Империя в огне

Остальное ты узнаешь из рукописи. Хочу только сказать, что, осмысливая свою жизнь, я понял, что ни о чём не жалею и не хочу, чтобы кто-то жалел меня. Это была моя жизнь, и прожил я её так, как мне хотелось. Я прожил столько жизней, что хватило бы с лихвой не одному десятку лежебок.

Твой друг Евгений

P.S. Может, и ты рискнёшь?»

Словно мраком веков дохнуло на меня прошлое. Побежал по спине холодный пот, а сердце сжалось в непонятной тоске. Рисковать мне почему-то не хотелось. Это наш Женька был авантюристом, а я привык к размеренному и спокойному укладу жизни.

«Женька, друг, как же так?» – задал я вопрос неизвестно кому. Следом возникла мысль о том, что я ведь ничего не знаю о Женькином путешествии в двухтысячный год. «Надо будет в чулане хорошенько поискать, может быть, тетрадь об этом путешествии куда-нибудь завалилась?» – подумал я и, отложив письмо друга, поднёс к глазам первый лист рукописи. И вся окружающая меня действительность растворилась в гортанных криках идущих в атаку воинов, ржании лошадей, свисте стрел, предсмертных хрипах умирающих людей и неразгаданной тайне бытия, называемой вечностью…

День незаметно перешёл в сумерки, и я, отложив рукопись в сторону, заготовил дрова и развёл костёр. Поужинав, при мерцающем свете костра вновь окунулся в поток событий, участником которых довелось стать моему другу.

Дочитав последние строки, я, глядя на далёкие огни лежащего на другом берегу Амура Нижнетамбовского, думал о превратностях судьбы, о её избранниках и пасынках. Почему случается так, а не иначе? Почему такая судьба досталась именно нашему Женьке, а не мне или кому-нибудь другому из нашей компании? А может, всё так и должно быть и Женька потому появился в нашем времени, чтобы, пройдя через все испытания и потери, вернуться туда закалённым воином и выполнить своё предназначение?

Мне стало грустно и обидно. А для чего родился я? Жизнь моя показалась мне скучной и неинтересной. И я решил, что непременно вернусь на Шаман-гору. Издам Женькины записи и обязательно вернусь.

Отмечу – среди листов старого пергамента, исписанных Женькиной рукой, обнаружились записи и другого человека, я их публикую тоже.

Глава 1.

НОВОБРАНЕЦ КЕШИКТЕНОВ

Я не привык стоять на коленях. И неудобно, и гордость не позволяет. Днём в степи жарко, а горячий песок нестерпимо жжёт выглядывающие из прорех ветхих штанов сбитые до крови колени. Я осматриваюсь: где я, что я? Судя по драным порткам и позе, в которой я оказался, мне снова не повезло и попал я к чужим нехорошим дяденькам.

«Что, допутешествовался, любимец богов?» – ехидно поинтересовался внутренний голос, совершенно не обращая внимания на то, что горло моё горело так, словно я только что съел полкило верблюжьих колючек.

Я досадливо поморщился: только тебя мне сейчас и не хватало, хотя… если в моём лексиконе появилось выражение «верблюжьи колючки», то это может помочь определить географию моего нынешнего местонахождения. И, озираясь по сторонам, я попытался ответить на вопрос: куда же меня занесло на этот раз? Если судить по оружию, одежде, внешнему облику местных аборигенов и рукописи, обнаруженной мною в своём собственном тайнике, то нахожусь я в самых что ни на есть средних веках. И не просто в средних веках, а в обществе азиатских кочевников. Об этом недвусмысленно говорили раскосые глаза и широкие скулы многих из окружающих меня людей. Хотя среди них встречались индивидуумы с чертами вполне европейскими. Людей было много, и все они, так же как и я, с унылым видом стояли на коленях и отрешённо смотрели перед собой. Стояла невыносимая жара. Запах немытых тел и гниющей плоти вызвал в моём желудке революцию, которая завершилась выходом на волю взбунтовавшихся масс неусвоенной пищи. Украдкой оглядевшись по сторонам, я убедился, что до моих судорог никому нет дела. Чистить зубы и выполнять элементарные правила личной гигиены здесь, по всей видимости, считалось бескультурьем.

