Живой проект

LSS

. Потом все же поднял руку с дымящейся сигаретой к невидимой собеседнице: – Ты хочешь сказать, что Высоцкий претворяет желания отца, я правильно тебя понял? – Я этого не говорила, Михаил. – Нет, ты именно это сказала! – он сделал паузу, но поисковик не умел спорить. – Ну ладно, что тогда ты имела в виду, говоря, что Высоцкий использует обороты отца? – Только это. – А я мог бы прослушать эти разговоры, Вика? – закинул удочку президент без особой надежды. – Не исключено, если отдать приказ на взлом протоколов безопасности. – Хочешь сказать, что одна твоя часть может ломать другую и при этом в системе не будет конфликтов? – Конфликты будут. Также Юрий Николаевич был против этого. – Вот как? Так и сказал, что против? Михаил не ожидал услышать отца и вздрогнул. Голос был слаб: – Если он будет настаивать, проиграй эту запись... Миша, я уважаю твое желание почерпнуть мой опыт, но я против того, чтобы ты слушал мои разговоры с сотрудниками или Викой. Я понимаю, что твой статус позволяет приказать

LSS

выдать желанную информацию, но прошу тебя: не делай этого. Вика получила приказ помочь тебе в моих начинаниях и боюсь, ты даже не представляешь ее реальных возможностей. Когда все закончится, ты сможешь поблагодарить меня или проклясть, но до тех пор позволь мне настоять: не отдавай этот приказ. Михаил затушил сигарету и подумал о том, как плохо знал его отец. – Вика, а если я не послушаю? – Я сотру все записи и их копии. – Ты не можешь этого сделать: это личная история собеседников отца, личная история отца. – У меня есть полномочия использовать термин “технический сбой” при объяснении причин исчезновения этой информации. – Черт... – усмехнулся Михаил недобро. – У тебя есть полномочия врать? Мне? – В данном случае ответ утвердительный, Михаил. Михали посмотрел на свои ладони и подошел к окну. – Проиграй эту запись еще раз, Вика.

LSS

выполнила просьбу. Михаил смотрел в окно на радующий взгляд узор из освещенных дорожек внизу. Стихийная стоянка недалеко от центрального входа снова некрасиво выползала на дорогу. – Что закончится, Вика? Каким начинаниям отца ты способствуешь без моего ведома? – Это конфиденциальная информация, Михаил. – Да ты... в своем уме? Какая еще конфиденциальная информация внутри моей LSS? – Приказы Юрия Николаевича по-прежнему являются приоритетными, Михаил. – Какой модуль отвечает за эту хрень? Вика, отвечай! – Михаил, данные о голосовых эманациях, мозговых импульсах, учащение пульса и выделяемые ферменты не позволяют мне идентифицировать твое состояние как адекватное и любой последующий приказ, связанный с функционированием жизнеобеспечивающей системы Live Project Incorporated будет проигнорирован. Михаил сжал зубы и на мгновение зажмурился. Через минуту он приказал уже спокойно: – Свяжи с Федором, финансовый департамент, – он подождал, – Федь, живой проект Александр сейчас в офисе? – Нет, Миш, он в командировке. – Когда будет? – Мне нужно уточнить. Я перезвоню тебе. – Нет, не надо. Когда появится, передай Люде. – Хорошо, Миш.

