Страница 3 из 16
Княжеский Океанографический музей мне неинтересен. Я предпочитаю посмотреть, что такое монакский Экзотический сад. Узкие дорожки вьются серпантином по склону скалы, нависающей над Монако-Виллем, вьются между каменистых уступов, покрытых десятками, сотнями сортов кактусов: крошечных, словно крокусы, и многометровых, подобных деревьям, плоских и шаровидных, гладких и усыпанных тысячами игл, безжизненно-восковых или усеянных самыми причудливыми цветами всевозможных оттенков – от белоснежного до оранжево-кровавого.
– That is the Paradise, that is real earthly Paradise, John![5] – восторженно восклицает женский голос за моей спиной.
Я оглядываюсь. Это элегантная дама лет пятидесяти из маленькой группки английских туристов.
– John, please… Do you hear me? Stop, darling![6] – командует она, и Джон, круглощекий шестидесятилетний джентльмен в идеально отглаженных белых штанах и небесно-голубой рубашке, послушно останавливается. – Джон, милый, стань сюда. Нет, ближе. Ближе вот к этому кактусу. Хорошо. Теперь, дорогой, протяни к нему руку. О, нет, Джон! Не прикасайся – кто знает, вдруг он ядовитый?! А если и нет, ты можешь занозить руку. Так, так, хорошо. Отступи на шаг и улыбнись. Ну зачем так неестественно-широко?! Джон, прекрати паясничать! Отлично, Джон! Смотри на кактус. Джон, я снимаю – смотри на меня. И на меня, и на кактус. Почему не можешь? Ты что, не хочешь на меня смотреть? Тебе больше нравится кактус? Какое любезное признание с твоей стороны. Джон, милочка, да, так. Замри! Отлично! Снимаю. Все, можешь идти. Джон! Ты меня слышишь?
Неприлично все время оборачиваться, но я не удерживаюсь и опять бросаю взгляд назад. Дама вертит фотоаппаратом перед Джоном. У него веселая, добрая улыбка, живая и ироничная, в глазах, словно прячущихся за гладкими розовыми щеками, посверкивают озорные огоньки. Какой милый диккенсовский мистер Пиквик! Наши глаза встречаются. На мгновение я отвожу взгляд, но поднимаю вновь:
– Excuse me, – нерешительно начинаю я, – may I ask you…
– Surely, surely! With great pleasure! – отвечает он радостно сочным баритоном, не давая договорить и забирая из моей полупротянутой руки фотоаппарат. – Where do you prefer? Here or there? No difference? May be here? Okay? Why no flash? May be, once more? Okay? Look, please. It is pretty, is it?[7]
Несколько сконфуженная строгим взглядом его супруги, я благодарю невнятно и не столь сердечно, как хотелось бы.
Мы расходимся в разные стороны. Прощайте, прощайте, милый, улыбчивый мистер Пиквик! Свидимся ли мы еще? Вдруг наши пути вновь пересекутся на извилистых, словно лабиринты судьбы, улочках Ниццы? Кто знает… Сделанная вами фотография когда-нибудь напомнит о вашей сердечной веселости и окажется единственным свидетельством того, что мое пребывание в этих краях не было фантазией или иллюзией. На всех других фото запечатлятся платаны, пинии, кипарисы, виллы, площади, улицы, церкви, горы, море, небо и даже фрагмент небесно-голубой рубашки невысокого плотного джентльмена, уходящего вслед за своей решительной супругой, но, как ни грустно, не будет меня, даже моей тени – только направление моего взгляда, искаженное или откорректированное оптическим устройством фирмы «Canon». Останутся в моем фотоаппарате и усеянные кактусами каменистые склоны Экзотического сада, и панорама Монако, снятая с узкой галереи-балкончика, нависающего на высоте птичьего полета над игрушечным княжеством, уместившимся целиком в маленькой подковообразной бухте и прославившимся на весь мир не этой бухтой, не этими кактусами, не этим земным раем, а практически неразличимой точкой на противоположном берегу миниатюрного мыса – точкой под названием «казино».
Слово «казино» не слишком будоражит мое воображение. Я чувствую себя искушенным человеком – ведь я видела казино в Висбадене и Баден-Бадене. Что же изменится, если увижу еще и казино в Монте-Карло? При всей моей склонности к нелепым авантюрам мысль сыграть в рулетку никогда не вызывала никакого энтузиазма. Может быть, такое безразличие – только скрытое чувство самосохранения, боязнь открыть в себе новую страсть? Так или иначе, но самой азартной в моей жизни была игра с нянькой в подкидного дурака, когда я, пятилетняя, отлеживалась из-за очередной ангины в постели. Я с удовольствием оставалась в дурачках, тем более что никто и не думал покушаться на заветные копейки, опущенные в прорезь гипсовой копилки… Но быть в Монако и не поглядеть на тамошнее казино было бы странно.
