О вампире

– В аэропорту? – эхом отозвался Джастин.

Люциан шагнул в открывшиеся двери лифта и пошел по коридору.

– Зачем мы едем в аэропорт? – спросил Джастин, карабкаясь за ним.

– Потому что мы закончили. Мы едем домой, – сказал Люциан, как будто это должно быть, очевидно.

– Но ... А как же Холли? – с беспокойством спросил Джастин.

– Мы берем ее с собой.

– А ее муж? – удивленно спросил он.

– Он не сможет поехать.

Джастин на мгновение остановился и уставился ему вслед. – Ты только что пошутил?

Люциан повернулся и посмотрел на него, приподняв бровь. – Когда?

– Неважно, – пробормотал Джастин, снова двинувшись вперед. Конечно, Люциан Аржено не шутил. У этого человека совершенно отсутствовало чувство юмора.

– У тебя пять минут, чтобы собрать вещи, – объявил Люциан, останавливаясь у двери напротив Джастина и вытаскивая из кармана ключ-карту. – Тогда мы должны уйти.

– Но, – Джастин замолчал. Люциан уже отпер дверь, вошел в комнату напротив и пинком захлопнул за собой дверь.

Сжав губы, Джастин повернулся, чтобы открыть свою дверь, пробормотав: – Мой проклятый спутник жизни, или был бы им, если бы она не была замужем. В начале: «Она под твоей ответственностью, ты должен тренироваться и присматривать за ней». «А теперь – Иди, собирай вещи, Джастин, я держу ее в своей пещерной хватке».

– Разговаривать с собой – первый признак безумия.

Джастин обернулся как раз вовремя, чтобы поймать пакет с кровью, который бросил ему Люциан.

– На дорожку, – объявил Люциан и снова закрыл дверь.

Тяжело вздохнув, Джастин надел пакет на клыки и пошел в свою комнату. Он не знал, что, черт возьми, происходит, но если Люциан сказал паковаться, то, наверное, так будет лучше.

Г лава 5

Холли сонно повернулась на бок и с легким вздохом зарылась в одеяло. Кровать была такой теплой и удобной ... «слишком удобно», – внезапно поняла она и оттолкнулась от темноты, пытаясь вернуть себя, плывя к сознанию, пока ее разум перечислял, что не так с этой кроватью. Кровать, которую она делила с мужем, была дешевой и купленной в восемнадцать лет. У нее были бугорки и шишки, и она провисла посередине. Это было не так удобно.

С трудом приходя в себя, она открыла глаза и уставилась на бледно-голубую стену перед собой, чувствуя, как в ее сознание закрадывается дежавю. Ее спальня не была бледно-голубой. Она просыпалась в другом странном месте. Это определенно не гостиничный номер, решила Холли, оглядываясь вокруг. Там была дверь шкафа, мягкое голубое кресло, симпатичный старинный дубовый комод и ни одной типовой картины на стене. Вместо этого на стене висела прелестная картина – Женщина в Белом, сонно свернувшаяся калачиком в плетеном кресле под струящимся в окно солнечным светом. Значит, не отель.

– Нет. Не отель, – согласился кто-то, словно она высказала эту мысль вслух.

Холли повернулась на спину и широко раскрытыми глазами уставилась на женщину, сидевшую во втором мягком кресле, королевской синей расцветки в той части комнаты, которую она еще не осматривала. Женщина была миниатюрной, с выгоревшими светлыми волосами и блестящими глазами.

– Кто вы?

– Джасинта Нотте. Но ты можешь звать меня Джиа.

Холли подняла брови. Это ни о чем ей не говорило. Это было повторением того утра в отеле, только с женщиной вместо мужчины. Чувствуя себя не в своей тарелке, Холли резко села на кровати. Она откинула простыни и одеяла и с облегчением обнаружила, что, просыпаясь в чужой постели, на этот раз, по крайней мере, одета.

– Ты не была одета, когда в последний раз проснулась в чужой постели? – с любопытством спросила Джиа. – Интересная история.

– Ты даже не представляешь, – пробормотала Холли, свесив ноги с кровати и поморщившись, когда заметила, что, хотя на ней все еще были черные брюки и красная блузка, которые она надела этим утром, или то, что она предполагала, было этим утром, они были в полном беспорядке.

– С этим я могу помочь. Я имею в виду твою одежду, – заявила Джиа.

Холли серьезно посмотрела на женщину. Глаза Джии заблестели, как будто Холли сказала что-то забавное. Поскольку она этого не сделала, выражение ее лица было немного тревожным.