«Боже мой! – пришла в голову совершенно несвоевременная мысль. – И как эти люди занимаются любовью?»

Если бы не горы с одной стороны и простиравшаяся до самого горизонта долина с другой, то можно было подумать, что попал я сразу к чжурчжэням. Но мне почему- то всегда казалось, что они должны жить на реках и в тайге, так же как и их потомки, в моё время называемые «коренные народности Приамурья». Хотя в Маньчжурии, в Приморском и в Хабаровском краях гор достаточно.

– Послушай, браток, – решил я обратиться к стоящему рядом со мной в такой же некрасивой позе человеку, даже не подумав о том, поймёт он меня или нет. – Что здесь происходит и где мы есть?

Человек посмотрел на меня с явным сожалением.

– Всемилостивый Будда отнял у тебя разум. Наверное, ты был у него любимцем, раз он не пожелал, чтобы ты уходил к предкам со страхом в душе.

– Ты чего плетёшь, парень, к каким это предкам? Я пока ещё на тот свет не собираюсь, – справедливо возмутился я.

– Если у рабов станут спрашивать их желания, то мир перевернётся с ног на голову, – грустно усмехнулся сосед. – А мы с тобой на похоронах Великого хана Чингиза, ну и на своих тоже.

Я растерянно замолчал. Вот так дела, я раб, да ещё предназначенный в жертву Чингисхану!

«Какой я идиёт», – сказал бы на моём месте незабвенный Сруль Исаевич Заерман. Я же подумал, что я безмозглое создание только потому, что у меня была возможность почитать папирусы из прошлого и узнать, чего следует ожидать от встречи с прошлым. А я вместо этого сыграл в благородного сэра, надеясь, что судьба мне будет постоянно мило улыбаться, а не скалиться, и что от неё всё равно никуда не уйдёшь.

«А ну-ка постой, не мандражируй! – приказал я себе. – Если тебя сейчас здесь похоронят, то кто же тогда напишет воспоминания?»

После этих мыслей я немного успокоился и стал внимательней наблюдать за происходящим. В третьем своём путешествии в прошлое я тоже был рабом на стройках социализма, так что опыт обращения с дубаками1 и ношения кандалов есть. Теперь мне предстояло на собственной шкуре ощутить, чем отличается отношение к невольникам в молодой стране строящегося социализма от отношения к рабам в наполненном предрассудками рабовладельческом государстве.

«Главное, что появилась возможность с чем-то сравнивать», – скептически усмехнулся я про себя.

«Смейся-смейся! – позлорадствовал внутренний голос. – Как бы плакать не пришлось».

«Вместе и поплачем», – успокоил я его.

После этого нападки прекратились. Видно, парень понял, что мы друг без друга никуда.

– И что же, теперь нам хребты станут ломать? – заинтересовался я, потому что читал о такой казни у монголов.

– Ну вот ещё, просто отрубят головы, – разочаровал меня сосед.

– За что ж такая немилость? – Близость смерти сделала меня разговорчивым и любознательным, тем более что меня определили как умалишённого.

– Такой привилегии удостаиваются только монголы. Они считают, что из человека нельзя выпускать кровь, потому что вместе с ней тело покинет душа. А чтобы возродиться вновь, душа после смерти должна оставаться в теле, – получил я первые знания о монгольских традициях.

«Интересное дело! – мысленно возмутился я. – Чем это я хуже монголов? Они, значит, могут возродиться, а мне заказано? Желаю, чтобы и мне тоже сломали хребет».

«Э, парень, ты что-то заболтался, – осадил меня внутренний голос. – Ломать нам ничего не надо, лучше думай, как отсюда смыться».

Уже с определённым знанием, где я нахожусь и что меня ждёт, я ещё раз посмотрел по сторонам. Как я уже говорил, вокруг, куда ни кинь взгляд, простирались горы и степь. И как же можно сбежать от быстрых коней и острых стрел диких кочевников? Ведь ещё надо выскользнуть из-под ножа палача?

«Н-да, ситуация патовая, в такой я ещё не бывал», – тоскливо заныло в мозгу. «Всё когда-то происходит впервые, а ты думай», – попытался подбодрить меня внутренний голос. «Отстань!» – огрызнулся я.

1

Дубак – надзиратель (жарг.).