Путь к пляс дю Казино оказался недолгим. Но странно – то тут, то там среди яркой субтропической зелени виднелись рекламные плакаты с мертвенно-бледным женским лицом (напоминавшим больше всего родченковский фотопортрет Лили Брик на обложке поэмы Маяковского «Про это») с огромными черными глазами, с приоткрытым, словно для укуса, ртом, вызывающе кричащим экзотическими здесь, в Средиземноморье, печатными русскими буквами: «Удиви меня – если сможешь». Я шла по широкому бульвару, ежеминутно встречая взгляд этих огромных глаз, бросающих вселенной свой бессмысленный вызов.
Чем ближе я подходила к круглому, стеклянным куполом ниспадающему фонтану, замыкающему бульвар, тем теснее и многолюднее становилось вокруг. Самоуглубленно-сосредоточенные японцы, подстриженные под одну гребенку китайцы, гортанно-визгливо окликающие друг друга, оглушающе-громкие испанцы, отрывистая речь немецких туристов, напоминающие жонглеров непрерывно жестикулирующие итальянцы – какое-то вавилонское столпотворение всех жаждущих запечатлеть на снимке лежащую внизу, словно на ладони, площадь с рулеточным овалом зеленого газона посреди, вдоль которого, церемонно совершая круг почета, подъезжают, паркуются и отъезжают шикарные авто, проплывая мимо зала Гарнье, «Кафе де Пари» и самого казино «Монте-Карло».
От солнца, от цветов и пальм самых разных видов, от шума фонтана, от журчания воды в изумрудных заводях примыкающего к бульвару Японского сада, от морского горячего воздуха, от смешения всех людских типов и наречий возникает странная эйфорическая легкость, почти сводящая с ума беспечная и беспричинная веселость… Или оттуда, из казино, распространяется на нас общий дух – молодящего душу азарта, мечты, восторга от минутного успеха?.. Что особенного в этой площади, в выстроенном Гарнье здании, помпезно соединившем в одно целое что-то вроде дворца и обычного парижского вокзала конца XIX столетия со столь свойственными эпохе высокими куполами-кровлями, напоминающими то ли о парижской Всемирной выставке, то ли о венских оранжереях?.. Конечно, и в Париже у созданной тем же Гарнье Оперы всегда снуют толпы туристов, но там не витает этот обжигающий «веселящий газ», завораживающий, магнетизирующий, парализирующий все твои чувства, кроме одного – опьяняющей жажды неизведанного блаженства игры с судьбой. Вероятно, эта жажда заставляет спешить туда, к казино, аккуратно причесанных, в белых рубашках, темных костюмах и галстуках, столь странных в тридцатиградусную жару, двух молодых людей с деловито-отрешенными серьезными лицами, говорящих на сразу узнаваемом в общей разноголосице русском языке…
Вслед за ними через Японский сад с его переливающимися нефтяной радугой неживыми, отлитыми из металла цаплями, застывшими над водной гладью среди склонившихся пальм, я спускаюсь к казино, к заполненному до отказа «Кафе де Пари», к залу Гарнье. Я даже намереваюсь заглянуть внутрь, посмотреть, хотя бы краем глаза, как там и что, но, вспомнив, что подобный опыт уже делала в Баден-Бадене, поднявшись на несколько ступеней, поворачиваю обратно. Перешагивая через выведенное золотой краской на покрывающей пол дорожке магическое слово из шести букв – Casino, я слышу позади чей-то патетический вопль.
– Avanti! Vivere o morire! Ciao! Ciao![8] – кричит, театрально размахивая руками, поджарый итальянец лет тридцати с рассыпавшейся по плечам пышной черной гривой и в черном, похожем на смокинг, костюме, картинно раскланиваясь и с комичным трагизмом посылая в публику воздушные поцелуи. Сделав пируэт, он, словно Фортинбрас с телом Гамлета, торжественно маршируя, вступает под своды казино под одобрительный смех оценившей шутку толпы.
5
Это рай, это подлинный земной рай, Джон! (англ.).
6
Джон, пожалуйста… Ты слышишь меня? Остановись, дорогой! (англ.).
7
Извините, можно вас попросить вас… – Разумеется, разумеется! С большим удовольствием! Где вы предпочитаете? Здесь или там? Нет разницы? Может быть, здесь? Хорошо? Почему нет вспышки? Может быть, еще раз? Хорошо? Посмотрите, пожалуйста. Удачно, правда? (англ.).
8
Вперед! Жить или умереть! Чао! Чао! (итал.).