Ох, уж этот Босс!

— Л-ладно, — запинаюсь немного я.

— Тур, — он улыбается и протягивает мне руку.

— Яся, — голос немного дрожит, но я отвечаю на рукопожатие.

Его рука теплая и уверенно пожимает мою. И откуда-то сразу приходит чувство… защищенности. С удивлением прислушиваюсь к себе, не понимая, откуда на меня опустилось окутывающее ощущение спокойствия…

— Яся, — он будто пробует на вкус мое имя. — Необычно, — хмыкает он и будто нехотя отпускает первым мою руку.

Сразу холод ночи остужает мою ладонь, спокойствие меняется местами с сожалением.

— Какое у вас…

— У тебя, — поправляет он меня.

— … у тебя, — послушно повторяю, — было предложение ко мне?

— Мне кажется, оно тебе понравится, — его загадочная улыбка в темноте ночи кажется какой-то еще более таинственной.

Мы стоим неподалеку от подъезда, поэтому света лампочки над дверью немного хватает, чтобы мы видели друг друга. Двор закрытый, тупиковый, никто не ездит мимо него, поэтому тут тихо. Мне кажется, я даже слышу собственное сердцебиение. А может, это от того, что у меня стучит в ушах.

— Говори, и я решу, — поддерживаю его улыбку.

В ответ он слегка сдвигается в сторону, приглашая меня облокотиться на машину рядом с ним. Что я и делаю. А потом ругаю себя. Это оказывается слишком близко. Но отойти обратно я уже не смогу. Будет выглядеть так, будто… В общем, некрасиво это будет выглядеть. И кажется… я уже не хочу отодвигаться.

Артур на меня не смотрит, устремив свой взгляд куда-то в сторону подъездов.

— Когда я первый раз увидел, как ты танцуешь, я понял, что это настоящий талант, тебе нравиться жить танцем, музыкой. Ты двигаешься не так как остальные. Видно, что ты наслаждаешься этим!

— Это было до того, как ты посчитал, что я Геля — или после? — неожиданно смеюсь я, не замечая, как легко слетело это "ты" с моих губ.

— Одновременно, — в ответ смеется и он. — Но ты сама посуди, мой работник в разгар смены вместо того, чтобы исполнять свои прямые обязанности, развлекается на всю катушку!

— Я пыталась себе это представить! — признаюсь я. — Выглядит, конечно, дико. Да и, наверное, какой удар по самолюбию начальника, — подкалываю. — Еще бы, твои подчиненные не считаются с тобой! — после того, как обоюдный смех постепенно затих, я все же качаю головой. — Но это не так, — он с удивлением смотрит на меня, ожидая продолжения. — Пусть я совсем недолго в команде, но вижу, что все, без исключения, тебя уважают. Это редкость, когда подчиненные на виду заглядывают тебе в рот, а за спиной потом не говорят о тебе гадости. Честно. Я видела много коллективов, приходилось и по работе и в других ситуациях — и почти во всех было именно так. Добиться уважения очень нелегко. Только по-настоящему хорошие руководители могут этим похвастаться!

— Так ты мне сейчас комплимент отвесила? — будто шутя, улыбается он и смотрит на меня, слегка приподняв бровь, отбрасывая окурок.

— "За что кукушка хвалит петуха…" — со смехом цитирую я Крылова. — Ты начал первый! Когда говорил о том, как я танцую… Но на самом деле, это не подхалимаж, это лишь мое наблюдение. Мне ведь незачем тебе льстить. Я сделаю свою работу и уеду через месяц.

И лишь, когда я сказала это вслух, между нами повисло тяжелое молчание. Улыбки пропали, а каждый хмуро посмотрел на другого. Что это? Неужели ему тоже вдруг стало грустно от этой мысли? Как и мне. Это неожиданное сожаление обрушилось на меня, едва я договорила и вникла в свои слова.

— Яр… Ясь, — с мелькнувшей улыбкой поправился он. — Об этом я и хотел поговорить. Что тебя ждет там?

Он намеренно сказал "что"? Не "кто", а именно "что"! Ведь он знает про Кита. Но мне приходится вслух сказать очевидное.

— Мой парень, — слегка пожимаю я плечами. — У меня там родители, дом… Моя жизнь вся там.

— А Геля?

