявила она сквозь клыки, торчащие из ее челюсти, чувствуя себя ужасно из-за того, что укусила мужчину за язык.

– Хорошая работа, – хрипло сказал Данте и хлопнул Джастина по плечу.

Он все еще держал ее в объятиях с болезненным выражением на лице, но теперь отодвинулся от нее. Но он не просто отпустил ее, а повернулся и вышел из кухни.

– Это он о'Эй? – спросила она, слова путались в ее клыках. Боже, как трудно разговаривать с этими проклятыми клыками.

– С ним все в порядке, – успокоила его Джиа. – Наверное, он собирается прополоскать рот.

– И принять холодный душ, – весело добавил Данте.

– Определенно, – согласился Томаззо, улыбаясь от уха до уха.

Джиа посмотрела на кузенов и подошла к Холли. – А теперь давай сосредоточимся на том, чтобы вернуть твои клыки на место. Пойдем?

– Идиот, идиот, идиот, – повторял Джастин, ударяясь головой о керамическую плитку душевой кабины, в то время как холодная вода лилась на его черную футболку и джинсы.

Раздевание перед холодным душем заняло бы слишком много времени. Особенно после того, как он отчаянно боролся с безумным желанием вернуться на кухню, взять Холли на руки, отнести в свою комнату, сорвать с нее одежду и изнасиловать.

Он снова ударился головой о стену, чтобы отогнать образы, которые приходили ему на ум. О чем он только думал? Как он позволил этим двум большим шутам заставить себя поцеловать ее? Это было самое худшее, что он мог сделать на данном этапе. Теперь он понял, что потеряет, если не завоюет ее... Боже милостивый, ничто из того, что он испытал раньше, не подготовило его к тому, как отреагировало его тело, когда он поцеловал Холли.

Джастин не был девственником. Не был он и древним бессмертным, который давным-давно бросил женщин и не помнил секса. За последнее столетие у него было больше женщин, чем он хотел бы признать. И у него также был чертовски хороший секс. Горячий, потный, сносящий носки, незабываемый секс. И все эти переживания исчезли, превратившись ни во что по сравнению с простым поцелуем Холли.

– Твою мать, – пробормотал он, снова ударившись головой. Если бы он знал ...

Черт, если бы он знал, что переживали другие, когда волна бессмертных нашла свою половинку ... ну, он мог просто похитить Маргарет и потребовать, чтобы она нашла ему пару. Или снести себе голову от зависти.

– Ебать, – пробормотал он, снова ударившись головой. Все его тело все еще вибрировало в ответ на их поцелуй. Казалось, миллионы наночастиц в его теле превратились в бенгальские огни и прогуливаются, танцуя с головы до ног.

– Вуп-ди-долбаный-ду! – прорычал Джастин, снова ударяясь о стену. Как он должен вести себя с ней естественно после всего этого? Как он мог держать свои руки подальше от нее? И почему, черт возьми, она не здесь, не ползает по нему, как мухи по дерьму?

Эта мысль заставила его зарычать от разочарования. На Холли поцелуй, похоже, подействовал не так сильно, как на него. Конечно, она ответила на его поцелуй почти отчаянно, но в тот момент, когда она почувствовала вкус крови, она отпрянула с каким-то ужасом, как будто смертельно ранила его.

– К черту кровь, – пробормотал он, снова ударившись головой. Она могла бы откусить ему язык, и он не перестал бы целовать ее. Кому какое дело? Он отрастет снова, ради всего святого, и поцелуй ее стоил того, чтобы потерять много частей тела и отрастить их снова. Но секс с ней ... он думал, что может рискнуть жизнью ради этого. Как они могли не сказать ему, чего он лишился?

