Пространство сна

– Света, – прервал ее Зуев, который уже несколько секунд наблюдал за этим зрелищем, – приготовь все, пожалуйста, для шариков и подойди к моему кабинету…

Из-за угла выскочил мальчишка лет семи и выстрелил в Алексея Михайловича из водяного пистолета. Тот, как подкошенный, повалился на пол.

3

– Основная проблема таких детей, – Зуев сидел в кабинете с Ириной, Серенька носился на четвереньках по ковру зала, чем доставлял матери немалые муки, – в том, чтобы они заметили, что что-то вообще существует.

Он видел, что Замковской совсем не нравилось то, что происходило с ее сыном, но не останавливал происходящее. Она должна была или принять или не принять новые условия, новую жизнь ребенка.

– Сейчас он ничего в этом мире не воспринимает, кроме своего зайца. Собственно, игрушка эта и есть для него весь мир…

Ирина удивленно оглянулась на него:

– А ведь вы правы…

Это был странный врач, он не ставил градусник, не смотрел документы, не расспрашивал ее дотошно о Сереньке. Но перед ее глазами все еще стоял мальчик, прижавшийся, как к родному, к этому врачу. И она пока терпеливо прощала ему и нищету этой больницы, и не очень чистый ковер, и то, что на него, похоже, не производили никакого впечатления ни ее охрана, ни изысканная одежда, ни она сама.

– И наша задача сейчас, – Зуев увидел в конце коридора Свету, кивнул ей, – найти что-нибудь, что могло бы вызвать у него интерес.

– Ничего, кроме зайца, – горько сказала Ирина, – уже больше года…

Алексей показал Свете на нарезающего по ковру Сереньку, та кивнула головой. В руках у нее был небольшой пластмассовый стаканчик и ножницы. Прикинув маршрут движения мальчика, она размешала что-то в своей посудине, потом опустила туда ножницы почему-то кольцами вниз. Затем, встав на четвереньки, неожиданно выдула из этих колец переливающийся всеми цветами радуги мыльный пузырь и аккуратно положила его на ковер прямо на пути ребенка. Все замерли.

Серенька в своем безостановочном движении пузырь не заметил и раздавил его, как грибник давит ослепительной красоты мухомор, выросший на его пути. Все задвигались, напряжение мгновенно спало, Гриша укоризненно повернулся к Зуеву, как бы говоря «Я предупреждал…».

Света выпрямилась, посмотрела еще раз на Сереньку, пытаясь предугадать его маршрут, и перешла на другое место.

– А почему мыльный пузырь? – шепотом спросила Замковская.

– Потому что он большой, безопасный, непривычный, живой, – начал тоже тихо перечислять Алексей Михайлович. – К тому же он лопается, а это дает дополнительный эффект. Мы пытались класть игрушки, но они не привлекают внимания, думаю потому, что слишком привычны.

– Но он, по вашим же словам, – возразила Ирина, наблюдая за новой попыткой Светы, – не видит ничего, кроме зайца… Какие игрушки?

– «Не замечает» не значит «не видит», – не согласился Зуев. – Я уверен, что он видит все, просто мир этот ему привычен и он не выделяет в нем никаких предметов. Должно быть что-то яркое и неожиданное…

Серенька опять снес пузырь и продолжил свое бесконечное движение. Здесь ему было вольготно, не то что в кабинете.

– Может быть, цветок? – вдруг предложила Ирина. – Или красивый фрукт? Манго или папайю, например.

– Фрукт не годится. – Алексей Михайлович удивленно глянул на нее. – Во-первых, жесткий, во-вторых, бюджет наш несколько ограничен.

– А цветы?

Зуев не успел ответить, потому что пятнадцатая или шестнадцатая попытка Светланы увенчалась успехом – Серенька, в своем движении, на этот раз не снес пузырь, а остановился как вкопанный прямо перед, или скорее даже над, ним.

Все, кто присутствовал при этом – Замковская и Алексей Михайлович на пороге кабинета, Света в нелепой позе на ковре, не одобряющая происходящее Надин в дальнем углу, охранники у обоих входов – замерли, затаив дыхание.

Несколько мгновений ничего не происходило, потом правая рука мальчика медленно протянулась к пузырю, и тот лопнул. В полной тишине все явственно услышали хлопок, хотя это, вне всякого сомнения, им только показалось.

