Отражение тайны

– Давайте кошку и топор, – нарочито небрежно сказал шкипер, – пока вы топчетесь, схожу, сам гляну, что там и как.

Этим он приободрился, почувствовав, как уходят тревоги и суеверный страх. Ну, корабль. Ну, огромный. Из каких-то дальних неведомых земель. Мало ли что на свете случается? Может быть, где-то там, ближе к краю, где рождается Снег, есть неизведанные земли, где строят такие вот корабли.

С детства шкипер, как и любой другой житель Снега, знал, что мир начинается с Великой Темени, откуда приходят снежные валы, которые наполняют море, текут по миру, а после проваливаются за край Великой Бездны, которой мир заканчивается. К Темени он не ходил, но знал, что до неё больше, чем сотня дней пути. Флотилии, ушедшие к Темени, возвращались редко. На десяток ушедших кораблей приходилось один-два, вернувшихся обратно. И выжившие матросы рассказывали про ужасы голодного плавания, про то, как постепенно тускнеет свет и воздух наполняется таинственным гулом и свистом, которые становятся день ото дня сильней. И то, как ночь становится неодолимой, потому что из Темени на снежный простор вырываются ветра настолько ужасные, что движение вперед становится невозможным. На картах это выглядело как неровная линия, очерчивающая границу мира.

Зато шкиперу в молодости удалось попасть в экспедицию к Великой Бездне, к другому краю мира. В то плавание он ушел палубным матросом, а вернулся мачтовым старшиной. Потому что именно его отвага и смекалка спасли корабль от верной гибели, когда ветер занес их на такую волну, каких быть просто не могло, и откуда открывалась страшная пропасть, в которую падали и падали снежные валы. Папаша Ло, которому в ту пору это имя совершенно не подходило, первый вышел из оцепенения и пошел наверх, снимать паруса, а за ним потянулись другие. В итоге, потеряв два из четырех полозьев, корабль сумел развернуться. Его удалось отвести от пугающей бездны. Шкипер запомнил её на всю жизнь. Огромный, от горизонта до горизонта, голодный рот, распахнутый в вечном крике, поглощающий весь снег их мира, а заодно и сам мир.

Накинуть линь с трехлапым якорьком на фальшборт таинственного корабля ему удалось лишь с третьего раза. Первым взобрался самый молодой матрос и скинул сверху веревочную лестницу. Шкипер пошел вторым, за ним старшина ловцов, потом уже остальные. Внизу остались лишь помощник и двое матросов, на случай всяких неожиданностей.

Когда они вскарабкались наверх и собрались у борта, оглядываясь на кажущуюся отсюда игрушечной скорлупку «Пеликана», шкипер поднял руку, требуя внимания.

– Думаю, здесь никого нет. И уже давно. Смотрите, всё вымерзло! И это никакое не чудище, а просто корабль. Потому – меньше страха, больше любопытства, держитесь настороже. Может, здесь найдется много чего ценного и интересного. Я имею в виду не только монеты и всякие безделушки. Трое на бак, трое на ют, двое со мной в трюм.

Уверенные и понятные всем распоряжения сделали своё дело. Люди перестали дрожать и ожидать каждую секунду какой-то страшной кары за вторжение. Как только помощник отправил им заправленные керосином фонари, они приступили к поиску. Возможно, в жизни матросов это был самый захватывающий поиск со времен детства, когда на чердаках покинутых прибрежных хижин они, тогда ещё мальчишки, искали сокровища морских кочевников. Или когда лезли, пугаясь каждого звука и даже собственного дыхания, в каменные пещеры, где на стенах углем и сажей были нарисованы странные фигуры.

Корабль был одновременно и чердаком и каменной пещерой. Тем миром грёз, который приходит во снах, когда страх переходит в любопытство, любопытство в искус, а искус в ощущение счастья.

Здесь отсутствовали запахи. Люди тоже отсутствовали. Хотя когда-то явно пребывали на корабле, о чем сообщала то оброненная курительная трубка странной формы из неведомого красного дерева, то длинный рыбацкий нож, воткнутый в разделочную колоду, да там и оставленный. Ещё следы рук на якорном вороте, точно такие, какие образуются на колодезных воротах. Гладкие, отполированные множеством прикосновений. Шкипер представил себе эту картину: дюжина матросов, вертящих ворот, чтобы поднять гигантский якорь. Только цепь обрывалась, никакого якоря теперь не имелось и в помине, что было к лучшему, иначе корабль давно ушел бы на дно. С кормы доносились короткие возгласы. Матросы постепенно обрастали уверенностью и деловитостью.

