Время для перемен

– Господин Одинцов, я, конечно немец… – с оттенком обиды сказал фон Эссен, – но я русский немец, и при этом подданный ее Императорского Величества государыни-императрицы Ольги. Принесенная мною присяга – это не пустой звук, и я буду верен ей до последнего вздоха.

– Браво, Николай Оттович, – неожиданно сказал Новиков, – примерно такие слова я и ожидал от вас услышать. Думаю, что вы с нами одной крови, так что добро пожаловать на борт. И не обижайтесь на Павла Павловича – он задал вам вопрос, который обязан был задать, при этом ничуть не сомневаясь в сути вашего ответа.

– А если бы я дал господину Одинцову совсем другой ответ? – набычился фон Эссен. – Что тогда? Вы отдали бы меня в руки вашей ужасной имперской безопасности, как этого… врага русского народа и государыни Ольги?

– Совсем нет, – покачал головой Новиков, – и в первую очередь потому, что вы никакой не враг народа. В общей вашей преданности государству российскому и государыне Ольге никто не сомневается. Просто вас убрали бы с Балтики на Черное море или Тихий океан – только и всего. Войну-то мы собираемся вести не против немецкого народа и даже не против германского государства, а против амбиций одного кайзера, который решил, что чудовище, созданное гением Бисмарка, способно поглотить весь мир. Надеюсь, вы меня поняли? Впрочем, вам пока не поздно передумать…

– Нет уж, – сказал адмирал фон Эссен, – я не буду ничего менять, пусть все идет как идет. Принесенная мною присяга сильнее голоса крови, тем более что и сам я немец только наполовину, а наполовину русский по матери, и женат тоже на русской – а стало быть, дети мои еще более русские, чем я сам…

– Полноте, Николай Оттович, – благодушно произнес Одинцов, – русскость не определяется процентом русской крови; скорее, это состояние души. Вон стоит великий князь Михаил, по духу человек стопроцентно русский, а по крови почти чистый немец. Не в этом дело…

– А в чем же? – не удержался от вопроса фон Эссен.

– В том, что все оставшееся до начала войны время вы будете готовиться к тому, чтобы по получению соответствующего приказа завоевать полное и безоговорочное господство в акватории Балтийского моря, – сказал Одинцов. – Вы – один из самых талантливых флотоводцев и харизматичных командиров, какие только есть на русском флоте. Если вам будет чего-то не хватать для победы – стоит сообщить об этом любому из нас, и мы приложим все усилия для того, чтобы исправить ситуацию. Николай Оттович, вы меня поняли?

– Да, господин Одинцов, – кивнул адмирал фон Эссен, – понял. А сейчас разрешите идти, я хочу как можно скорее осмотреть эти ваши замечательные линкоры и вообще приступить к исполнению своих новых обязанностей.

– Идите, Николай Оттович, – кивнул Одинцов, – мы на вас надеемся.

И контр-адмирал фон Эссен пошел… точнее, поехал прямо на Балтийский завод. Ну, не совсем прямо, а через специальное портняжное заведение, где обычно обшивались старшие офицеры и адмиралы из-под Шпица; там всего за четверть часа пожилой еврей-портной привел его мундир в соответствии с новым званием, посетовав при этом, что вообще-то того, ай-вей, его превосходительству необходимо построить новое, с иголочки, обмундирование, а то это уже весьма поистрепалось… Отмахнувшись от докучливого работника индпошива, адмирал рассчитался, сел в коляску и через некоторое время наконец добрался до Васильевского острова, где располагался Балтийский завод. А там… Николай фон Эссен впервые столкнулся с особенностями функционирования режимного предприятия. На проходной, прочитав сопроводительные документы, его попросили немного подождать и куда-то позвонили по телефону. При этом адмирал отметил, что, помимо вахтера, изрядно напоминавшего отставного кондуктора-сверхсрочника, тут присутствует вооруженный караул, бдящий, но ни во что не вмешивающийся. Прошло совсем немного времени – и из глубин завода появился офицер в черной кожаной тужурке, который представился подпоручиком имперской безопасности Алексеем Синявиным.

– Теперь, ваше превосходительство, – сказал он, – с этого момента и до того мига, пока вы не покинете территорию нашего завода, я – ваш Вергилий, проводник через все уровни секретности. Нас уже предупредили о том, что мы должны раскрыть перед вами все особенности и конструктивные секреты этого типа кораблей…

– Молодой человек, – сказал фон Эссен, глядя на госбезопасника с высоты своих сорока семи лет, – как бы я мог командовать этими кораблями в бою, если бы не знал их особенностей и конструктивных секретов?