— Геля — тоже моя жизнь. Но она выбрала… Понимаешь, впервые в жизни она мне призналась, что… Господи, я даже сформулировать это толком не могу… — я вздохнула, а он будто приблизился ко мне. На пару миллиметров, но я это почувствовала. — По всему выходит, что она сюда сбежала от меня… — к горлу подступил тяжелый ком. Я долго думала об этом, пыталась понять, какие же истинные причины переезда моей сестры. А когда, наконец, поняла, почувствовала боль и сожаление. И как сейчас говорить об этом чужому человеку?..

— Почему ты так решила? — Артур внимательно смотрел на меня.

— Из всего, что она мне говорила, из каких-то мелочей. Я же чувствую ее, ее настроение. Даже когда она молчит, я порой почти дословно слышу ее мысли. Но иногда она как-то умеет отгородиться от меня. И тогда будто радио внутри меня замолкает. Теряется какая-то волна, частота, на которой мы общаемся. Она сказала, что устала чувствовать себя моей тенью. И уехала сюда, чтобы быть не моим продолжением, а самостоятельной единицей, понять, кто она — сама, без меня, — на глаза навернулись слезы, и я отвернулась, чтобы он их не видел.

Пару мгновений спустя я неожиданно почувствовала, как на мою руку, лежащую на машине, опустилась его теплая широкая ладонь. Осторожно, но уверенно.

— Мне кажется, это нормальное желание любого человека: понять себя, проверить, на что способен, чего стоишь, — тихо проговорил он мне в спину. Я чувствовала его взгляд на затылке, но пока не оборачивалась, глотая соленые слезы. — Я слышал, у близнецов все немного по-другому. Но вы ведь обе личности, когда-то это разъединение должно было наступить. В конце концов, у вас впереди свое персональное будущее, семьи. Но вы все равно будете друг у друга. В этом и есть прелесть семьи. У меня вот никого нет, ни братьев, ни сестер. Я один по жизни. Возможно, я до конца не могу понять, что ты чувствуешь, но мой жизненный опыт позволяет делать выводы. У меня есть лучший друг, уже много лет мы вместе, и он стал мне братом. По крайней мере, я рад его считать именно им.

Я, наконец, оборачиваюсь, но в этот момент пара слезинок все же сорвались с ресниц и скатились по щекам, оставляя две прохладные дорожки на моих щеках. Опускаю голову, чтобы спрятать их за волосами. Но Артур осторожно откидывает прядь за спину и неожиданно аккуратно стирает влажные следы с моих щек.

— Не надо плакать, — просит он, но именно эти слова будто срывают триггер внутри меня, и неожиданно я начинаю плакать.

Мне не хочется вот так… Напоказ будто… Не хочу этих слез, но они безостановочно катятся, не слыша моих мыслей, не подчиняясь мне.

Артур осторожно и нежно привлекает меня к себе, а я… Понимаю, что надо отодвинуться, отстраниться — и успокоиться, в конце концов. Но вместо этого вжимаюсь в него и руками цепляюсь за распахнутые полы его куртки.

Он молчит, несмело гладя по волосам, и я благодарна за это молчание. Пустые слова, пожалуй, сейчас заставили бы плакать еще дольше. Я пытаюсь отвлечься, переключиться, чтобы скорее успокоиться. Сосредотачиваюсь на его парфюме, пытаясь разобрать, из каких ноток он состоит. Что-то древесное и свежее, ненавязчиво-мужественное и безумно приятное, вперемешку с запахом сигарет. Вдыхаю глубже, чувствуя, как буря внутри проходит мимо. Слезы высыхают, но я все так же стою, не пытаясь отстраниться. Его руки надежно укрывают меня от всего вокруг, и из них не хочется выбираться. Но все равно надо уже отойти.

Однако, когда я пытаюсь сделать шаг назад, его руки немного напрягаются, не отпуская меня. И я замираю. Чувствую его глубокий вздох под своей щекой — и освобождаюсь. Артур сам отпускает меня, но остается рядом, просто немного разворачивает корпус, вновь присев на багажник машины.

— Прости, — шепчу я.

— Не надо, — он качает головой. — Прощения просят, когда есть, за что.

— Тогда спасибо, — слабо улыбаюсь я.

— Пожалуйста, — кивая, улыбается он в ответ.

Мы молчим, каждый погруженный в свои мысли.

— Так что насчет предложения? — напоминаю я, чувствуя неловкость.

— Теперь даже не знаю, есть ли в нем смысл, — вздыхает он.