Федор Иванович вернулся в номер гостиницы разбитый, еле живой. Короткий разговор с Михаилом вымотал его безумно. Тяжело опустившись на стул, он написал протеже краткое сообщение: “Саша, я в Москве. Мы могли бы встретиться. Федор Иванович”. Отправив послание, ученый с минуту невидящим взглядом смотрел на контакт Александра. Потом, тяжело поднявшись, прошел в ванную и умылся, а после этого, не раздеваясь, вытянулся на кровати. 18 В первых числах апреля на станции Арктика-1 начала функционировать новая партия живых проектов: спасатель. Затишье, в которое Ольга попала на станцию, казалось ей теперь давно забытым сном. Пока две тысячи идентичных тел проходили начальную реабилитацию на минус четвертом этаже станции, женщина не понимала, для чего Арктика-1 столь огромна, удалена и защищена. Когда бледные худые юноши на одно лицо начали передвигаться и высыпали в общедоступные отсеки, станция превратилась в муравейник. В свободное от занятий и тренировок время всем живым проектам в целях социальной адаптации было позволено и рекомендовано общение друг с другом и персоналом. В начале мая они еще плохо говорили, но Ольга уже отчетливо могла себе представить, что будет твориться на станции все время ее пребывания здесь. В какой-то момент она поняла, что выпущенная на ее глазах партия – не единственная, что появится за ближайшие годы. Арктика-1 сразу показалась маленькой и беззащитной. Подопечный же мастер-образ начал казаться в этой массе чуть ли не родным человеком. – Калман, ты блефуешь как бог, – смеялась Настя, лаборантка Степана Денисовича, скидывая карты. – Что у тебя-то? – спрашивал руководитель проекта у сдавшейся сотрудницы. – Вскрывайся, – настойчиво обратилась та к американскому куратору, с хитрой улыбкой игнорируя вопрос руководителя. Калман отрицательно покачал головой и довольно осклабился, загребая фишки. Ольга зевнула, передвигая к себе фишку дилера. – Я последнюю и спать, – сказала она, – глаза слипаются. – Я тоже, – поддержал Максим, тренер Валета по физической подготовке. – Ольга Петровна, проснитесь, – Калман указал подбородком на карты. Спохватившись, женщина собрала их и начала тасовать. – Реально засыпаю, – оправдалась Ольга и, попросив у сидящей справа лаборантки сдвинуть колоду, начала сдавать. Она не ожидала, что рано или поздно будет принята коллективом. Ольга была готова к тому, что все время пребывания на станции проведет как аутсайдер: надсмотрщик и шпион. Но Степан Денисович не позволил этим опасениям осуществиться. Он не терпел, чтобы внутри подопечного ему коллектива существовало какое-либо расслоение и изгои. Потому и Ольга и Калман, с привязанным к нему на невидимую веревочку сотрудником СБ, стали частью и частной жизни проектной группы. Не сразу и не стремительно, но отношения налаживались как между кураторами, так и между ними и группой Степана Денисовича. Ольга вернулась в комнату и обратила внимание на мигающий огонек интеркома: пропущенные вызовы. Запустила автоответчик. На экране появился Петр. – Так, подруга, не знаю, где и с кем ты бродишь по ночам и зачем отключилась от сети, так что позвони мне, когда вернешься. Я понимаю, почему ты не прилетела одиннадцатого апреля, но на мой-то День рожденья ты явишься? Обязательно позвони. Ольга усмехнулась и выключила интерком. Одиннадцатого Михаил вошел в возраст Христа. Именно так он написал в комментарии под авиабилетом, предназначавшимся ей. Она не полетела и прошедший после того дня месяц он не беспокоил ее. Петьку огорчать не хотелось, Ольга устало легла на кровать и улыбнулась другу детства, появившемуся на потолке: – Привет! – Олька! – Петр придвинулся к столу, на лице застыла широкая улыбка. – Я обижусь до конца жизни, если ты звонишь сказать, что не приедешь. – Ты знаешь почему. Не обижайся, пожалуйста. – Оль, я тебя столько не видел! У нас тут тепло уже, хорошо... приезжай, пожалуйста! Это единственный день, когда мы все собираемся. Неужели ты можешь пропустить его? – Петр помолчал. Видя, что Ольга не реагирует на увещевания, добавил: – Ну, что мне сделать? – Петь... – Ольга отвела взгляд и поморщилась, – я не хочу, чтобы вы ссорились. Поэтому ты ничего не можешь сделать, я не приеду. – Даже если я пообещаю, что в моем доме он к тебе не притронется? – Не надо, Петь. – Оль, приезжай, пожалуйста. Я обещаю, он к тебе не подойдет, – Петр сделал паузу, на лице смешивалась мольба и уверенность. – Это единственный день, когда я могу попросить тебя прилететь хоть с Луны. – Ладно, – сдалась Ольга и поспешно отключилась, чувствуя негодование. Петька прав, почему из-за отношений с Михаилом она должна обижать своих лучших друзей? 19 Тринадцатого мая Ольга приземлилась в аэропорту Быково. Она никому не сообщала о приезде, но на выходе стоял человек в форме СБ корпорации, над головой которого завис четкий и стильный логотип

