Страница 7 из 8
Или, например, семья жила в хорошем поселке и вдруг переехала в другой город, где во дворе в основном дети постарше и очень простые нравы: ребенка как-то обозвали, стали дразнить, и он не сразу поделился этим с родителями. Это даже не травля, просто жесткое дворовое взаимодействие – и все, он замкнулся, стал опасаться контактов. Может быть, ребенок съездил в летний лагерь, и это не было удачно ни по обстановке, ни по степени удаленности от родителей, и он тоже ушел в себя.
Замкнутым ребенок может стать, перейдя в подростковый возраст: раньше он был общительным, потом начался пубертат, тело стало меняться, психика – перестраиваться, появилась тревога за внешность, комплексы, сомнение в себе, и он закрылся.
Когда у ребенка специальная типология или он недополучил социального опыта, это можно назвать первичной застенчивостью. Ее преодолеть трудно, но все-таки чувствительного ребенка возможно переучивать, объяснять, как безопасно для себя входить в моменты общения.
Есть тип застенчивости, который связан с внутренним неблагополучием ребенка. Если говорить в терминах теории привязанности[3], он растет в семье без уверенности, что ему уделяют достаточно внимания, что его любят, – это так называемая ненадежная, неустойчивая привязанность. Так случается даже в очень хорошей, полной семье: скажем, мама и папа все время работают, а ребенок с нянями 2/2 или 24/7 (хотя надо сказать, что все же бывают очень хорошие, «удачные» няни, которые становятся достойной, настоящей фигурой привязанности).
Соответственно, в таких случаях у ребенка нет уверенности в родительской любви, нет внутреннего стержня, внутренней опоры. Человек, который вырос в условиях ненадежной привязанности, по жизни меньше рискует, он более осторожен из-за общей неуверенности. Ведь внутренний резервуар уверенности в себе наполняется в моменты, когда ребенок ощущает связь с любящим человеком, ему дают подтверждающую обратную реакцию, подбадривают, комментируют какие-то важные социальные ситуации.
Не всякий внутренне одинокий ребенок, который растет в ситуации смены фигур привязанности или вообще на руках воспитателей, станет застенчивым. Иначе все люди, воспитывавшиеся в детском саду, были бы робкими. Более боевые, склонные пробиваться – пробьются, они будут, может быть, дичками, но активными по жизни. Но есть дети, которые в этой ситуации социально не «распускаются», как может не распуститься бутон, если ему не хватает воды. Поэтому для того, чтобы понять, что делать с застенчивостью, нужно определить ее причину.
Для того чтобы разомкнуть сомкнувшуюся раковину, нужно узнать, что именно послужило причиной застенчивости. Обычно родители говорят: «Мы не знаем». Но первый шаг в понимании того, что там произошло, – понять, когда изменилось поведение. Надо вспомнить первые периоды, когда стало заметно, что ребенок ведет себя иначе, и дальше «откручивать» назад. Родители говорят: «Мы не помним. Вроде на Новый год было нормально, а уже в марте, когда мы поехали в санаторий, заметили, что он не ходит в игровую». Что было в этот период, что происходило?
Обычно довольно быстро, в два-три шага, находится момент неблагоприятного, болезненного опыта. К примеру, на дне рождения ребенок испугался сюжета аниматоров или после утренника остался один в группе, родители забрали его последним.
Если речь о ребенке-дошкольнике, он сам вполне может этот момент забыть. Не то чтобы он не хотел рассказывать, в его памяти это просто не сохранилось. Можно помочь ребенку вернуться в ту болезненную ситуацию и сделать другой вывод: «Ты решил, что вообще с детьми общаться не будешь, а давай посмотрим иначе. Ведь не все дети так себя ведут, это не во всякой ситуации бывает». Но по возможности делать это должен все-таки специалист – игровой терапевт или психолог.
Если говорить схематично, специалист проводит эмоциональное переобучение, предлагая ребенку взглянуть на ситуацию с другой стороны. Ведь он сделал из нее определенный вывод: общение опасно и лучше его избегать. Вернувшись в ситуацию и пересмотрев ее, можно предложить ему другие варианты интерпретации. Обычно это скрупулезная, медленная работа.
