Страница 47 из 48
Мы замерли, все трое, и медленно повернулись на её голос. Священнослужитель, кажется, закатил глаза от досады, Казимир застыл, не понимая, как такое вообще могло произойти, а я, не сдержавшись, расплылся в улыбке.
В самом конце сада, там, где следовало начинать путь невесте, стояла Гертруда. Она была воистину прекрасна, как я и ожидал, когда отдавал едва ли не все сбережения фрау Эдвине на платье. Нежно-голубой шелк подчеркивал тонкую талию и волнами струился книзу, расшитый крохотными драгоценными камешками верх сверкал на солнце, и Гертруда как будто вся была соткана из звезд. Её роскошные каштановые волосы при ярком естественном освещении вновь отливали алым, глаза — сверкали, лицо освещала радостная, искренняя улыбка.
Рядом с нею стояло кресло.
Один подлокотник оно задрало настолько высоко, насколько могло, чтобы Гере было удобно опираться о него рукой. Выглядело комично с вычищенной обивкой, починенными ножками и розой, примотанной ко второму подлокотнику лентой. Как будто настоящий маркграф фон Ройсс решил посетить свадьбу собственной дочери и теперь готовился вести её к алтарю.
И правда, Гера оперлась об один из подлокотников, позволяя вести себя вперед, и только сейчас я заметил, что на сидении кресла лежал крохотный пузырек с зельем и книжка — точно не та, которую я столько раз перечитывал в попытке выискать там хоть несколько слов о том, что же такое — эта истинная пара, почему столько людей пытаются найти её и терпят неудачу, а кто-то встречает на улице случайно.
И почему свою я встретил на костре инквизиции.
Гера подошла совсем близко. Теперь она стояла на расстоянии вытянутой руки, рядом, так, что я мог рассмотреть вышивку на её платье, сделанную, очевидно, заговоренными иголками фрау Эдвины. Но меня сейчас меньше всего на свете интересовало платье. Я думал только о Гертруде и о том, какое же она примет решение, наслушавшись глупостей в исполнении этого гадского Казимира.
Надо было убить его, не раздумывая, и пусть бы что со мной случилось!..
— Начинаем? — уточнил герр Шварц.
— Погодите, — покачала головой Гертруда. — Сначала я хочу кое-что сказать. Можно?
— Можно, чего ж не можно? — хмыкнул мужчина. — Таким прелестным леди всё…
Гера остановила его коротким взмахом руки, и священнослужитель наконец-то изволил умолкнуть.
Она встала рядом со мной, но так, чтобы случайно не соприкоснуться, всё ещё не подтверждая, что наша свадьба состоится, но и не отрицая этого, и тихо, уверенно промолвила:
— Когда я впервые узнала о том, что Людвиг — моя истинная пара, я была в ужасе. Я вообще не хотела искать истинную пару, потому что боялась, что магия попросту поглотит мой разум и не оставит права выбора. Сначала так и вышло. Когда я увидела его, я подумала, что сошла с ума. Мне полагалось его ненавидеть, а я влюблялась, и чувства переполняли меня… И так продолжалось бы до самой свадьбы, если бы в последний день герр Хогберг не рассказал мне о том, что истинная пара — это всего лишь влечение магии. Это явление, существующее на уровне нашего колдовства, объединяющее людей, которые подходят друг другу потому, что у них схожая сила, сила, которая способна лучше всего комбинироваться.
Я застыл, сжимая зубы. Единственным осознанным желанием было сейчас ударить посильнее Казика. А тот стоял, грудь колесом, и с такой гордостью слушал слова Гертруды, словно считал сделанное величайшим подвигом своей жизни!
— Он дал мне зелье, которое должно было убить во мне страсть к истинной паре. Оно убило бы, конечно, и мою магию, и об этом меня не предупредили… Но какая разница, будет ли жива магия, если мне предлагалось уничтожить любовь?
— Порочное влечение! — возразил Казимир. — Порочное влечение, а не любовь!
Гера повернулась к нему и покачала головой.
