Страница 17 из 40
Диме было 25, закончил МАДИ, поработал в автосервисе администратором, но честолюбие гнало его вверх. Он был высоким, как каланча, с простоватым лицом и большими руками, которые нервно мял, когда беседовал со мной. Должность менеджера приемной президента компании звучала вкусно и перспективно.
Увидев зарплаты гадюк, попехнулась слюной. Черт возьми, а я впахивала и получала в два раза меньше с большими переработками. Где справедливость?!
К концу дня позвонил Арсений, его голос был уставшим и подавленным:
— Пока ничего не получается, но мы продолжаем давить, — сказал он. — Паша давит. Скоро будем у тебя, я соскучился.
— Будем в смысле ты с Чистяковым едешь? — я сама не заметила, как от волнения рву бумажки на столе.
— Да, партнеры и инвесторы едут в головной офис. Сделали небольшой перерыв. Мы сегодня либо убедим их, либо потеряем проект. Банки денег не дают. Как ты, солнце?
— Освоилась, — улыбнулась я. — Внесла кое-какие усовершенствования.
— Цветы на окнах высадила? — пошутил Арсений, и я обиделась. Между прочим я тоже умею работать, и голова у меня варит. Иногда.
— Один цветок, — туманно протянула, бросив взгляд на Диму. — Второй завтра появится.
Положив трубку, поняла, что не могу усидеть на месте. Конечно, реакция Паши на ликвидацию гадюк предсказуема. Пусть сам выбирает: или мы дальше ломаем комедию про “я твоя невеста”, или я возвращаюсь обратно и больше в этом цирке не участвую. Не позволю себя унижать. Потому что сколько драконьи головы не старались, их изгнание зачлось мне в плюс. Когда я спустилась вечером в отдел кадров, чтобы подтвердить прием Димы на работу, смотрели уже другими глазами, и злое “шушу” сменило тон. Так-то, знай наших.
Кораблев приехал через полчаса, он был взъерошенным и сопровождал группу людей, видимо тех самых неуговариваемых инвесторов, направляясь в конференц-зал.
— Тяжко, — пожаловался на ходу. — Закончим, заберу тебя, — и умчался, я вздохнула.
Из задумчивости вывел Дима, который подошел с растерянным выражением лица.
— Вас требуют, вернее, требуют кофе, — развел он руками. — Я приготовил, но он попросил вас.
Ну началось! Я закатила глаза к потолку и побежала в приемную. Наскоро приготовила напиток, залила его в чашку, войти не успела. Чистяков сам вылез, ругаясь матом.
— Где девчонки? — накинулся с порога. — Я только что звонил Алле, почему ты их уволила!? У меня сейчас переговоры!
Дима стоял за спиной, став невольным свидетелем перебранки.
— Что это за пацан?! — он дернул меня за руку, чашка с подносом выпала из рук. Открыв дверь кабинета, толкнул внутрь. — Ты понимаешь, что натворила?
— Ну и иди на свои переговоры! — огрызнулась я, отстраняясь. — Потом обсудим, я все объясню.
— Как! — его глаза потемнели от гнева, он схватил меня с такой силой, что я поморщилась.
— Что значит как, ногами, — буркнула, отпихивая придурка от себя.
— Не смогу, — Чистяков прижал мою руку к ширинке, я с ужасом одернула ее. — Мне надо разрядиться!
С этим словами потащил куда-то, бормоча ругательства.
— Ну почему женщины такие дуры! Ты дура! — открыл какую-то дверь, и мы оказались в смежной с кабинетом комнате. Я настолько растерялась, что не сразу сообразила, где нахожусь. Вокруг все бордовое. Бордовые стены, пол и потолок и по центру черный гроб. Или мне это возвышение показалось гробом, а было кроватью.
Он повернул ключ в замке, запирая дверь, и пошел на меня, расстегивая ремень на брюках:
— Я попросил изображать невесту для мамы, а ты решила сделаться невестой для всех, — я отступала к стене, не веря в то, что происходит, страх сдавил горло так, что ни звука вымолвить не могла.
— Что ты собираешься делать? Кораблев здесь, учти это.
Но меня никто не слушал. Паша налетел как коршун, опрокидывая на кровать.
— Сама виновата, — сказал почти спокойно.
6.3
Подмяв меня под себя, он задрал юбку и стал стаскивать трусики.
— Отпусти, урод, — я заплакала, молотя ногами и пытаясь выбраться. — Я все расскажу Кораблеву, он убьет тебя!