Как правило, это работа не вербальная, а в игровых формах. Ее могут проводить и родители: не у всех семей есть возможность обратиться за психологической помощью. Но главное в том, что нужно найти момент старта, узнать историю, обстоятельства. И тогда можно попробовать предложить ребенку начать рисковать снова. Не всегда он согласится: ведь чем сложнее была история, чем сильнее была боль, тем меньше у него будет желание рисковать.
Обычно родителей раздражает застенчивое поведение ребенка. Часто жалобы исходят именно от них: все дети поют песню на празднике, а наш ребенок не поет; все дети играют в подвижные игры, а он – нет; все репетировали стишок, он тоже репетировал, все рассказали, а он – нет. Все могут улыбнуться фотографу, а наш прячется или убегает. Это страшно раздражает, потому что застенчивость ребенка родители часто воспринимают как личную социальную неудачу.
Это вообще интересная история в детско-родительских отношениях. Если говорить на языке психоанализа, ребенок – это нарциссическое расширение родителей. Это какая-то часть тебя, которой ты хочешь любоваться, и достижения ребенка – это и твои достижения, которые ты хочешь видеть и им радоваться. Когда результат получается совсем другим, это очень обидно и воспринимается как крах, словно ты сам – неудачник. Причину социальных неудач ребенка родители ищут в своих собственных действиях.
И очень часто родители делают то, что только усугубляет ситуацию. Ребенок «застрял», не пошел на контакт, он внутри еще не принял решение, то ли открыться, то ли нет. Если в этот хрупкий момент выбора, не дождавшись решения, давить, подталкивать ребенка: «Иди уже, ну же, давай!» – все, раковина захлопнется, он замкнется.
Обычно помощь, которую получают родители, заключается в том, что их учат в момент неустойчивого равновесия, когда ребенок не принял решение, не подталкивать его, не настаивать, не наседать и желательно не критиковать. Наоборот, признавать его чувства, интерпретировать их, помогать ребенку признать, что с ним происходит, дать этому имя. И тогда, может быть, эмоции схлынут, и он примет решение пойти на контакт. А родители начнут смотреть на застенчивость малыша по-другому.
Есть еще один тип – это дети не истинно застенчивые, а медлительные, с низким темпом. Дети, которым нужно время, чтобы принять решение. Они медленнее реагируют, медленнее оценивают ситуацию, медленно разгоняются. Это не означает, что они в целом «заторможенные», нет.
Соответственно, чем больше ребенка медленного торопишь, тем больше он замедляется; чем активнее подталкивать застенчивого, тем сильнее он закрывается. Родители хотят придать ускорение в правильную сторону, а получают обратный результат – это такой «закон бутерброда» в психологии детско-родительских отношений. Надо понимать, что, если нужен хороший результат, надо освоить практику «без комментариев».
Медленному застенчивому ребенку действительно нужно время на оценку того, что происходит вокруг, – это так называемая «кошачья реакция». Кошке, прежде чем войти в незнакомую ситуацию, нужно время, чтобы полностью обозреть обстановку из безопасной недосягаемой точки. Она либо залезает высоко, либо куда-то прячется и оттуда детально оценивает происходящее. Это занимает время. Потом, когда кошка спускается или выползает из укрытия, она чувствует себя хозяйкой положения, потому что уже все знает, у нее уже есть какая-то «ментальная карта».
У чувствительного, застенчивого ребенка, который не бросается моментально во взаимодействие, часто дело именно в этом: он должен сначала очень хорошо себе все представить, спрогнозировать, чтобы оценить то, что происходит. Только потом он готов осторожно пробовать.
3
Теория привязанности – психологическая модель долгосрочных и краткосрочных межличностных отношений. Важнейшим ее принципом является то, что для успешного социально-эмоционального развития, и в частности для того, чтобы научиться эффективно регулировать свои чувства, ребенок должен развивать отношения, как минимум, с одним значимым взрослым. В присутствии чуткого и отзывчивого взрослого ребенок будет использовать его в качестве «надежной базы» для исследования мира межличностных отношений. (Примеч. ред.)