Страница 79 из 98
— Вечер в Илиси, — Ром неожиданно подхватил меня на руки, и я взвизгнула, обхватив его шею. — Люди выплёскивают помои.
Героически пачкая сапоги, он шагал по нечистотам со мной на руках. Узкая улочка не оставила шанса обойти эти «подарки», а я чувствовала себя легко и очень уютно в объятиях Рома. Неправильный момент, которого быть не должно, но он случился, и о причинах думать совсем не хотелось. Смотрела в тёплые карие глаза одного из лучших мужчин, немного завидуя его возлюбленной. Придёт время, и Ромео с нежной улыбкой подхватит её на руки, а я в этот момент буду нажимать на спусковой крючок револьвера, чтобы услышать предсмертный вопль сбрендившей дочери бездны.
— Собор? — я удивлённо изогнула бровь, когда на фоне неуместных фантазий и симпатичного лица синьора Ландольфи возник серый архитектурный ансамбль. — Серьёзно? — нервно хихикнула. — Хочешь, чтобы я помолилась?
— Хочу побыть с тобой и верой наедине, — он аккуратно опустил меня на землю и, крепко сжав мою руку, повёл по широкой лестнице вверх, к входу в святейшее место.
Переступив порог собора, забыла, как дышать. Серая блеклая громадина внутри оказалась невероятно красивой. Просторный холл, где располагались крючки и полки для верхней одежды, расписан фресками с изображением ангелов. Картинки напомнили мне о Сальваторе, но в сердце не дрогнула струна любви. О, Велики Брат… У нас ведь с Торе только начало всё налаживаться, а меня снова взяли в оборот сомнения. Оставив пальто и палантин на вешалке, резко выдохнула. Никогда не бывала внутри соборов, и волнение щекотало душу.
— Не переживай, — Ром снова взял меня за руку, — вечерняя служба закончилась, людей нет. Побудем здесь немного, но если тебе станет неуютно — скажешь, и мы уйдём.
Уверенность в густом баритоне и мягкий взгляд лекаря облегчили мои страдания. Я больше не думала о помпезности этого места, забыла про ангелов над головой и, вдохнув ароматы благовоний и воска, проследовала за синьором Ландольфи в главный зал. Сотни горящих свечей подарили ощущение того самого умиротворения, о котором говорил Ромео. Я даже почувствовала взгляд Великого Брата на себе, когда усаживалась на лакированную лавочку в первом ряду. Убранство святейшего места нескромное — золото, красное дерево, искусная роспись под потолком и на стенах. Здесь даже тишина пела о вере и богатстве человеческой души.
— Собор — это символ, Амэ, — голос лекаря прокатился мягким эхом по огромному залу. — Снаружи он серый и неприглядный, но тем, кто входит сюда, раскрывается красота веры. — О чём бы ты попросила Великого Брата?
— Не знаю, — пожав плечами, повернулась к Ромео. — Мне нравится быть Амэно Гвидиче, но я устала не понимать. Я… снова запуталась, — из глаз хлынули слёзы.
Мне не было плохо, я не жалела себя — просто место такое. Соборная атмосфера заставила распуститься тугой узел нервного напряжения, и вместе со слезами из меня утекали боль, обида, усталость и фальшивые чувства.
— Возьми, — Ромео достал из кармана пиджака белоснежный носовой платок и протянул его мне. — Не люблю, когда ты плачешь, но сейчас нужно.
Оказавшись в бережных, но крепких объятиях Рома, я продолжила тихонько рыдать. Перед глазами плыли размытые свечные огоньки, а тёплые губы лекаря на моей макушке помогли не сорваться в истерику.
— Почему ты? — шмыгнув носом, промокнула щёки платочком. — Почему не Сальваторе сейчас обнимает меня в соборе Великого Брата? Почему не он привёл меня сюда, чтобы помочь разобраться в наших чувствах? Почему?..
— Дурак он, Гвидиче, — неожиданно заключил лекарь. — И я дурак… Но хватит реветь, — я получила лёгкий щелчок по носу. — У меня есть кое-что для тебя.
Он снова запустил руку в карман пиджака, но на этот раз я получила не очередной носовой платок — Ромео надел мне на палец кольцо. От неожиданности я подавилась словами — правильными и не очень — и выдала что-то нечленораздельное. Синьор Ландольфи старался не улыбаться, но уголки его губ так и ползли вверх. Наверное, я выглядела смешно, но весело не было. Золотой, явно старинный перстень с мерцающим синим камнем в обрамлении прозрачных, чистых, словно слёзы, кристаллов — фамильная драгоценность, не меньше.
— Ром, я не могу взять… — хлопнула ресницами и попыталась снять украшение с пальчика, но лекарь спрятал мои руки в своих ладонях.
— Это кольцо моей матери. Хочу, чтобы оно напоминало тебе обо мне… Где бы и с кем ты ни была.
— У таких вещей совсем другое назначение, — кажется, в соборной тишине я слышала гулкий бой собственного сердца. — Стоит подарить кольцо той, что украла твоё сердце.
— Ей и дарю.
О, Сильван! Да, простит мне Великий Брат мысли о козлоногом в этом святейшем месте. Я — та самая синьорина, в которую влюбился Ромео?! Быть не может… Как не заметила? Считая нашего лекаря заядлым бабником, совершенно не придавала значения флирту между нами, считая это явление безобидной, лёгкой шуткой.
— О, Сильван… — согрешила ещё раз.
— Сотни раз врал женщинам о любви, испытывая только похоть, но иногда задумывался, что скажу своей единственной, когда встречу её. Серенады — не моё, — Ромео подарил мне грустную улыбку, — а три важных слова, произнесённых вслух, останутся эхом в памяти. Я бы сказал поцелуями, страстными ночами, — провёл пальцем по моим губам, и я закрыла глаза, качаясь на волнах тихого баритона, — но, увы, это невозможно. Ты сделала осознанный выбор, когда заклинание перестало связывать вас с Сальваторе. Я должен принять это, но не признаться не мог. Прости.
— Ром… это же настоящее безумие, — прошептала. — Тор знает? А Мими?
— Мими знает, мы с ней поговорили откровенно. Вертихвостка, конечно, но умная девчонка — всё поняла правильно. Сальваторе?.. — лекарь поднял брови. — Он знал с самого начала. Я уже говорил, что однажды мы чуть не подрались, говоря о тебе.
— Я разрушила вашу дружбу? — во рту собралась горечь догадки.
— Нет, — Ромео отрицательно замотал головой. — Сальваторе сам всё разрушил.