Страница 9 из 46
Из тьмы вышла женщина и наставила на него ружье.
— Руки вверх!
По голосу дед узнал девушку, с которой днем поругался в саду.
— Брось ружьем баловаться, девка! — сказал он мирно. — Это я.
— Идите вперед по тропке. Вон, видите, огонек. Там разберемся, кто вы такой!
Деду ничего не оставалось делать, как только подчиниться. По тропке он вышел на небольшой пригорок, где в стороне от деревьев, дымясь, тлел большой костер. С заветренной стороны его, держа в руках фонарь «летучая мышь», стояла маленькая Шура Рябинина и, приложив ладонь к глазам, напряженно всматривалась в темноту. Она была одета в старую шубку с меховым воротником; лицо ее, освещенное слабым светом фонаря, казалось задумчивым и нежным.
— Это вы, дедушка Шулыга? — удивленно сказала она тоненьким голоском, в котором еще чувствовался пережитый страх.
— Ну, я, я, — проворчал дед и повернулся к Наташе Кущиной: — Ружье-то опусти! Что ты меня под прицелом держишь?
Наташа опустила двустволку и сказала строго:
— А зачем вы ночью по саду ходите, гражданин Шулыга? Ведь я могла выстрелить в вас!
— Не имеешь права сразу стрелять! — сказал дед, опускаясь на землю подле костра. — Первым делом ты должна дать нарушителю словесное предупреждение: «Ах ты такой-сякой, так-то тебя и так-то, убирайся из сада сей секунд!»
— А если не послушается?
— Не послушался — не прогневайся! Лепи ему дробью в мягкую часть — пусть почешется. Да сейчас-то, весной, какие нарушители?!
— Мы думали, медведь в сад залез! — смеясь, сказала Шура Рябинина, садясь рядом с дедом. — Слышим, хрустит, кряхтит. Ну, чистый медведь!
Дед Шулыга одобрительно посмотрел на рослую Наташу и сказал:
— А ты, значит, на медведя с двустволкой кинулась?
Наташа промолчала. Продолжая смеяться, Шура Рябинина спросила:
— Как же вы в сад-то попали, дедушка?
Дед ощупал тлеющую внутри кучу большой черной рукой и, подумав, ответил с хитрецой:
— А я, девки, загостился у вас в Борском. Гляжу — стемнело. Ну, я пошел домой, да, выходит, сбился с дороги!
— Интересная история! — насмешливо сказала Наташа Кущина. — Как в комедии «Горе от ума»: «Шел в комнату, попал в другую!»
Дед пропустил колкость мимо ушей.
— Придется мне, видать, с вами ночку скоротать! — продолжал он. — Куда же сейчас-то идти? Старуха, конечно, браниться будет: загулял, скажет, ее дед… Ну, да семь бед — один ответ!.. Так что принимайте в компанию!
Наташа и Шура переглянулись.
— Вы лучше, гражданин Шулыга, прямо скажите, что пришли нас проверять. Так? — спросила Наташа.
— Дело-то ваше молодое, — туманно ответил дед. — У костра сон кого хочешь может сморить. А огонь — он ведь стихия. За ним — глаз да глаз! Недаром говорят, что Москва от одной свечки сгорела.
Наташа искоса взглянула на деда Шулыгу и сказала с несвойственной ей мягкостью:
— Борские на боевом посту не спят!
Шура аппетитно, по-ребячьи зевнула и попросила:
— Вы бы, дедушка Шулыга, сказку нам какую рассказали, а то ведь, если по правде, то очень спа-а-а-ть хочется!
— Сказки у меня все старые, для вас неинтересные… Разве эту?.. Жил-был царь. И задумал он жениться… Нет, постой… лучше эту. Жил-был черт. И задумал он жениться. Или вот — про купца… Жил-был, значит, купец…
— А чтобы жил-был колхозник — такой нету сказки? — перебила деда Наташа.
— Такой нет!
Наступило молчание.
— И до чего же сейчас красиво у нас в саду! — сказала Наташа Кущина, поднимаясь. — Как на сцене. «Вишневый сад», пьесу, помнишь, Шура?
— Помню!
— Только наш сад лучше того. Тот был запущенный, некультурный.
— Все равно я чуть не заплакала, когда Лопахин стал сад рубить! — сказала Шура.
Дед Шулыга насторожился:
— Это где же и какой такой подлец сад рубил?
— Купец один, из книжки.
