Схватка

— Выпроводите секретарей к е… э-э… хм, просто выпроводите, и ожидайте меня. Сейчас я подойду.

— Может быть, у господина архканцлера будут какие-то особые пожелания?

— Kompot хочу, — сказал я.

— Компот? — Слово это здесь не было известно.

— Варево из сушеных или свежих яблок или слив, или каких угодно фруктов или ягод. Не верю, что вы не знаете, что такое компот. Но если учесть, что в моем словаре вашего языка нет подходящего аналога… действительно не знаете.

— Я спрошу на кухне, в-ваше сиятельство. Мы варим муррет — сладкий напиток из трав и ягод. Обычно добавляем туда пшеничную крупу для большей сытности, получается варево густое и питательное. А можно добавить и овсяной муки — тогда варево будет еще гуще, и если простоит сутки, то затвердевает, и его можно резать ножом и брать в дорогу.

Тошнотворный аналог киселя, видимо. Что ж, придется научить их варить обыкновенный компот.

— Оставьте. Спрашивать ничего не нужно. Отпустите секретарей и ждите меня. Скоро я подойду.

Блоджетт откланялся.

Я еще раз прогулялся по кабинету, посмотрел на кота и широко распахнул дверь на нижние этажи.

— Если захочешь в туалет — там, внизу, он имеется. И не вздумай гадить здесь, крендель!

— Уа-а-ар!

Что ж, вот и окончен первый день на посту архканцлера. Прошел он нервно, грубо, но достаточно плодотворно, если учитывать возможную отсрочку по выплате дани и то, что я дважды избежал смерти. Итог? Пока — не слишком утешительный. Выплата дани ложится на меня тяжким бременем, и не менее тяжко сознавать, что Алых Крыльев пытаются выжить из Варлойна, чтобы открыть дорогу к перевороту на имперском балу.

Сунув палочку мертвожизни в карман, в пару к кастету, я поразмышлял с минуту и повесил на грудь знак архканцлера; толстая золотая цепь легла на шею, как воловье ярмо. Пройдусь по Варлойну при параде, пусть видят меня и знают, что я никого не боюсь. Именно поэтому я не стал брать с собой гладиус. При моей должности таскать грубый меч без ножен — моветон и явный сигнал к тому, что я ожидаю нападения. Нет, будем действовать нагло. Сомневаюсь, что кто-то решится напасть на меня непосредственно в коридорах имперской резиденции. До сих пор меня пытались убить исподтишка, и, полагаю, так будет и впредь.

В парке не было и следа гвардейцев. Ох и скверный знак. Солнце клонилось к закату, окрасив тревожным пурпуром облака.

Я вышел в коридор и тщательно запер дверь. Блоджетт поджидал меня за секретарской конторкой — сооружение было старое, шаткое, с вытертым сливовым лаком — в общем, точная копия старшего секретаря. Конторки младших секретарей у стен, а так же скамьи для посетителей с уложенными на них мягкими заплатанными подушками были пусты. Закатное солнце сквозь окна-бойницы бросало на потертую кирпичную стену красноватые лучи.

Коридор-приемную я запер не менее тщательно и положил оба ключа в бездонный карман штанов. Разумеется, никаких Алых в коридоре не оказалось.

Мы двинулись по переходам Варлойна, меж пустых каньонов стен, тусклых зеркал, поблекшей позолоты и линялых гобеленов и множества запертых высоких дверей. Блоджетт шел впереди и чуть сбоку, мне казалось, я слышу, как скрипят его суставы. В оформлении Варлойна, по крайней мере, той части, где мы сейчас находились, преобладали гнетущие темные тона. Кое-где стены были увешаны портретами. Живопись, хотя и не слишком искусная, была тут в чести. На картинах и гобеленах виднелся густой покров пыли. Передо мной проходили владыки и владычицы Санкструма, разнообразные герои с лицами одухотворенными и благородными, как и водится на парадных портретах… Ба, а вот рыцари побивают беловолосых конников! А вот гобелен, на котором беловолосые уныло бредут в голубые дали, скованные попарно тяжелой цепью. Хе, гобелен рассечен ударом. По-моему, тут прошла Атли… Да, некогда Санкструм побивал Степь, но эти времена давно миновали, и теперь Степь готова побить Санкструм… Но все еще может вернуться на круги своя, если некий архканцлер приложит заметные старания, а ему будет сопутствовать капелька удачи.

