Agape

– Нет, я не говорила ему, – растерялась я. – И думаю, не стоит. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом? – я сбегаю от размышлений, зная, что делаю этим только хуже, я все равно продолжаю выискивать морды демонов в темноте.

– Да, я и забыла ваше правило: “Никакого бесполезного упоения жалостью друг к другу”.

Сейчас я всё чувствую всё чуждым и чужим, словно пребывая в святом, мудром сне. Алиша укладывает меня в постель, и мы говорим остаток ночи громко, отрывисто, уютно, невпопад смеясь.

– Можно я стану тобой, когда вырасту? – спрашиваю я ее перед тем, как мы повесим стеклянно-железные трубки с обоих концов.

Уже раннее бледное утро; всю летнюю ночь дул сильный ветер. Порой казалось, что вот-вот пойдет дождь, граничащий с ливнем.

***

Мы едем по узкой гравийной дороге. Музыка играет негромко и успокаивающе. Передние окна открыты, впуская небольшой поток освежающего воздуха. Дилан ведёт машину плавно, параллельно ведя разговор со мной и положив руку на подлокотник. Когда мы останавливаемся, я выбегаю из салона, не закрыв за собой дверцы автомобиля. Почва под ногами влажная, мягкая, словно вулканический пепел. Заросли с каждым шагом приобретают всё более гладкий/цивилизованный/однородный и т.п.вид; крики птиц органично дополняли реальность – казалось, мир навеки останется в этом сумеречном состоянии. Резко стало тише; Дилан заглушил двигатель и оказался рядом. Вокруг нет ничего, кроме низких трав, контрастирующих с высокими деревьями, и будто перешёптывающихся между собой очень тихими голосами.

– Чем мы будем здесь заниматься? – наконец спрашиваю я, почти в точности озвучивая свои мысли.

– Сейчас узнаешь. – Никогда не может договорить всё до конца! – Не переживай, убивать тебя здесь я не буду, – рассмеялся он и достал из багажника корзинку для пикника. – Удивлена? – игривый тон. – Когда в последний раз устраивала пикник?

– Около пяти лет назад. Мне всегда это нравилось, но в последнее время было просто не до того.

– Что ж, пора возобновить эту традицию, – смеясь, отвечает он, и эта фраза вызывает у меня самой улыбку.

Мы идём по уже вытоптанной чужаками тропинке бок о бок и подходим к огромному дереву. Оно больше других в несколько раз, величественно возвышается над кронами остальных. По-моему,прекрасное сравнение вполне подходит и для сопоставления Дилана с окружением. Но пока я разглядываю природу, потерявшись в течении времени и пространстве, Дилан успевает всё подготовить и торопит меня быстрее сесть.

Мы на холме; весь город, беспокойный океан и увядающее светило как на ладони. Голубое, низкое небо; насыщенный закат ослепляет глаза; играет "Summer wind". Помню, как однажды под эту мелодию отец с матерью кружились в вальсе на первом этаже нашего дома, где ныне я осталась совершенно одна. Как же всё тогда было легко и непринуждённо. Я была простым ребёнком, но сказать честно, я бы ни за что не вернулась в то время моей жизни. Снова переживать всё, что произошло, – я не смогу. Я не справлюсь. Будто бы читаешь хорошую книгу и заранее знаешь её конец. Ну, а сейчас, уступая потребности глаз в шири и сини, я смотрю на бухту, в бирюзовые полосы волн, переходящие в холмы и в застывшее поле.

Спустя несколько минут солнце почти полностью опускается за горизонт. Облака обесцвечиваются зигзагами вместе с нашим вином в бокалах; капля на травинке переливается, словно падающая комета в тёмную ночь.

– Грейс, я могу у тебя кое-что спросить? – прерывает тишину Дилан, всё ещё глядя в горизонт.

Поворачиваемся друг к другу.

– Конечно.

– У тебя с Зедом всё в полном порядке?

Он продолжает непоколебимо смотреть на меня, держа в правой руке бокал и неспешно попивая напиток. Думаю, ответить ему прямо или солгать. Собравшись с духом и готовясь сделать, возможно, главную ошибку дня, отвечаю:

– На самом деле, последние три месяца он стал очень ревнив; после нашего с тобой завтрака мы с ним так сильно поссорились, что помирились лишь на утро после обнаружения тела Виктории. Зед так пренебрегает моими чувствами.