– Ублюдки, – прорычал Джастин, но вместо того, чтобы снова стукнуться головой, он повернулся под душем и подставил лицо холодной воде. Это, конечно, не делал много добра на спину. Он все еще был тверд, как флагшток ... за все хорошее, что он сделал. Он был флагштоком без флага, шестом для палатки без палатки, чтобы прикрыть его, удочкой без ... ладно, не удочкой. Они были гибкими и…

– И почему, черт возьми, я веду этот разговор в своей бедной, запутавшейся голове? – с отвращением спросил он себя. Но ответ был очевиден. Потому что он был сбит с толку. Он был растерянным, возбужденным псом, который сейчас не мог думать ни о чем, кроме как раздеть Холли и воткнуть флагшток в ее сладкую влажную землю.

– Ладно, Брикер, старина. Ты сошел с ума, – мрачно сказал себе Джастин, заметив собственные мысли. К счастью, он также потерял эрекцию от стыда, извергая такую чепуху. Вздохнув с облегчением, он выключил душ и вышел из ванной, чтобы промочить пол. Беспорядок, который ему придется убрать позже, понял Джастин. Черт, он действительно был идиотом.

Он начал стягивать промокшую одежду, сначала сняв футболку и бросив ее обратно в душ, прежде чем приступить к работе над джинсами. Это была гигантская задача. Мокрые джинсы снять было нелегко, и он боролся с ними, несколько раз ударившись о стену и едва не опрокинувшись. Сняв их, Джастин присоединил джинсы к футболке на полу в душе, затем схватил полотенце и быстро вытерся.

Он был в своей спальне, стоял перед шкафом, надевая чистые черные джинсы, когда раздался стук в дверь. Щелкнув застежкой и застегнув молнию, он крикнул: – Да? – и не удивился, когда дверь открылась.

Джиа просунула голову в дверь, огляделась по сторонам, увидела его, улыбнулась и вошла в комнату. – Как ты себя чувствуешь?

– Отлично, – прорычал Джастин, хватая свежую футболку и натягивая ее через голову. – Что происходит внизу?

– Холли научилась втягивать и втягивать клыки, – улыбнулась Джиа.

– Что? – пронзительно закричал он и замер, наполовину натянув рубашку. – Уже?

Джиа кивнула. – Она очень быстро учится, и твои поцелуи помогли. Все, что ей нужно сделать сейчас, это думать о том, как ты целуешь ее, чтобы заставить их выйти.

Джастин хмыкнул и закончил натягивать рубашку, не зная, как это воспринять. Хорошо ли, что мысли о его поцелуях заставили ее обнажить зубы? Это означало, что одна только мысль или воспоминание об их поцелуе возбуждали ее. Это должно быть хорошо, да?

– Ты даже помог ей убрать их, – добавила она, и веселье в ее голосе вызвало у него подозрения, пока она не добавила: – Она просто думает о твоем рыбном обеде, и они уходят – пуф! – сказала она и рассмеялась, увидев выражение его лица. Шагнув вперед, Джиа по-матерински обняла его и проворковала: – Она оценила его усилия. И ты определенно привлек ее внимание этим поцелуем.

– Неужели? – с сомнением спросил он.

– Конечно, ты это сделал, – она уверила его.

– Ну, она же отстранилась в спешке, – пожаловался Джастин.

– Она думала, что сделает тебе больно, – серьезно сказала Джиа. – Конечно, сейчас она чувствует себя просто ужасно, и ее чувство вины двоякое.

– Двоякое? – нахмурившись, спросил он.

Джиа кивнула. – Она чувствует себя плохо, потому что боится причинить тебе боль, и она испытывает чувство вины. Во-первых, она чувствует, что изменила мужу, отвечая на твои поцелуи.

Джастин устало провел рукой по волосам и покачал головой. Ему не нравилось, что она чувствует себя виноватой из-за поцелуя. Она его не выбирала. Они практически навязали ей это. На самом деле, это было довольно сильно навязано им обоим, так как он ни за что на свете не позволил бы Данте развести такой огонь в Холли, и Данте знал это.