LPI

и чуть ниже – ее имя. Ольга усмехнулась и подошла. – Доброе утро. – Ольга Петровна? Я отвезу вас домой или куда пожелаете, – парень указал ладонью в направление стоянки. – Домой, пожалуйста. Проведя с родителями часть дня, Ольга засобиралась к Петру. – Ты жука не проверял? – спрашивала она отца о машине. – Ванька смотрел месяц назад, все с ним в порядке, – ответил Петр Алексеевич и поцеловал дочь в висок. – Ладно, не скучайте. – Может, все же заедешь с утра? – увещевала мать. – Я же полгода тебя не видела, а ты на полдня забежала! – Мам, ты меня через день видишь, не говори глупости, – засмеялась Ольга, но мать недовольно покачала головой и обняла дочь. – Худая, как смерть... – причитала родительница. Ольга поспешно покинула родительскую квартиру, улыбка еще долго не сходила с губ. Раритетный красный жук, подаренный Михаилом на ее двадцатипятилетние, притаился в знакомом месте подземной стоянки рядом с машиной отца. Когда-то и Петька жил в этом доме. Когда Михаил занял пост президента корпорации и Петр сделал немыслимый шаг по карьерной лестнице из помощника в замы, у него появились средства на покупку загородного дома. Особняк Михаила, где семь лет прожила и Ольга, располагался в нескольких километрах восточнее, ближе к Москве. Через сорок минут неторопливой езды Ольга завернула к воротам и настойчиво нажала на клаксон – практически единственное, что осталось под физическим управлением человека в устройстве автомобиля. Окруженный высоким забором участок вокруг коттеджа был крохотным. Машины гостей именинника припарковались вдоль дороги. Перед миниатюрной террасой близкие друзья Петра, среди которых были и общие с Михаилом одноклассники и только его – однокурсники, жарили шашлыки. Не было ни одной проекции, все приехали лично. Неизменно теплый майский день, в который родился Петька Кудасов, ежегодно собирал их всех раньше где-нибудь в подмосковном лесу или баре, а последние годы здесь. Виновник торжества, с замотанным вокруг шеи шарфом смахивающий на свободного художника, обернулся на звук клаксона и попросил Липу открыть. Ворота поползли в сторону. Петр направился к ним. Михаил услышал бибиканье новоприбывшего гостя, выходя из уборной. Подойдя к окну, он скрестил руки на груди и улыбнулся. В ворота въезжал хорошо знакомый красный жук. Он развернулся, намереваясь приветствовать Ольгу, но передумал торопиться и повернулся обратно. Сегодня он мог преподнести Петру подобный подарок. Михаил приподнял подбородок, наблюдая, как Ольга вылезает из машины и с радостной улыбкой оказывается в объятиях их друга. По сравнению с Петром она казалась миниатюрной. Через несколько мгновений на лице Михаила появилось совершенно несвойственное ему выражение горечи. Никто и никогда не мог наблюдать или приписать этому человеку способность чувствовать подобное. Михаил физически ощущал ту боль и ту волю, с коими Петр сдерживает себя. Видел, как жадны его руки, изо всех сил пытающиеся оставаться в дружеских рамках. Видел все, чем является для Петра обнимаемая женщина. Понимал, от чего отказался когда-то его друг, сделав выбор между ними: Ольгой и Михаилом. И осознавал, что никогда не сможет отплатить ему тем же. Не сможет дать больше, чем забрал. И никогда не посмеет отвернуться от него. Когда он вышел из дома, Ольга присоединилась к гостям вокруг круглого стола недалеко от мангала. Не говоря ни слова, он наклонился к женщине и, обхватив ладонью ее лицо, не позволил отвернуться от поцелуя. Они не виделись с восьмого марта. Михаил не испытывал ни обиды ни злости из-за того, что она проигнорировала его настоятельное пожелание увидеть ее на собственном Дне рождения месяц назад, одиннадцатого апреля. Михаил совершенно не принимал всерьез ее попытки уйти от него. Он воспринимал ее поведение и побег в Арктику как “взбрыки”, как тягу к переменам. В конце концов, думал он, ей миновало тридцать, что-то подобное и должно происходить. У Петра всегда собиралась душевная