— А потом я поняла, — твердо произнесла она, — что истинная пара — это и вправду всего лишь магия. Но она не порождает любовь. Та должна появиться сама собой. И да, любовь появилась в моем сердце. Не потому, что ей кто-то приказал, не потому, что я велела ей возникнуть. Любовь родилась от того, что я встретила правильного человека. Это зелье сделало бы меня бездарной, лишило бы меня шанса стать матерью одаренных детей, но даже если б я его выпила, оно бы не убило мои чувства. Но… Так уж вышло, что мой отец, — Гертруда указала на кресло, — а точнее, лучшая его часть, засевшая в этом кресле, решил рассказать мне правду. О том, что такое истинная пара, как он однажды в своей жизни натворил ошибок… И почему мне не надо идти его дорогой. Потому я здесь, — она повернулась ко мне. — И я хочу сказать, Людвиг, что если мы чувствуем друг к другу что-то, то магия тут ни при чем.
Я протянул руку, и Гера наконец-то сжала мою ладонь в ответ и едва заметно улыбнулась.
— Так мы можем начинать церемонию? — нетерпеливо поинтересовался Антвас, вновь вспомнивший о своих профессиональных обязанностях.
— Да, — в унисон кивнули мы с Гертрудой, и, будто бы в подтверждение этих слов последняя бусина и на моем, и на её браслете загорелась белым.
— Минуточку! — вдруг подало голос кресло. — Мне ещё кое-что надо сделать!
Я вскинул было руку, чтобы остановить кресло, но не успел. То встало на дыбы… И вдруг бросилось на Казимира. А Гертруда только крепче сжала мою руку, не позволяя помешать заколдованному предмету свершить-таки то, о чём он мечтал.
Хогберг бросился в одну сторону, в другую, но кресло неумолимо преследовало его. В какой-то момент Казимир оступился… И рухнул на сидение, как раз на книжку, которая на нем лежала, вскрикнул… И его вместе с креслом окутал дым.
— Он сел на зелье, — вздохнула Гертруда. — Теперь на нем не останется ни капельки магии.
Она не сказала, впрочем, о том, что теперь и маркграф, точнее, его частичка, оставшаяся в кресле, тоже исчезнет.
Черный колдовской дым окутал Хогберга… И растаял, оставив после себя невысокого, сутулого, лысоватого мужчину.
Почти такого же, как я и представлял.
За исключением того, что это был бывший верховный инквизитор. Примотанный прочными веревками — таким себе последним подарком от кресла.
Все ахнули. Я уже видел, как привстала фрау Аденауэр, но, в последнее мгновение вспомнив о том, что сейчас не время для мести, села обратно на свой стул.
— Я требую! — возмутился Казик, пытаясь привстать с кресла. — Я требую, чтобы…
Дослушать, чего же он хотел, мы не успели. Герр Шварц, потеряв остатки терпения, щелкнул пальцами, и во рту у Казика появился кляп — обыкновенная свернутая во много раз тряпка, не позволявшая ему произнести сейчас ни единого слова.
— Я надеюсь, мы можем начать церемонию? — недовольно напомнил он о себе.
— Да, — кивнул я, с трудом сдерживая смех.
Гертруда только кивнула, подарив мне нежную, ласковую улыбку.
— Ну и замечательно!
Антвас приосанился, расправил плечи и вдруг даже стал казаться выше и красивее, чем прежде. Волосы у него, конечно, не отросли, да и водянистые глаза не стали ярче, но зато зычный, уверенный голос всем доказывал, что это истинный священнослужитель, чьим призванием является венчание пар, а не попытка содрать с них взятку за четырнадцать простых вопросов.
— Сегодня, — уверенно начал он, — новый союз формируют колдун и ведьма, прошедшие все четырнадцать испытаний и освятившие свой будущий брак перед небесами. Множество трудностей осталось позади, и впереди только добрая и светлая дорога! Они доказали, что способны быть бескорыстными и благородными, когда помогли старику, ничего не дожидаясь взамен. Их честность и искренность подтвердилась признаниями друг другу, тем, что они раскрыли секреты, которые многие прячут до самой смерти. В их семье есть место умеренной щедрости и бесконечной верности, вне зависимости от соблазна, который станет на их пути. Они доказали, что способны быть милосердными к врагу и справедливыми по отношению к нему и могут доверять друг другу, делясь и магией, и последним кусочком хлеба, и последним вздохом, если это будет нужно…