– Смотри! Что за инструмент? Хитрая штука! – восклицал кто-то, подняв над головой странный прибор, какую-то зрительную трубу с прикрепленной к ней полукруглой шкалой.

– А это что? Оружие? – другой матрос недоверчиво тянул странную узкую лопату, какой-то длинный шест с широкой лопастью.

– Вот оружие! А у тебя деревяшка какая-то, – третий со свистом рассек воздух потускневшим стальным клинком с наборной рукоятью.

Находки будоражили. Все втайне начинали думать о таинственных сокровищах, находящихся в недрах корабля. Эта мысль легко читалась в глазах матросов и в их всё более уверенных жестах. Но шкипер искал нечто иное.

Крюйт-камера. Орудийная палуба. Пушки с горками ядер и с банниками, уложенными на специальные полки вместе с ветошью и сосудами с притиркой. Он видел такое лет двадцать назад, во время войны с Полосатыми Островами. Ему пришлось участвовать в тех схватках в должности младшего канонира. Вот и ещё доказательство, что экипаж тут, несомненно, был. И это никакие не демоны, а простые люди, сродни его матросам. Промасленная тряпица с отпечатком чьей-то пятерни. Шкипер приложил свою пятерню и усмехнулся:

– Моя-то побольше будет!

На полу ни одной царапины от орудийных полозьев. Значит, корабль не принимал участия в боях. На стене какая-то картинка, чьё-то лицо в обрамлении белого сияния, какие-то слова. Странно, но слова казались знакомыми, просто написанными какими-то невероятными буквами.

– Эй, Боно, ты у нас ученый, частенько забегаешь к хранителям. Иди-ка сюда! – позвал он старшину ловцов. – Как по-твоему, что это такое?

– Да он там чаще настойки познает, чем что-то ещё, у него дружок водится, что умеет настойки делать, вот и вся наука! – осклабился кто-то из матросов.

– А вот рыло начищу, тогда и узнаешь, каким наукам я обучен, – без злобы пообещал старшина ловцов, а после изумился: – это же старые письмена! Так писали морские кочевники!

Некоторые буквы были знакомы, а некоторые представлялись бессмысленными закорючками. Но всё же спустя время они смогли прочесть первое слово.

– Хранитель. Так написано. Наверное, это их Бог или ангел, которого просили о заступничестве в долгом плавании!

– Смотрите, Папаша Ло! А это морские карты!

Ловец высыпал на широкий стол несколько бумажных свитков, где изображались очертания суши, расчерченные на квадраты. Вот только очертания были совсем незнакомыми.

– Не наш мир. Другой, – сказал шкипер.

– Так они что же? Действительно приплыли из другого мира? А это их земли, их острова, их моря?

– Наверное. Прихвати с собой. Идем дальше.

– Я-то прихвачу. Но только мне здесь не нравится, – неожиданно насторожился ловец.

– А кому тут и что может понравиться? Другой мир. Другой корабль. Всё другое.

– Не в этом дело, капитан. Корабль шевелится. Будто оживает. Слышите?

– Это просто ветер. Но парусов на мачтах нет. Одни лохмотья.

– Да, но корпус слишком большой, ветер его трогает и потихоньку раскачивает. Чувствуете?

– Хорошо, пойдем быстрее. Если он провалится в море, никогда себе не прощу, что не попытался понять все его тайны. А вот и то, что я искал. Капитанская каюта.

– Думаете, там сокровища?

– Я в этом уверен! – воскликнул шкипер, выковыривая замок широким рыбацким ножом. А когда дверь распахнулась, благоговейно выдохнул: – Вот они!

– Что? Что там? Монеты? Камни? – протиснулся вслед за капитаном третий участник их маленького отряда, услыхав слово «сокровища».

– Нет. Книги.

Шкипер обвел каюту взглядом. На стене висел портрет. На этот раз не бога, не ангела, а простого смертного, вероятней всего, портрет капитана корабля. Это был человек, чем-то похожий на шкипера. Такой же прищуренный чуть уставший взгляд, такие же выцветшие брови. Только цвет лица темнее. Капитан был изображен сидящим в кресле посреди цветущего сада. А сад был под стать райскому. Солнце заливало зеленую лужайку, на которой выставили круглый стол с резными ножками. С пушистого остролистного дерева свисала ветка, на которой сидела раскрашенная во все цвета радуги птица с длиннющим хвостом и хохолком на голове. Шкипер никогда в жизни не встречал ни таких деревьев, ни таких птиц. Ни такого яркого солнца.