компания. Люди разные, но неизменно интересные и знакомые столь давно, что каждый чувствовал себя свободно и комфортно. Михаил чувствовал себя в этой компании спокойно и непринужденно. Впрочем, он чувствовал себя так в любой компании, но окружающие в этот вечер люди не зависели от него и не пытались ему понравиться. Он мог расслабиться, что непозволительно было в тусовках, которые они с Петром нередко посещали. Здесь никто не хотел от него выгод, а если и хотел, то молчал об этом. Ему нравилось осознавать себя главой корпорации, но иногда и от этого бремени хотелось отдохнуть. Здесь он мог это себе позволить. В девять уже смеркалось, гости были навеселе. Михаил не пил, но был также весел. Он неизменно оказывался в центре внимания и никогда не задавался вопросом, почему так получается. Окружающие всегда замечали, если он уходил или появлялся среди них. Он притягивал к себе взгляды и задавал тон. В какой-то момент он попытался отыскать Ольгу, но безуспешно. В характере президента не было привычки демонстрировать контроль над всеми и вся, но он поднялся. – Миш, захвати тарелки, – спохватилась одноклассница, когда Михаил поднялся. Он остановил на ней короткий взгляд, женщина села на место и потупилась. – Танька, пожалуй, тебе уже хватит, – смеялся одноклассник за спиной, пока Михаил поднимался в дом. – Что я сказала? – обиженно спросила женщина. Дальше он уже не слышал. Из гостиной доносилось тихое бормотание домашнего кинотеатра. Когда Михаил зашел туда, взгляду представилась несколько неожиданная картина. На диване сидел Петр, голова Ольги покоилась на его коленях, он медленно перебирал ее волосы. Кажется, Ольга спала. По крайней мере, свою любимую мелодраму на стене перед диваном она не смотрела, глаза ее были закрыты. – Ты не префигел ли, Петь? – спросил Михаил, заходя. Петр обернулся, прикасаясь пальцем к губам. – Я там твоих гостей развлекаю, а ты здесь Ольгу? Петр остановил на друге долгий взгляд. Без тревоги он наблюдал, как Михаил обходит стеклянный столик и присаживается на корточки рядом с головой женщины. Как проводит пальцами по ее лицу, убирая волосы за ухо. – Поедем, я тебя уложу, – предложил тихо. Ольга открыла глаза. – Она здесь останется, – ответил за нее Петр. Михаил поднял на него взгляд, ожидая пояснений. – Постелил в гостевой. – Не много ли ты на себя берешь, дружок? – спросил Михаил, поднимаясь с корточек. Ольга поднялась с колен друга, зябко обхватила себя за плечи. – Нисколько. Она приехала ко мне и переночует здесь. Михаил прочистил горло и недобро усмехнулся. – Петь, пойдем-ка, выйдем. – Ну, пойдем, – Петр поднялся. Он был выше Михаила почти на голову и теперь, когда они стояли вплотную друг к другу, не мог смотреть на него иначе, как сверху вниз. Из прихожей послышался шум и в гостиную ввалились двое сокурсников Петра. – Ну, вы куда все пропали-то? – спросил один. – Именинник! – воскликнул второй. Почувствовав недоброе, они замялись. В помещении на мгновение воцарилась напряженная тишина. Потом Михаил отступил и стремительно покинул дом друга. На следующее утро Михаил стоял у окна своего кабинета, смотрел на дорогу внизу и курил. Когда машина Петра показалась на подъездной дорожке и исчезла в недрах здания, он затушил окурок и с хрустом размял шею. Через пять минут, распахнув дверь приемной своего зама и не замечая секретаршу, он ворвался в его кабинет. Петр еще не успел сесть за стол. Он быстро и молча сдернул с лица иночи, увернулся от первого удара и тут же пропустил второй. Секретарша вбежала на грохот и замерла как изваяние с открытым ртом. – Исчезни! – обернулся к ней президент корпорации и тут же получил увесистый удар под дых. Прикрыв рот рукой, Лена выбежала. Бросилась к стационарному интеркому. Одернула руку и вжала голову в плечи, когда из кабинета шефа послышался новый грохот и звон. Решившись, наконец, снова потянулась к меню. Когда начальник СБ с тремя подручными ворвался в кабинет заместителя президента