Серенька отшатнулся, потом руки его подобрались и он устремился было опять вперед в свое бесконечное и бессмысленное путешествие, но на его пути опять оказалось блестящее и переливающееся чудо.

– Доктор, какие у нас перспективы? – не отводя взгляд от сына, опять шепотом спросила Ирина.

– Не знаю. – Зуев теперь отвечал нормальным голосом, словно не боялся спугнуть первую перемену в поведении Сереньки за последние полтора года. – Помните, в каком-то романе Стругацких по шоссе бесконечно ползут замечательные машины без водителя. И люди, залезая в кабину, видят огромную панель с множеством дырок. Известно, что если в эти дырки совать пальцы, то машины начинают реагировать, это какой-то способ управлять их движением. Но никто не знает, какие из них соответствуют каким действиям. Вот так и мы – современная наука знает только три-четыре взаимодействия.

Он жестом пригласил ее в свой кабинет.

– А вы?

– А я их вообще не знаю. – Он остановился у окна, устало потер виски. – Я просто смотрю, как эти машины действуют и стараюсь им помочь или помешать, если это представляет опасность. Знаете, когда вы вышли из дома за хлебом, а ближайший магазин закрыт, вы ведь ищите другой, где можно купить то, что вам нужно, а не выясняете причины, почему закрыт ближайший.

Оба охранника придвинулись и остановились у несуществующих дверей кабинета. Гриша ткнул в бок второго, имени которого Ирина не знала, и тот отодвинулся в сторону, чтобы она могла видеть сына. Оба, хотя по всем инструкциям должны были глядеть на охраняемую и бдить, все время посматривали на Сереньку.

– Хорошо. – Замковская села так, чтобы видеть и врача и сына. – Что вы нам порекомендуете?

– Думаю, что вам надо попробовать поводить Сереньку к нам, – ответил Алексей Михайлович, поворачиваясь от окна. – У вас есть где остановиться? Вы же, судя по всему, не местная…

– Вы его положите к себе? – Ирина не обратила внимания на две последние фразы Зуева.

– Нет, – он покачал головой, – ребенок, если это возможно, должен жить в семье. Пусть он дома так тоже играет, вы сможете это обеспечить?

Замковская повернулась к своему сопровождению, хотела что-то сказать, но няня, которую позвал Гриша, уже стояла на пороге.

– Надин, вы сможете обеспечить Сереньке, – сухо спросила Ирина, – то, чем он занят сейчас?

– А вы считаете, что это ему поможет? – саркастически отозвалась та.

– Этот вопрос мы не будем с вами обсуждать, – в голосе Замковской зазвучал металл, – меня интересует, сможете или нет?

Алексей с недоумением переводил взгляд с одной на другую. Видимо, ему просто не приходило раньше в голову, что и дома с ребенком может заниматься кто-то еще, кроме родителей.

– Как скажете… – Надин поджала губы. – Конечно, смогу, только где это все будет происходить? Мы возвращаемся в Москву?

– Я вам непременно сообщу о своем решении.

– Кто это? – почти испуганно спросил Зуев, когда Надин удалилась.

– Няня, – Замковская неприязненно махнула рукой, – кандидат медицинских и доктор педагогических наук. Тимофей нанял ее на работу уже три месяца, только толку не видно.

– А я думал, она француженка.

– Из Ростова, – хмыкнула Замковская. – Это мы когда в Париж Сереньку возили, она всем так представлялась, с тех пор и прилипло.

– И все-таки, – Алексей чуть наклонился вперед, – лучше, извините, не знаю вашего имени отчества…

– Ирина Николаевна.

– И все-таки лучше, Ирина Николаевна, – жестко закончил Зуев, – чтобы с ребенком играла не французская тетя́ из Ростова́, – он почему-то произнес эти слова на французский манер, с ударением на последнем слове, может, хотел шуткой смягчить резкость? – а мать… Тетя́ тоже возможна, конечно, но в малых дозах…

Замковская вспыхнула, она не привыкла, чтобы ей давали указания, руки сжались непроизвольно, она поиграла желваками, пытаясь сдержать себя. Затем все-таки справилась с собой и повернулась к охране: