НА РУСЬ!

Но дня он мне, конечно же, не дал.

– Руки! – прикрикнул он, протягивая перед собой смоченную водой кожаную петлю. Такая удавка постепенно высыхает, и стягивается так, что её невозможно развязать даже зубами. Только резать.

– Не могу, – просипел я, делая попытки приподнять раскинутые вдоль тела руки.

Последовала нецензурная монгольская лексика, и Исты- бай склонился ко мне, чтобы помочь поднять руки. Я бы на его месте этого не делал. Чуть погодя он и сам это понял, но было уже поздно. Ещё секунду назад беспомощные руки ожили и, сжавшись в кулаки, ударили расслабившегося стража по ушам. Глаза воина обиженно закатились, и он свалился на землю.

Время пошло на секунды. Я вывалился из попоны рядом с Истыбаем. Выхватил у него из-за пояса саблю и полоснул по ремням на ногах. Поймал за повод его лошадь и вскочил в седло. Пригнувшись к гриве коня, я направил его в лес. Мои ноздри вновь почувствовали ветер свободы.

– Что? Взяли? – вырвался из груди торжествующий возглас.

– Фьють, – раздался лёгкий посвист за моей спиной. Я почувствовал болезненный укол под лопаткой, и земля резко скакнула мне навстречу. Затем наступила ночь.

Я сидел на облаке и, покачивая ногами, рассматривал проплывавшие подо мной реки, леса и озёра. Рядом, также беззаботно покачивая ножками, сидела Луиза. Я попытался её обнять и прижать к себе, но мои руки поймали пустоту.

– Не трать напрасно время, – улыбнулась она. – Я здесь гораздо дольше и могу тебе сказать, что это наши с тобой бестелесные оболочки. Ты понимаешь, почему мы здесь встретились?

– Но ведь это ещё не тот свет? – ответил я вопросом на вопрос.

– Вот именно. Мы с тобой находимся на грани между жизнью и смертью, поэтому наши души и встретили друг друга перед вратами в вечность. Это Барони шаманит. Мы знаем, что с тобой произошло и как ты попал в плен. Диландай собирается к тебе на выручку, а мы с Барони останемся у целебного источника.

– Вы живы! – облегчённо вздохнул я. – Теперь и умирать не страшно.

– Не говори так, – нахмурилась Луиза. – Ты должен знать, что я буду тебя ждать хоть на этом свете, хоть на том.

Ты разве забыл, что мы друг у друга ангелы-хранители? И если Бог призовёт нас к себе, то всё равно впереди у нас целая вечность.

– Вечность – это хорошо, – улыбнулся я. – Но хотелось бы ещё на этом свете кое-кому нервы попортить.

– Всё, – встревожено завертела головой Луиза. – Барони покидает этот мир. Помни, о чём я тебе сказала!

– Ну что, живой? – услышал я посторонний голос и открыл глаза.

На меня смотрел темник Учуха. Стало ясно, что моя попытка побега не удалась. Я вспомнил боль под лопаткой и падение с лошади. Подстрелилисловно утку.

– Ты больше так не делай, принц, – проникновенно произнёс темник, увидев, что я пришёл в себя. – Неужели ты думаешь, что я бы доверился одному этому болвану Истыбаю? Правда и лучник, который тебя ранил, оказался идиотом. Тебя нельзя убивать, ты самая ценная добыча, которую мне когда-либо приходилось сопровождать. Слава Великому Небуты выжил!

– А уж как я рад, – скривился я от стрельнувшей под лопаткой боли.

– Сейчас мы тебя даже не стали связывать, – улыбнулся мне как родному Учуха. – Выздоравливай. Ты должен быть полон сил, когда предстанешь перед Великим Ханом.

– Да уж, – представил я эту встречу и передёрнулся. – Силы мне понадобятся. А сколько времени я был без сознания?

– Семь переходов.

Семь переходов – это значит семь суток. Выходит, что мои парни с Луизой уже добрались до Анненских Вод. Ну, дай-то Бог. Конечно, милая беседа с Луизой на облачке это всего лишь бред воспалённого сознания, но он внушил мне надежду. А пока я верю, я борюсь. И что-то она говорила про Диландая? Если он даже и вышел ко мне на помощь, то нагонит отряд не скоро. Монголы умели передвигаться быстро.

– А где мой друг Истыбай? – спросил я.

– Ему отрубили голову.

– Сурово, – вновь поморщился я от боли.

