Русский немец

Да! Но ведь сегодня же воскресенье – 22 июня! Мама с бабушкой приготовят на обед что-нибудь вкусненькое: может быть – наваристый борщ, или курицу – с тушёной картошкой, или галушки – с капустой, а на десерт – сладкий штрудель… Пальчики оближешь! Я так это всё люблю!..

А завтрак у нас – чисто немецкий: кипячёное молоко с мамалыгой. Благо, что здесь, в Поволжье, кукурузы так же много, как и в том селе под Одессой, где я родился. Да и здесь, в Немецкой республике на Волге, мне тоже хорошо. Мы же все – немцы: папа с мамой, бабушка с дедушкой, я с братом. И вокруг нас – почти все немцы. И село Варенбург Куккуского кантона – тоже немецкое. И от Энгельса – столицы нашей Немецкой республики – не так далеко… А тот самый Энгельс – это же наш главный вождь. Он с бородой, но тоже немец – как и все мы. Только мы – без бороды… Его портрет всегда на демонстрациях носят – 7 ноября и 1 мая. Иногда – сразу четверых вождей на одном шесте: двое старших и двое младших. Карл Маркс с Фридрихом Энгельсом – и Ленин со Сталиным. И такая погода прекрасная у нас нынче на 1-е мая была: солнце, зелень уже – первая! У всех радость бурлила. И энергия какая-то – напор, что ли, жизненный: подпрыгни немножко – и по воздуху полетишь!..

Но все эти тихие полусонные размышления вдруг как ветром сдувает: Алька уже встал и сдёрнул с меня одеяло: «Быстрее, Пауль! Все уже встали!» Ну вот – я, видимо, опять последний. Даже совестно. Немного, впрочем… Да и спешить-то некуда. И папе сегодня на работу не надо: он учитель в школе…

Завтракаем не спеша – кушаем спокойно. Ох, какое вкусное молоко! Мы берём его у наших соседей. Коровы у них ходят – что твои генералы…

Бабушка с дедушкой уже ушли: с утречка во дворе прибираться… Домик у нас – на окраине села, маленький: на две комнаты всего. В одной (той, что поменьше) обычно спим мы – с братом Альбином (Алькой), в другой – все старшие. Она попросторнее нашей, но всё равно для четверых – маловата. Зато за домом – благодать: и цветы, и овощи, и фруктовые деревья – абрикосы, яблони, груши…

Папа взглянул на большой бак для воды, потом на меня и чуть брови поднял. А у меня уши прямо-таки вспыхнули – от стыда. Я же отвечаю за воду в доме: её всегда должно быть много! И как же я запамятовал – вчера вечером?! Заигрался с друзьями в футбол допоздна – так было здорово!.. Ну да ладно! Всё! Вперёд! Хватаю свое немецкое коромысло – и бегом по улице в сторону Волги. Там, у оврага, – большая водоколонка. Мишка, мой друг, всегда меня дразнит – из-за этого коромысла. А мне оно очень нравится: и для плеч выемка удобная, и вёдра на ремнях с железными крючочками так хорошо висят – ни капли не расплещешь. Я пробовал носить воду русским коромыслом – плохо получается: полведра сверху выплеснешь, пока донесёшь. А у Мишки с моим немецким коромыслом ничего не выходит.

Я задумываюсь на мгновение: ведь разницы-то никакой в том, что я – русский немец, а он, Мишка, – просто русский. Он зовёт меня Пашкой, и мне это имя тоже нравится. Это ведь всё неважно: мы же все – советские люди! В первом в мире рабоче-крестьянском государстве! У нас все люди равны! И в газетах пишут: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Помню, как хохотали гости (в прошлом году папа пригласил своих школьных коллег-учителей), после того как я внезапно брякнул (когда речь зашла о нашей немецкой школе): «Мама и папа – немцы, а я – русский!». Смеялись от души: они все – тоже немцы, в немецкой же школе-семилетке работают. И мой папа – тоже. Он, кстати, по-русски хорошо говорит, хотя и с заметным акцентом. Родился и вырос он в немецкой колонии под Одессой. И я там пошёл в первый класс и проучился целых два года. Четыре класса там окончил и Алька. Но школа-то там была русская. Вот поэтому мы все и говорим хорошо по-русски.