Щиплет в глазах. Предполагаю, что безвольно заплачу, поэтому и вцепляюсь ногтями свободной руки в ладонь. Обычно это помогает сохранять самообладание. Песня сменяется, и я отпиваю из бокала.

– Ты тогда написала мне, что всё в порядке.

– Очевидно, я солгала.

С трудом сдерживаю слезы и устремляю взгляд на траву возле моих ног, но всё же замечаю, как после моих слов из Дилана словно выпускают воздух; я чувствую его тоску, но вскоре он неожиданно произносит:

– Знаешь, что мне в тебе понравилось за недолгое время нашего знакомства? – Я поднимаю глаза и еле заметно отрицательно качаю головой, но Дилан замечает этот жест и продолжает. – В душе ты хрупкая, но можешь дать отпор. Я это сразу понял по рассказам нашей любимой Али. Так дай и ему отпор. Не стоит подобным образом обращаться с девушкой, – Дилан замолкает на мгновение, но, уже вполголоса, добавляет: – Особенно, если эта девушка – ты.

На самую малую долю секунды всё отходит на второй план. Что он подразумевает? Но вот Дилан неожиданно встаёт, поставив свой бокал на землю, и протягивает мне руку.

– Потанцуем? Забудь о Зеде, о проблемах хоть на один вечер.

Гляжу на Дилана растерянно. Не знаю, стоит ли. Но голос внутри меня, очень тихий, еле слышимый, нашёптывает. Нет, Грейс, он ведь, по правде, кричит. Он доносит до тебя истину: ты сама хочешь этого. Вижу, как уголок губ Дилана чуть вздрагивает от того, что я всё ещё сижу и обдумываю предложение. Беру Дилана за руку, приняв приглашение. Его кожа тёплая, а решительные пальцы ни капли не дрожат; да и музыка переменилась – играет "Fooled around and Fell In Love", такая звучная и глубокая, веющая долгожданным спокойствием. Дилан вновь подходит ко мне, неожиданно и уверенно протягивая руку.

– Ты хочешь увидеть, как я танцую? – я догадываюсь о его намерениях.

– Да, – лишь кратко отвечает он. – Отвлекись ненадолго. Или же хочешь заставить меня молить? – теперь уж ребячество позволительно нам обоим.

Привстаю, и Дилан осторожно, держась за мою кисть, немного отходит. Поворачиваюсь, оказываюсь прямо напротив. Скольжу рукой по его плечу; всё такая же горячая кожа, какую я помню с прошлых наших встреч, а грудь поднимается и опускается с каждым быстрым вдохом и выдохом.

– Знаешь, как отцы учат маленьких детей танцевать? – начинает Дилан и берет меня за обе руки. – Они ставят их ноги на свои, – продолжает он и слегка приподнимает кисти, показывая жестом, чтобы я встала на его ноги, – и начинают сами танцевать, а дети повторяют движения.

Держусь за его крепкие руки и стою на его ногах. Я могла бы и сама танцевать, но мне нравится этот вариант. Смотрю в карие глаза, а Дилан в мои. Он начинает двигаться в такт музыке, делая шаг и разворачиваясь на месте. Со мной получается немного нелепо; это смешит. Дилан вновь делает шаг назад, и мы опять разворачиваемся; ему будто удалось приблизить меня к себе, заставив больше доверять, усиливая доверие к другу Алиши. Небывалая теплота обстановки окутывает; к черту мои переживания и всё остальное, я желаю запомнить этот момент.

Дилан Барннетт

– Прости меня, – шепчет она, слегка отстраняясь от моей груди.

– За что? – уточняю я.

Но вместо ответа Грейс лишь увеличивает расстояние между нами и отходит танцуя, е с  множеством игривых оборотов. Робкая улыбка так идёт ей, а моё сознание рвётся надвое. Первый лагерь так и кричит, вместе с бурлящей кровью ещё с первой секунды, как она только вошла, вовсе не отпускать Грейс ближайшие часы… А второй уговаривает оттолкнуть и не губить всё в очередной раз.

Не могу оторвать от неё глаз; она двигается так феноменально. «Не останавливайся», – еле слышно шепчу я, но до неё, слава богу, слова не доходят. И под этими огнями, когда уже и негде спрятаться, Грейс подходит ближе вновь. Я не могу перестать ощущать это, просто продолжаю танцевать, ведь чувство въелось в самый скелет. Теперь мне не нужен ни повод, ни какой-то там контроль.