Потомок

Как это устройство выглядит на малых катерах, я знал. Простой рычаг, обычно расположенный у борта лодки рядом со штурвалом. А как здесь, я понятия не имел! Разгадка оказалась в щитке рядом с надписью на английском языке «трансмиссия». Он светился желтым неброским индикатором рядом с рычагом, похожим на рубильник.

– Вот то, что ищу, – произнес я вслух и опустил рубильник. Зашипев, как змея, сработало реле в распределительном ящике неподалеку. Толстая муфта позади двигателя напряглась, в ней что-то пару раз щелкнуло, повернулось, и, как мне показалось, двигатель слегла осел, освободившись от нагрузки.

– Электропривод, выходит, тоже цел, – отметил я вслух. Стоящий впереди движка радиатор, весь в железных вентиляционных рукавах, с навешенным рядом расширительным баком, наполненным красным антифризом, уверил меня, что охлаждение ведется не забортной морской водой, а значит, можно запускать.

Я поднял «старший» тумблер вверх, но ничего не произошло, даже ни одной лампочки не загорелось. Продумано отлично: пока капитан сам не включит своим ключом зажигание в рубке, матрос завести двигатель не сможет. Я поднялся наверх, вставил ключ, все огоньки и приборы на панели ожили. Прихватив документы погибшего, опять спускаюсь в моторный отсек, смело подхожу к двигателю и, как заправский моторист, нажимаю на кнопку стартера. Слегка накренившись от вращения, двигатель мгновенно, как и полагается дизелю, завелся, наполнив помещение ровным рокотом. Пускай поработает с полчаса, протопит помещение получше, а главное, добавит мне спокойствия и уверенности, гулом своей работы напоминая человеческий мир, звуки которого уже подзабылись. Баки, как я заметил на приборах, полностью заполнены. Наверху сразу запустился электромотор вытяжки и повернулись шторки жалюзи, открывая путь воздуху. По застывшим следам крови и черным полоскам, оставленным подошвами моих унт, я сразу опознал место моего укрытия от медведя. На секунду все напряжение того момента вернулось, но не захватило. После увиденного в регистраторе все произошедшее со мной ранее кажется абсолютной мелочью.

Предстояло еще несколько неотложных дел, первое из которых – сделать надпись на надгробии и установить его на могиле капитана. Из скрученного куска оцинкованной жести я вырезал небольшой прямоугольник, кисточкой и краской, копируя с документов по одной букве, вывел имя «Мигель Мартин» и годы жизни погибшего. Из досок сделал крест, скрепив его шурупами, и установил на могиле, произнеся молитву «За упокой» в своей интерпретации, как мог. После этой грустной процедуры я пошел к катеру, размышляя о том, что уже второй встреченный мною после катастрофы человек оказался мертвым. А что, если предположение о возникшем конфликте между РФ и США верное? Страшно представить, какой может быть реакция американцев на меня. Поверят ли они моей правде или сразу пустят в расход, как шпиона? Ветерок в очередной раз обдал меня порывом, наполненным запахом озона. Целый день, что ли, у них здесь такое? У себя в России, я помню, грозы весьма редко порождают ощутимый озон в воздухе, а здесь, видно, по-другому все.

Почти спустившись в кубрик, внезапно почувствовал совершенно неведомое мне до этого ощущение напряженности. Это чувство так давно не посещало меня, что я не мог разобраться, что именно происходит, а главное, не знал, как реагировать. Может, все-таки кто-то остался жив и ему нужна помощь? Надо возобновить поиски и еще раз обежать все пляжи побережья. Прислушавшись к себе, постарался понять возникшее чувство, почему-то казалось, что кто-то зовет на помощь. Не опуская рук, прочесывая все более далекие места на побережье, я и не заметил, как ветер поменялся, принеся с собой непогоду с северо-запада. Волны выросли вдвое, небо покрылось плотными облаками, пошел мелкий колючий снег. Необходимо было вернуться. Если разыграется шторм, неизвестно, как поведет себя катер, не смоет ли его обратно в пучину. Надо приготовиться к эвакуации, ведь гребной винт на судне совершенно неисправен, и оставаться с ним в море во время шторма подобно смерти.

