Страница 125 из 143
Прежде Евгении редко приходилось задумываться об этом странном обычае, явном пережитке древности. У ее мужа тоже были наложницы, и она догадывалась, что иногда он посещал их. Это мало ее волновало. Идея супружеской верности вообще была чужда сильным этого мира. Красивые женщины - символ успешности мужчины, как туго набитый кошелек или трофейное оружие. Она постаралась воспринять это как должное и не интересовалась судьбами девушек, попавших в гарем. Теперь же, оказавшись на их месте, она была возмущена положением этих несчастных пленниц.
Наложницы были самыми бесправными людьми в государстве, где уже два столетия не существовало рабства, в государстве, правитель которого поставил целью разработать справедливое законодательство и равные для всех права. В гаремы попадали женщины, захваченные в военных стычках, а также местные жительницы из беднейших слоев населения, которых продавали их родные. Понятно, что к первой категории до последнего времени относились лишь дикарки дальнего юга, поскольку на территории цивилизованных стран никаких войн уже давным-давно не бывало, а обитательницы северо-западных лесов просто не выживали вдали от родины. После великого завоевания гаремы военачальников Алекоса обогатились скромными горянками и изящными иантийками. Но в них было немало и коренных крусок. Бедные простолюдины не брезговали возможностью пристроить дочерей и сестер в богатый дом, хозяин которого письменным договором брал на себя обязательство содержать наложницу и ее детей, обещал оказывать ей уважение и заботиться до самой смерти. Вместе с тем мало кто знал, что происходит в гаремах. Наложницу могли продать или подарить. Закон в общих чертах оговаривал этот момент: мужчина, взявший наложницу, несет ответственность за ее жизнь и здоровье и не имеет права выгнать ее или убить. Этот закон крайне редко нарушался, поскольку было вообще немного людей достаточно обеспеченных для того, чтобы содержать женщин помимо собственной семьи. Тем не менее многие красавицы оказывались на всю жизнь прикованы к чужому дому.
В неблагородных сословиях им было проще. Наложница могла исполнять обязанности служанки, воспитывать хозяйских детей, как-то устроить свою судьбу. Но бедняжки, попавшие в аристократические кварталы, оказывались обречены на одиночество и презрение. Мужчины относились к ним как к игрушкам. Их жены, сестры и дочери смотрели на них свысока. Они не имели никаких прав за пределами своих комнат и проводили долгие годы в надежде или в страхе, что их посетит хозяин.
Впрочем, в Матакрусе насчитывалось не больше нескольких десятков человек, имеющих наложниц, да и у тех жили одна, две, максимум три женщины. Традиция касалась в первую очередь царского двора. У Джаваля Хиссана, по слухам, было то ли пятьдесят, то ли все сто законных любовниц, поэтому Евгения удивилась, услышав, что новый царь оставил себе лишь десятерых. Среди них были и местные жительницы, и женщины из Галафрии и Шедиза. Служители гарема относились к ним уважительно, поскольку каждая могла лично пожаловаться царю на плохое обращение. А он изредка проводил с ними время, но забывал о них, выйдя за порог. Он даже не помнил, как их зовут, и уж подавно ему не приходило в голову вывести кого-то из этих красавиц в общество. Свет никогда не видел наложниц своего царя. Вот почему появление Евгении возмутило законных хозяек Шурнапала. Они не хотели вспоминать о том, что еще недавно она была неизмеримо выше их, и видели в ней выскочку, которой мало спальни Алекоса.
Она тоже не забывала свое место. И если мнение других людей ее мало беспокоило, то в глазах Алекоса Евгения предпочитала оставаться всего лишь спутницей его ночей. Она никогда ни о чем его не просила, не капризничала, не обижалась. Выполняла его распоряжения, являясь туда, где он хотел ее видеть, и будто не замечала, что каждый раз невольно оказывается в центре внимания. Она вела себя скромно, не беседовала с его людьми, если они сами к ней не обращались, и не утомляла приказами его слуг. Царь не знал об этом, но Бахтир мог бы рассказать ему, что за место при госпоже слуги дрались чуть ли не с кулаками. Алекос щедро платил ее людям, и потом, госпожа Евгения все же олуди, а ее доброта и внимательность и не снились другим дамам. Все сразу узнали, что она вылечила начальницу гарема и назвала двум женщинам пол их еще не рожденных детей. Сила и красота олуди перешли, казалось, и на ее служанок. Не прошло и трех месяцев, как все они нашли достойных женихов, и скоро их место при Евгении заняли аристократки. Знай об этом Алекос, он бы от души посмеялся. Но великий царь не интересовался такими мелочами. Собственно, и для Евгении у него было не так уж много времени. Даже если он никуда не уезжал из Шурналапала, его дни и ночи были заняты встречами и работой в лаборатории. Тем не менее он заметил, что разговор с Евгенией бывает подчас полезней, чем со сподвижниками, прошедшими с ним полмира. В чем-то она понимала его лучше. Нередко после длительных любовных баталий они до самого утра беседовали: он расспрашивал о мире, из которого она пришла, а она, как могла, описывала технику, оружие, транспорт двадцать первого века. Только сейчас она поняла, как мало из этого сохранилось в ее памяти. Евгении казалось, она все помнит, но ей постоянно не хватало слов, чтобы восстановить свои воспоминания, а те, что к ней вернулись, оказывались сглаженными, отлакированными временем и имели мало общего с действительностью.
28.
Однажды Секретарь доложил, что начальник службы протокола настойчиво добивается встречи с царем. Занятость Алекоса была так велика, что мало кто из придворных имел возможность сразу получить аудиенцию или подойти к царю где-нибудь на территории дворца. Даже главный протоколист был вынужден три дня ожидать своей очереди, хотя именно он являлся ответственным за лиц, приближенных к государю.
Это был Пасесерт, тот, что раньше руководил дворцовой канцелярией. В толстой тетради, с которой он не расставался, были записаны сотни имен и должностей. Секретарь Энци подозвал его после заседания юристов, на котором обсуждались поправки к нескольким законам. В наполовину опустевшем кабинете было все еще шумно. Не разошедшиеся участники собрания и после его окончания продолжали разговор. Алекос все еще сидел в председательском кресле, подписывая бумаги, подаваемые младшим секретарем Бенио. Не взглянув на Пасесерта, он проворчал:
- Говорите быстрей, что опять не так?
- Я по поводу госпожи Евгении, государь, - послушавшись едва заметного знака, протоколист присел на соседний стул, раскрыл свой гроссбух.
- А что такое?
- Видите ли, она часто появляется рядом с вами, а ведь все места в вашем ближайшем окружении расписаны, и каждый раз, когда вы берете ее с собой на прогулку или приглашаете к столу, возникает путаница.
- Кто-то этим недоволен?
- Нет-нет, ваша воля! Однако я позволил себе предложить вариант решения всех недоразумений, вписав госпожу Евгению в ежедневный протокол. Извольте ознакомиться. В случае присутствия на мероприятиях она будет сидеть по левую руку от вас, и также слева будет ее место, если вы отправитесь из дворца. В случае, если она не принимает участия в мероприятиях, место по левую руку занимает по-прежнему второй распорядитель Мальрим, и все остальные соответственно сдвигаются.