– Ладно, ничего не говори. Тебе нельзя. – Обеспокоился за моё здоровье Учуха.

Заботливый. Как он радеет о том, чтобы меняне больного, а здорового отдали на растерзание рыжим собакам.

Моя болезнь затянулась. По-видимому, сказалось перенапряжение последних месяцев. Рана не заживала. От постоянной тряски она вскрывалась и кровоточила. Я совершенно ослаб. Учуха понимал, что если так будет продолжаться и дальше, то живым он меня не довезёт. И вот настал момент, когда, скрепя зубами, он отдал команду встать на длительную стоянку.

Мы остановились в крепости, которая показалась мне знакомой. А когда навстречу вышел комендант, я сразу вспомнил эту пронырливую физиономию. Тайбачан! Эту крепость мы брали в прошлом году, чтобы воины могли отсидеться и набраться сил. А комендантом здесь по-прежнему сидел знакомый перс. Надо же, выкрутился стервец!

– Я рад приветствовать в стенах Тайбачана великого багатура Уйчуху, победителя неверного Уруса! – радостно засеменил он от стола, протягивая перед собой руки. – Слава о твоих победах донеслась до наших ушей задолго до появления ваших скакунов.

– Твой язык по-прежнему источает реки мёда, Махмед, – отмахнулся от перса темник. – Выйди во двор и посмотри, сколько воинов я привёл обратно. Вряд ли такую победу можно считать великой.

– Ты пленил самого злостного врага Великого Хана. А воины нужны для того, чтобы своими смертями притворять в жизнь дерзкие замыслы полководцев. Хвала Аллаху этого добра наши ханум рожают в таком количестве, что не стоит жалеть о потерях. – Весело засмеялся комендант.

Ребята болтали так, словно меня рядом не было. Да и правда, стоит ли обращать внимание на полутруп, который в скором времени станет куском смердящего мяса.

– Погиб сын Угэдэй-Хана. Чей хребет ответит за его смерть? – Учухе было явно не до смеха.

– Ты везёшь виновника его гибели, его хребет и ответит, – успокоил темника перс. – У, собака! – Замахнулся он на меня камчой.

Парень меня совершенно не узнавал. Да и как было узнать в измождённом доходяге бравого телохранителя одной из жён монгольского хана. Моё лицо заросло густой бородой, а грязное немытое тело вызывало лишь отвращение.

– Вот это лишнее, – поморщился Учуха. – Сейчас ему требуется хороший уход и усиленное лечение. Разыщи мне того лекаря, что больным оставлял у тебя хан Кучу.

– А зачем искать, – пожал плечами Махмед. – Он сейчас пользует твоих воинов.

Вскоре пришёл маленький сухонький седобородый лекарь. Он осмотрел мою рану и осуждающе покачал головой.

– Что? – спросил темник.

– Рана не смертельная, но ему необходим покой, – ответил китаец. – Её нельзя тревожить, тем более перевозить раненого с места на место.

– Но нам необходимо как можно скорее прибыть к Угэдэй-хану. Нет ли у тебя средства для скорой помощи? – В словах Учухи слышалось беспокойство.

– Такого средства нет ни у кого, – покачал головой старик. – Только покой. Иначе он умрёт.

– Забирай его себе, и чтобы через семь дней он был готов продолжить путь! – приказал лекарю Учуха. – А так как этот раненый слишком шустрый, то и днём и ночью его будут охранять три нукера.

– Помилуйте господин, – удивился китаец. – Какая охрана? Этот человек ещё месяц не сможет взобраться на лошадь.

– Охрана три воина! – жёстко произнёс темник. – Я видел, на что способен этот шайтан.

И потянулись тягучие дни выздоровления. Мой врач оказался приверженцем Конфуция. Я же этого парня не любил. Слишком уж он перед властью лебезил. А я воспитывался в пионерской и комсомольской организациях и знал наверняка, что самая лучшая власть – советская. Остальные власти надо свергать до полной победы коммунизма.

– Вы не правы, – пытался навязать мне свои взгляды целитель Вэй. – Кун-цзы не призывал к слепому повиновению власть имущим. Он говорил, что «Правитель должен быть правителем, а подданный – подданным; отец – отцом, а сын – сыном».

– А как насчёт «чего не желаешь себе, того не делай другим», – проявил я своё знание Конфуция. – Вы меня лечите, а ведь меня везут на казнь. Не проще ли мне умереть здесь, смертью лёгкой и не страшной?