— Заткнись, — мои угрозы не подействовали на него. — Меня ждут люди, а ты тут самодеятельность развела.
— Подонок! — я попробовала достать его ногой, но черт навалился всем весом и больно шлепнул по голой заднице.
— Замри! — гаркнул Паша. — Пять минут полежи спокойно, — я почувствовала, как он лихорадочно гладит мои ноги и попу, и зажмурила глаза от ужаса. Неужели изнасилует…
Но ничего не происходило. Рука просто блуждала, Чистяков вздыхал сзади как медведь, которого укусил жирный слепень. После минуты поглаживаний я рискнула повернуть голову и разинула рот от удивления. Одной рукой идиот лапал мое тело, а другой — себя. Там. Придурок, мелькнуло в голове. Трахнутый на всю голову. Я шевельнулась, он снова шлепнул.
— Не отвлекай, — огрызнулся, лицо было таким напряженным, как будто сейчас взорвется..
Никогда еще я не оказывалась в такой уродливой и позорящей ситуации, унижающей человеческое достоинство. Слезы капали из глаз, не останавливаясь. Закусила губу, чтобы не расплакаться еще больше. Зачем я сюда приехала? Зачем уволила этих дурочек? Кому я помогла? Больной сукин сын, чтобы ты сгорел в аду, чтобы тебя пожрали черви, чтобы тебя переехала машина! Не знаю, сколько минут я мысленно проклинала его, пока мерзкие липкие руки лазили повсюду. Вдруг по коже разлилось что-то горячее, я вздрогнула и чуть не задохнулась от отвращения, поняв, что это.
— Уберешь тут все, ключ оставь на столе, — бросил Чистяков, сползая. — Завтра же найди мне девушку. Или старых верни. Не сделаешь, пеняй на себя, — я услышала, как хлопнула дверь, и не выдержав, разрыдалась.
На негнущихся ногах сползла с кровати. Она была черной как смерть. Господи, куда я попала?! Все пространство отделано в кроваво-бордовых цветах. Уродец с уродливыми мозгами и уродливым вкусом. Посмотрела на черные простыни и злорадно усмехнулась. Стащила одну, вытерлась и бросила на пол. Сам убирайся, мудак!
Я выскочила из комнаты и помчалась в приемную. Димы уже не было, ушел. На часах восемь вечера. Подумала об Арсении и его просьбе дождаться, но поняла, что не смогу. Трясло от воспоминаний и желания убить негодяя. Взяв сумочку, поехала домой. По пути скинула любимому сообщение о том, что устала. Всю дорогу размышляла, что делать. Во-первых, расскажу Кораблеву, если завтра он не убьет Пашу, его убью я. Найму кого-нибудь, чтобы сломали придурку ноги и руки. Мстительно надавив на газ, немного успокоилась. Во-вторых, не появлюсь на работе, это не работа, а каторга. К черту их! В приемную больше ни ногой. А в третьих, пожалуюсь Полине Сергеевне. Пусть знает, что ее сынок вытворяет! Чистякова надо было кастрировать при рождении! Скотина вот он кто!
Войдя в квартиру, закрылась в душе и долго смывала с себя воспоминания о его прикосновениях, но они почему-то не смывались, хотя я вылила на себя полтюбика геля. Чтобы отвлечься, включила мультики и уставилась в телевизор. Они не отвлекали. Позвонила Оксане, надеясь в болтовне забыться:
— Ну как у вас там? — спросила она.
— Все хорошо, встречаемся, — вяло отреагировала я, держа в руках кружку с горячим молоком.
— Он такой красавчик, — причмокнула подруга в трубку. — Но что-то радости в голосе не слышу.
— Меня перевели в другое подразделение, — вздохнула я. — Помираю.
— Как это так? Кораблев перевел? — не поняла подруга, я решила не грузить ее историей “про я невеста Чистякова”.
— Нет, президент компании, чтобы он сдох! — не выдержав, выругалась. — Господи, некоторых мужчин просто не должно быть, потому что не должно быть.
— Рассказывай, что у тебя происходит? — навострила уши подруга. — Много работы?
— Это друг Кораблева, дебил и отморозок, озабоченный какой-то, — пожаловалась в сердцах. — Лезет, представляешь? Друг называется.
— Почему ты не скажешь Арсению? — удивилась Оксана. — Вот дела! Сильно достает?
— Ужас какой-то, — я не могла скрыть отчаяния. — Сегодня скажу. Не хочу там работать, уволюсь к чертям собачьим!