Ускорив шаг, я вернулся и поднялся на палубу, тело убитого медведя развалилось рядом на гальке, неестественно согнувшись от падения. А ведь его останки, хоть и замерзшие, могут привлечь других хищников. Надо бы как-то от них избавиться. Сдвинуть его с места мне одному не по силам, но решение есть. Я, кажется, видел на катере бензопилу. Разрежу и выброшу тушу по частям в море, а пока надо не забывать всегда брать с собой автомат. Карабин, конечно, полегче, но патронов к нему нет. Нацепленный мной еще ночью с офицерской кобурой пистолет «Глок» для зверя не более чем слону дробина.

Рассуждая так, я вошел в рубку, которую, кстати, меньше всего обследовал. Ну, вот и займусь этим сейчас. Облазив все ящики, ничего интересного не нашел. Множество печатных журналов с инструкциями к различным устройствам, но все бесполезные, на английском языке, немного инструментов, два мощных бинокля, цифровой прибор ночного видения без аккумулятора, открытая пачка бумаги, пара новых пустых журналов, ручки, карандаши, вот, пожалуй, и все, что удалось обнаружить. Рация у верхней кромки окна впередсмотрящего исправно включается. Отчетливо слышу треск и сопутствующие звуки эфира, но передать свои призывы о помощи, включить в нужной последовательности двенадцать тумблеров, имеющихся на ней, у меня не получается. Не выходит у меня и выловить чужие переговоры или хоть какую-нибудь радиостанцию. Несмотря на то что я сообразил, как меняются три диапазона волн на ней, услышать что-либо, а тем более передать я оказался не в состоянии. Полная тишина эфира в ответ на все мои потуги. После тщетных усилий занялся разглядыванием местных окрестностей в бинокль. Сгущающиеся сумерки не лучшее время для этого, но я увлекся. Из рубки видно лишь край берега со скалами, перекрывающими почти весь обзор, и синеву океана на всю мощь приближения бинокля. Чтобы посмотреть в северную и восточную стороны от берега, я спустился на землю и обошел скалу со стороны носа корабля: передо мной открылась акватория с двумя небольшими островами, левый из которых виднелся в каких-то неестественных очертаниях, поскольку был дальше. Остров справа от меня был скалист и явно необитаем.

На самом краю пространства на севере едва видимы очертания арктических льдов. На востоке различим еще один остров, в сумерках почти сливающийся с океаном в одно целое, на своей дальней оконечности.

Возвращаясь на катер, я нос к носу столкнулся с песцом, пытающимся оторвать кусок замерзшего мозга медведя, но дело у него не спорилось. Шкура оттянулась уже более чем, но кусок вкусного мозга так и не отрывается. Он рычит, злится, упирается всеми лапами и совсем не видит меня, вышедшего прямо к нему вдоль борта. Наконец увидел, от испуга взвизгнул и прыгнул не в сторону от меня, а вертикально вверх, ударился о нависающий борт, вновь издал громкий звук и только потом сообразил, что надо валить. Метров через десять стремительного бега голод останавливает его, и он решает дождаться удачи, разворачивается, уставившись на меня.

– Смешной какой, ну, получи награду за поднятие моего настроения, – нагибаюсь, чтобы поднять его толику добычи, и, оторвав кусок черепа с замерзшим мозгом, кидаю ему. В руках остался длинный кусок медвежьей шкуры. Кстати, он мне и нужен, все мои трофеи естественные, настоящие, и ни на какой капроновой веревке они висеть не будут! Этим я и прозанимался почти весь оставшийся вечер. Замочил в морской воде, смешанной с виски, кусок шкуры для дубления, спустился в мастерскую и, выбрав нужные сверла, аккуратно просверлил четыре когтя и клыка своих врагов. Подождал еще часок, потратив время на сытный ужин с хлебом и полюбившейся волчатиной, вытащил из раствора шкуру, очистил ее бритвой в туалете с обеих сторон. Когда она подсохла, ровненько обрезал, превратив в кожаную тесемку, и симметрично нанизал на нее все свои трофеи. Ожерелье готово.

С чувством выполненного долга уснул, поблагодарив Бога за помощь и за новые ощущения, хорошо запомненные мной. Засыпая, я уже знал, что скоро встречу людей, но они не спасут меня. Их души полны отчаяния и боли, они сами нуждаются в помощи.