Впрочем, вопрос был риторическим. Достроечные стенки Балтийского завода тянутся вдоль берега Большой Невы, при этом территории верфей Галерного острова и Нового Адмиралтейства располагаются на другом берегу реки, прямо напротив самого завода. Конечно, во время работ корпуса линкоров драпируются от взглядов досужих глаз полотнищами брезента, но эта защита не идеальна. А потому многие секреты новейших линкоров оказываются для публики, плавающей по Неве туда-сюда на пароходах, что называется, секретами Полишинеля. Одно дело – «бородинцы», классическая компоновка которых повторяет компоновку девяноста девяти процентов других русских, германских, британских и французских броненосцев (а их «папа», то есть прототип «Цесаревич» и вовсе родом из Франции), и совсем другое – новейшие карманные линкоры типа «Гангут-2», у которых секретом должен быть даже сам силуэт корабля. Агенты британской военно-морской разведки зарисовали и даже сфотографировали общую компоновку ошвартованных вдоль реки корпусов, на некоторые снимки даже попал момент, когда краном в массивную башню главного калибра устанавливали двенадцатидюймовое орудие (причем две пушки той же башни уже находились на своих местах). Именно по причине такой открытости адмирал Фишер имел все основания подозревать, что зачатый им по случаю гадкий утенок по имени «Дредноут» так никогда и не превратится в прекрасного лебедя.

Тем временем господин Синявин представил прославленного адмирала надзирающему на Балтийском заводе за постройкой кораблей старшему помощнику судостроителя Ивану Боброву и консультанту – капитану второго ранга Константину Синельникову. С Иваном Бобровым все было ясно. Юноша совсем недавно закончил кораблестроительное отделение морской академии и теперь был очень горд, что ему доверили ассистировать такому корифею кораблестроительной науки как академик Крылов. Да и об истинной сущности «консультанта» адмирал фон Эссен догадался сразу – несомненно, это был пришелец из будущего, который даже не пытался скрывать перед окружающими свою «инаковость». И тут же «пришелец» удивил Николая Оттовича, сказав, что давно его ждет. Мол, основные узлы и механизмы уже установлены на свои места – и теперь пришло время объяснять практику (то есть адмиралу фон Эссену), что и как на этих кораблях будет работать в бою.

По Балтийскому заводу, где у достроечных стенок стояли почти готовые к испытаниям «Гангут» и «Петропавловск»[2], они все эти дни так и ходили вчетвером. И тут оказалось, что основные секреты у так называемых карманных линкоров все же скрываются внутри. Например, схема бронирования. Адмирал Эссен прежде такого никогда не видел. Двухслойная разнесенная броня не просто висела мертвым грузом поверх обшивки, как на броненосцах предыдущих серий, а была встроена в силовой набор корпуса, при этом ее отдельные листы не крепились к стрингерам и шпангоутам болтами, а скреплялись между собой шпонками типа «ласточкин хвост». Четыре дюйма внешней брони, десять дюймов межброневого зазора, заполненного сотовой панельной конструкцией из металлического листа, и десять дюймов внутренней брони главного пояса прикрывали борт от первой до последней башни и с обеих сторон замыкались десятидюймовыми броневыми траверзами. Защита, как объяснил кавторанг Синельников, на вырост, достаточная для противостояния четырнадцатидюймовым[3] бронебойным снарядам. В оконечностях бронирование было однослойным, постепенно утончаясь с четырех до трех дюймов. Вполне достаточная гарантия от поражения фугасами всех калибров и вызванных этим обширных затоплений.

2

Броненосец типа «Полтава», прежде носивший имя «Петропавловск», в ноябре 1905 года в сильном тумане на подходе к проходу на внутренний рейд Порт-Артура на полном ходу напоролся на затопленный в феврале 1904 года корпус парохода «Хайлар». После осмотра авторитетной комиссией восстановление стремительно устаревающего броненосца сочли нецелесообразным и после того как корабль сняли с искусственной мели, его подвергли вивисекции. Артиллерию, включая башни двенадцатидюймового калибра, обратили на создание береговых батарей, а корпус, набор которого оказался сильно поврежден, просто разобрали на металл.

3

На самом деле даже шестнадцатидюймовый снаряд пробьет такую броню только с самых коротких дистанций, на которых он летит параллельно воде с почти нерастраченной начальной скоростью и вонзается в защиту строго под девяносто градусов.