Страница 9 из 140
Глава пятая: Тьёрд
О том, что у меня есть сердце, я понял не когда умирал на столе под ножом мясника, по живому отсекающего мне то немногое, на чем еще держалась моя рука. И не когда привыкал к боли, пока железо врастало в мою изувеченную плоть.
Я узнал о нем, когда почувствовал тоску по родному Акриму. По громадным замкам, высеченных из цельных каменных столпов, по затянутому тучами небу, по стальным птицам на фоне тяжелых облаков. По воздуху, без которого я начинал сходить с ума.
Я ненавижу Север и дикарей, которые живут здесь в черной неграмотности и серости, думают, что мир существует только до тех пор, пока успели придумать их предки, а все, что за гранью их безумных сказок и легенд – это проказа и чума. Халларны для них – поветрие, затяжная болезнь, против которой у них нет иммунитета. Но вместо того, чтобы принять лекарство и покорно склонить головы, эти неграмотные люди продолжают бросаться на мечи. Они находят геройской смерть в бою с неравным противником. Не используют логику, потому что живут импульсами и порывами.
Император был прав – мы не подчиним Север, пока не начнем говорить на понятном им языке. Так мы придумали целую религию и кровавые жертвоприношения, так наши стальные птицы превратились в драконов, а медицина стала даром богов.
Чтобы заставить себя слушать, нужно сперва выучить своему языку.
Мы сделали с точностью до наоборот: перевели свою историю в плоскость понятных им явлений.
И теперь Эр собирает сделать следующий шаг: женить меня и Киллана, чтобы мы узнали повадки северян, влезли в их жизнь и расположили к себе. Война не может длиться вечно, потому что она истощает даже таких, как мы. А Север – это нескончаемый источник энергии, на котором сидят дикари и понятия не имеют, что топчут ногами собственное величие.
Как раз сейчас я лежу в ванной старого разбитого замка, под фундаментом которого целые залежи синалума, и вскоре они будут моими. С симпатичной тупой женой в придачу.
Я знаю о них все, что нужно: формально, мой будущий жирный родич не владел ни куском этой земли, потому что счастье свалилось ему в руки после смерти жены. Эти земли, все, что на них стоит и растет – принадлежат старшей. Той, которая как раз бормочет что-то за моей спиной.
Нужно было отдать ее жрице. Пусть бы подавилась. Я говорил Эру, что старуха слишком вжилась в роль и начала резать всех без разбору, но император считает ее бдение полезным кровопусканием, после которого «больной» будет скорее мертв, чем жив. Ему достаточно стольного количества людей, сколько сможет обрабатывать землю и вести непрерывную добычу синалума. И для этого у него, как у опытного хирурга, есть все необходимые инструменты: скальпель, пила и маленький молоточек с долотом, которым вышибают мозги раненым солдатам, чтобы бедолаги не мучились в агонии.
Нужно было отдать ее жрице – все-таки девица не только безобразна, но еще и скучна.
— Где твои родственники? – интересуюсь я, наслаждаясь теплой лаской воды. – Дяди, тетушки?
— Они все умерли, аэ’рим, - после небольших раздумий отвечает она.
Лжет. Ее дядя владеет обширными землями к западу отсюда, и его территории вплотную прилегают к моем будущим владениям. Это можно использовать. Даже нужно.
Но от девчонки придется избавиться, потому что пока она будет жива, обязательно найдется какой-то полоумный родственник, мечтающий вытащить девицу из беды. Хотя…
— Я могу идти? – спрашивает кхати, и я слышу, как она топчется на месте.
Мне невыносимо скучно.
И у меня давно не было женщины. Будь она хоть каплю красивее, я бы просто взял это тело и использовал по назначению, потому что именно так халларны поступают с женщинами покоренных народов.
Как ни странно, эта мысль немного будоражит мое воображение.
Позволяю себе минутную слабость, отпуская фантазию в ту сторону, где я затаскиваю кхати в воду, разводу ей ноги и усаживаю на себя грубо и сильно. У нее будут так же гневно сверкать глаза в тот момент? Или она будет плакать от унижения?
Морщусь и провожу по лицу мокрой ладонью.
— Иди. И скажи сестре и отцу, что завтра утром я хочу говорить с ними обоими.
Она делает несколько шагов, останавливается, мнется. Песок и каменная крошка противно хрустят под подошвами ее домашних башмаков.
— Эта земля принадлежит мне, аэ’рим, - внезапно говорит эта безобразная северянка. – Земля, Красный шип, все что в округе, в небе и под землей.
Я удивлен ее догадливости, хоть и не считал девчонку глупой. Возможно, недалекой и слишком строптивой, но не такой набитой дурой как младшая. Ту мне хотелось выгнать из-за стола после нескольких минут беспрерывной чепухи, которая выпрыгивала из ее рта, словно вши с дохлой собаки.
— И? – лениво интересуюсь подтекстом.
Будет торговаться? Скажет, что я нарушаю право наследования? Попросит передать слезную мольбу императору и защитить ее от произвола жирного урода?
— Ты можешь взять в жены меня… Тьёрд.
Ей все-таки удается меня удивить.
Даже жаль, что в этот момент не вижу ее лицо – наверняка оно было бы умоляющим, просящим, испуганным. Я прикрываю глаза, мысленно примеряя кхати все эти маски. Больше всего она нравится мне с мольбой. Если представить, что ее волосы высоко собраны, она стоит передо мной на коленях, и ошейник на тонкой длинной шее кажется почти что частью сексуальной игры. Я не большой поклонник такого развлечения, но дома у меня осталась пара рабынь, которые любили «быть в покорности», и иногда мы неплохо развлекались втроем. Впрочем, все это быстро приедается.