Подавив смех, женщина виновато посмотрела на нее. – Мое извинение. Когда я сказала, что это интересная история, ты отреагировала…

– Сказав, что понятия не имеешь, – перебила Холли. – Я понимаю. Я не сплю, обещаю.

– Да, но ты вспомнила, как в последний раз просыпалась в чужой постели, – объяснила она. – Между прочим, это была интересная история, – весело заверила она ее, а затем передразнила низким голосом: – Ты выиграла в некотором роде лотерею. В лотерею – Брикера. Какой, идиот.

Глаза Холли сузились. – Ты хочешь сказать, что можешь читать мои мысли?

– О да, – заверила ее Джиа. – Например, прямо сейчас ты думаешь: – Святое дерьмо, Джастин говорил правду о том, что бессмертные могут читать мысли и все такое, – торжественно кивнула Джиа, заверив ее: – Да, он был прав. Ты еще не приобрела способности и не знакома с нашими обычаями, но я уверяю тебя, что это умение необходимо для нашего выживания. Хотя, – добавила она с огоньком в глазах, – я понимаю, что ты считаешь меня грубой стервой за то, что я так тебя читаю.

Холли встревоженно зажала рот рукой. Она никогда не ругалась. Ну, ладно, очень редко. Но она определенно никогда не назовет кого-то сукой. Не вслух. Она постоянно редактировала свои мысли, когда говорила, чтобы избежать таких вещей. Дипломатичность и вежливость вдалбливались в нее с колыбели. Однако она не могла изменить свои мысли. Они просто пришли такими, какие были, и да, она считала, что Джии невежливо читать ее мысли. Хотя она до самой могилы будет отрицать, что это была сука, и не хотела, чтобы она это услышала. – Мне очень жаль, я не хотела ...

Джиа со смехом отмахнулась от ее извинений. – Я слышала и похуже ... и ты тоже, сможешь, когда научишься читать мысли. Смертные никогда не охраняют свои мысли. Они думают, что их никто не слышит. Они смотрят на людей, делают поспешные выводы и отбрасывают мысли, которые могут быть ужасно вредными, если ты позволишь им. Ты услышишь много неприятных вещей от смертных, как только научишься читать мысли, – предупредила она. Когда ты это сделаешь, то должна стараться не принимать их близко к сердцу, по крайней мере, от людей, которые тебя не знают.

Она немного помолчала, а потом добавила: – Что касается тех, кто тебя знает ... – поморщилась Джиа и пожала плечами. – Ты узнаешь, что они на самом деле думают о тебе. – Протянув руку, она похлопала ее по руке. – Даже у тех, кто нас любит, иногда возникают неприятные мысли. Это может быть очень больно ... что может быть хорошо. Это может помочь многим новообращенным оторваться от своих семей.

Холли нахмурилась. У нее не было ни малейшего желания расставаться со своей семьей, и она не думала, что у них могут возникнуть о ней дурные мысли. У нее были очень любящие и заботливые родители. Они были тесно связаны, так и должно было быть. Пока она росла, у них не было ничего, кроме друг друга.

– Значит, у тебя никогда не было неприятных мыслей о ком-то, кого ты любишь? – спросила Джиа, подняв брови. – Ты никогда не думала, что твоя мать была немного ворчливой, или что твой отец был задницей и иногда, казалось, больше заботился о куче костей, чем о живых дышащих женщинах в его жизни?

Глаза Холли расширились. – Ты читаешь мои мысли, – поняла она и вздохнула, прежде чем признаться. – Да, я думала и о том, и о другом... и я думаю, что они причинили бы боль моим родителям, – поморщилась она и добавила: – И я думаю, что у них тоже могли быть неприятные мысли обо мне.

Джиа слабо улыбнулась и пожала плечами. – Никто не совершенен. У всех нас бывают моменты, когда мы упрямы, или эгоистичны, или ведем себя как избалованные дети. Люди, которые действительно любят нас, знают это и любят нас, несмотря ни на что. Те, кто игнорирует эти тенденции и притворяется, что мы совершенны, на самом деле не видят нас, они видят то, какими хотят нас видеть ... и это не настоящая любовь. Во всяком случае, – добавила она, вставая и улыбаясь. – Хватит об этом серьезном деле. Мы должны переодеть тебя и отвести вниз. Джастин и мальчики ждут вас, прежде чем решить, что делать с ужином.