Почему мы в 37-м году переехали сюда, в Поволжье? Это я плохо понимаю – только догадываюсь. Папу там очень уважали: «Генрих Николаевич – то… Генрих Николаевич – сё…» Он же директором школы был. Мне показалось странным (даже смешным), когда один старик-сосед как-то сказал ему: «Ты, Генрих Николаевич, учитель от Бога!» Непонятно: ведь Бога же нет!.. Хотя, конечно же, я чувствовал: про папу сказали нечто очень хорошее. И несомненно – по заслугам: ведь у него стаж работы в школе – 25 лет, четверть века! Он родился в прошлом (XIX) веке – в 1896 году, выучился, выбился в люди ещё при царском режиме и в минуту отдыха иногда торжественно говорил нам с Алькой: «Вырастим вас, дадим хорошее образование, а мы с мамой будем тихонько жить – на мою учительскую пенсию…» Да… Наверное, я всё же чего-то не понимаю! А ведь уже 5 классов окончил. Большой вырос, почти взрослый – 13 лет…

Вода плещется, солнечные зайчики в ней пляшут и бликуют. Знойно и душно, солнце палит уже – хоть и раннее утро – нещадно. А мне нравится! Сухой жар от земли ползёт под холщёвые штаны на лямках. И мысли текут плавно – в такт моим шагам, без запиночки. Так легко и приятно ходить по этой дорожке – даже мелкие камушки не мешают ногам…

Так всё-таки: почему мы оттуда, с Украины, уехали? Мама сказала один раз: «Кому-то наш папа дорогу перешёл…» А потом пришло то письмо – от дяди Карла, папиного брата, из Одессы. Папа после этого просто почернел – как-то сразу. Мама всё ходила за ним – успокаивала. Оказалось, что двоих папиных братьев арестовали в родном селе и куда-то увезли. И писем от них не было: «без права переписки»… Это как? Наверное, им просто почтовых конвертов не дают? Ведь за руку-то не привяжешь, если человек захочет весточку домой послать? И они, дядья, все же не где-нибудь – на необитаемом острове – находятся, а в тюрьме – в каком-то, значит, большом городе. Однако – пропали: как в воду канули. И ни за что…

Вот дядя Карл и написал папе: «Чего ты ждёшь? Срочно уезжай, и подальше – на Волгу! А то следующим будешь ты!» Ну, мы и поехали. Всё бросили. И какое-то сковало нас всех тогда молчание – тяжёлое, страшное. Как будто в воздухе оно повисло. И время шло медленно-медленно – как в кошмарном сне. Всё чего-то боялись. Даже говорить – и друг с другом, и с окружающими, а особенно – с незнакомыми. Спали мы на полу, сидели на груде чемоданов, тюков, сумок. Ладно, что здесь, на Волге, в центре кантона (района), папина двоюродная сестра живёт – тётя Амалия. У неё мы и остановились – на первых порах. Папа долго в РОНО ходил – просил назначения на работу. Наконец, его направили сюда – в Варенбург. Правда, под жильё дали домик на окраине – маленький, неказистый, но зато огород при нём приличный – большой. Часть грядок на нём – это мой «ботанический уголок». Здесь я своими руками выращиваю разные овощи, и, надо сказать без похвальбы, – очень даже успешно. Особенно хороши у меня лук и тыквы. Все говорят, что из меня толковый агроном получится…

Но пора вернуться к реальной жизни!.. Сколько же я хóдок-то за водой сделал? Пять или шесть? За размышлениями всякими со счёта сбился. Вроде, уже все баки и бочки налиты. Ну, в последний раз схожу – чтобы и в вёдрах вода осталась…

А село наше – красивое. За ним – голубая лента Волги, за ней – яркие, зелёно-золотистые поля, ещё дальше – сухая жёлтая степь. Вдоль дороги – огромные тополя. Они посажены здесь ещё при царице Екатерине Великой. Между прочим, она ведь тоже – из русских немцев…

Село у нас очень чистое. И это потому, прежде всего, что все мы, его обитатели, чистоту любим и поддерживаем. Улицы сами подметаем, водосточные канавы регулярно чистим – они проложены всюду и ведут прямо к Волге. Кстати, в бывшей лютеранской церкви (кирхе) над алтарём можно ещё прочесть – по следам от сбитых букв: «Ehre Gott in der Höhe» («Честь Бога – в Высоком»). Как это понять? Неизвестно… Сейчас в этой кирхе – клуб. Когда кино привозят, мы всей компанией – Мишка, Тео и я – обязательно прибегаем сюда. Народу бывает – не протолкнуться! На экране – наши самолёты и танки: самые сильные в мире!..

Я, наверное, в танкисты пойду. А брат Алька (ему уже 16 лет) собирается в Горный институт поступать: вот папа и перевёл его в русскую школу. После немецкой-то школы – куда поступишь? Только – в местные вузы и техникумы. А в них только учителей и специалистов разных по сельскому хозяйству готовят. Скукотища!..