На пути изредка случались придворные и слуги. Завидев меня, те и другие тут же кидали поклоны, подметая грязный пол плащами и накидками, и нервно прижимались к стенам, словно по коридорам дворца шествовал не человек, а, как минимум, тигр. Все, все они знали, как выглядит новый архканцлер из газеты.

Я старался запоминать повороты. Назад пойду один. Ну, не один — с хмельным приятелем, и не пойду, а потащусь. В целом, покои Варлойна производили впечатление заброшенных давно и тщательно. Окна были узкие, витражные, запертые, и старый пыльный воздух усиливал впечатление старости и запустения. Кое-где витражные стеклышки были выбиты, и я, пересекая световые лучи, вспомнил о теории разбитых окон. Если выбитое окно вовремя не починить, они — выбитые окна — начнут размножаться, и так до тех пор, пока в здании не останется ни единого целого окна. Примерно то же самое происходило со всем Санкструмом. А заброшенность Варлойна говорила ровно об одном — деньги, поступавшие в казну, расходились куда угодно, только не по назначению, да и денег-то этих с каждым годом становилось все меньше.

Мы приблизились к высокой арке, которую охраняли пара мраморных потрескавшихся львов и четверо солдат. Это были высокие ражие молодцы в надраенных кирасах и алых плащах, вооруженные алебардами. По крайней мере, тут ребята капитана Бришера все еще несли службу. Все они были рыжеватыми, кое кто — с конопушками. Действительно, очень похожи на шотландцев.

— Имперская часть! — шепнул Блоджетт.

— Тут живет император?

— Д-да! Экверис Растар, да благословит его Свет Ашара!

— Угу… А потом догонит и еще раз благословит…

Мы беспрепятственно пересекли арку и небольшой зал, и вошли в покои покрупнее; с купола потолка на нас изумленно взглянули лица местных святых. Помещение было заполнено великим множеством суетящихся людей. Сверкало серебро и золото, блестели ордена, тут, наверное, собралась половина придворных Варлойна. Кое-кого я уже знал. Познакомился с ними утром. Тусклый свет из окон, слабо тлеют светильники… В тяжелом воздухе слоями плавают спиртовые запахи разнообразных лекарств.

— Приступ… приступ… У императора приступ! — гуляет от головы к голове.

Дела… Скверно мне придется, если император помрет в первый же день моего архканцлерства.

Глава шестая

Впереди распахнулась массивная золоченая дверь, в зал выглянул богато одетый, обильно бородатый человек с золотым огромным ключом на груди. Карабас Барабас, сходство идеальное.

— Следующий лекарь! — выкрикнул зычно.

— Главный камергер Накрау Диос, — прошептал Блоджетт.

Камергер — это управитель, ведающий королевскими покоями. Накрау Диос не приходил сегодня ко мне засвидетельствовать почтение, и я справедливо отнес его к тем, кто желает моей смерти. Все прочие, кто явился ко мне на прием, были шушерой, которой я мог не опасаться. Шушера, собравшаяся в имперских покоях, и сейчас взирала на меня в превеликом страхе. Я был для них, все же, величиной неизвестной. С одной стороны, фракции распространили слухи, что я кровожадный маньяк, с другой — сам я в газете расписал себя как чуткого гуманиста. Ну а с третьей — все, кто побывал в моем кабинете сегодня, имели счастье лицезреть ужасного кота-убийцу, так что, полагаю, придворные склонялись к версии о кровавом маньяке.

Я начал движение к дверям имперских покоев, и люди принялись расступаться передо мной.

Из-под локтя камергера выскользнул тип в серой мышиной накидке. К груди он прижимал объемистую кожаную суму, откуда торчал медно сияющий раструб. Явный врач, клистирная трубка. Камергер поднял руку, и перед ним сразу же выстроилась шеренга людей в серых, белых и синих накидках. В руках они сжимали разнообразные врачебные инструменты. Пока Накрау Диос думал, какого врача выбрать, я нагло подступил к самым дверям и бросил взгляд в покои Эквериса Растара.