— Купцов-то я знаю, — сказал дед Шулыга, — они такие, я у них работал в старое время в садах — у купцов, у арендаторов. Им бы только урожай снять, продать, а там — хоть трава не расти. И вот, скажи на милость, всю жизнь имел мечту поработать в большом саду, для народа. И все не получалось! Потому что у нас, в Пяткине, профиль — картошка. Конечно, на усадебном участке имеется у меня антоновки три дерева. Но разве это для меня масштаб?
Шура Рябинина выразительно посмотрела на подругу. Та молчала.
— А вот теперь в нашу бригаду вступайте, дедушка Шулыга, вот и исполнится ваша мечта.
— А примете?
— С превеликим удовольствием. Только далеко вам будет ходить из Пяткина на работу, не по годам вашим.
— Можно перенести избенку в Борское! Колхоз-то, думаю, поможет?!
— Колхоз, конечно, поможет. А захотите ли вы сами родную деревню оставить?
— Я ведь не в Африку поеду, а в свое, советское, село, — сказал дед Шулыга и обратился к Наташе, молча стоявшей под яблоней: — А ты что, вроде куксишься, артистка? Не примешь?
Наташа посмотрела на настороженные лица деда и Шуры, широко улыбнулась и сказала просто:
— Переезжайте, дедушка. Сработаемся!
— Я уж тогда увидел, что мы с тобой сработаемся, гладкая, когда ты на меня ружье наставила!
— А я по вашей инструкции действовала. Наставила и дала словесное предупреждение: «Руки вверх!» — И, обратившись к Шуре, Наташа властно сказала:
— Ну-ка, Шуренок, вставай, пойдем, в самом деле, костры проверять.
Наташа и Шура ушли. И дед Шулыга остался один у костра. Он долго смотрел на дым, уносимый ветром, на черное небо, думая о том, что с бабкой придется, пожалуй, повоевать из-за переезда в Борское. Потом мысли его смешались, и он задремал. Очнулся дед оттого, что кто-то тряс его за плечо. Он открыл глаза и увидел бабку. Это было так неожиданно и странно, что дед замотал головой — решил, что причудилось. Но бабка была живая, настоящая.
— Приятных вам сновидений, Матвей Никитич! — сказала она голосом, не предвещавшим деду ничего доброго.
— Не сердись, Марковна! Нельзя было иначе…
— Молчи! Ты хоть не спал бы, коли пришел огонь сторожить, идол! Не ровен час Матрена бы тебя увидела сонного. Девки-то ей все ведь рассказали!
— Матрена в саду?!
— Я же с ней и приехала! Она в Пяткине у нас была. Пришла, а тебя нет. Она к тебе от правления посланником приехала — в борский сад, в бригаду к себе, звать. Ей-богу, не вру! «Мы, говорит, его уважаем за опыт и желаем, говорит, чтобы он в нашей бригаде был этим… практиком-султаном»… — так она, что ли, сказала?
— Консультантом!
— Вот-вот! А я говорю: «Ну что ж, он хоть и старый, а может соответствовать, он у меня в садовом деле понимает». Ждем, ждем тебя, а уж вечер! Матрена ехать собралась, ну и я с ней. «Либо, думаю, он запил — тогда я его изничтожу, либо в саду сидит — тогда помилую». Ты соглашайся, Матвей, иди… в эти… в султаны…
— Да я уж сам тут договорился! — самодовольно сказал дед, потянулся и прибавил: — Вроде как потеплело. А, Марковна?
— Потеплело! И по радио объявили, что ожидается повышение.
Бабка засмеялась мелким своим смешком:
— Твоих, видать, рук это дело. Отменил прогноз-то?
— Отменил! — сказал дед Шулыга и тоже засмеялся.
1950
Первый приказ
Откровенно говоря, до этого случая я думал, что отдать приказ — дело простое. В особенности — в мирное время.
«Если ты знаешь уставы, — рассуждал я, — то командовать нетрудно. Нужно только, чтобы в голосе была стальная непреклонность, в глазах — строгость, как у сокола, во всех движениях четкость и уверенность. „Исполняйте!“ — и все! А об остальном пускай думает тот, кому надо исполнять».
Теперь я так не думаю… Впрочем, расскажу по порядку.
…Вызвал меня к себе сам командир хозяйственной роты, капитан Солодухин.
— Вот что, товарищ Дроздов, — сказал мне капитан, — возьмете рядовых Ночкина и Потапова, поедете с ними в Круглянский лес, где наши заготовляют дрова. Надо доставить туда литературу, музыкальные инструменты и еще кое-что. На время командировки назначаю вас начальником отдельной команды с правами старшины. Задача ясная?