Страница 3 из 20
Но рыцарей Христа и Храма Соломона подвели не конкуренты. Подвёл их клиент, король Франции Филипп ІV из династии Капетингов. Он был внуком Людовика Святого, знаменитого короля-крестоносца. Родившись в королевском дворце Фонтенбло под Парижем в 1268 году за три года до смерти своего деда в последнем крестовом походе (возвращаясь из которого, умерла от болезни его мать, королева Изабелла Арагонская), Филипп, прозванный Красивым, приложил много усилий для того, чтобы культ его деда пустил крепкие корни среди его подданных, и когда он сам стал королём, то всячески давал понять, что следует в собственном выполнении монаршего долга примеру, поданному его благочестивым предком. Надо сказать, что наследником короны своего отца, Филиппа ІІІ, он стал после внезапной и окружённой разнообразными мрачными и скандальными слухами смерти старшего брата Филиппа, принца Людовика. Не исключено, что слухи об отравлении брата его мачехой и об её якобы планах извести всех сыновей королевы Изабеллы зародили у Филиппа Красивого постоянное ощущение опасности и крайнее недоверие к окружающим.
Сочетание благочестия и бытия весьма «от мира сего», ума, амбиций, и страсти более ко власти чем к репутации обеспечили то, что Филипп вознёс французскую монархию на вершину могущества, ранее невиданную, и невиданную после него до окончания Средних веков. Но при этом он довёл до истощения как казну своего королевства, так и долготерпение своих подданных.
Филипп присоединил к королевским владениям множество крупных и мелких территорий. Он аннексировал Фландрию и Лион, обеспечил брак своего сына на наследнице герцогства Бургундского, купил несколько важных светских и церковных территорий. Расширив таким образом королевский домен, король распространил беспрецедентное влияние на всю территорию своего королевства, ведь ранее королевская власть фактически распространялась лишь на собственные королевские владения, а могущественные королевские вассалы, такие как герцоги Бургундии, Бретани и Аквитании или графы Фландрии, лишь признавали, что король является их сюзереном, но могли в большой степени действовать в своих владениях по своему разумению.
Филипп ІV был монархом, не знающим ненужных сантиментов. Не будет большим отступлением от исторической правды сказать, что вся его жизнь была подчинена единственной цели: усилению власти французской короны. Его постоянные войны и весьма дорогостоящие демонстрации величия монарха перед подданными и соседними правителями истощили казну государства. Филипп был вынужден брать деньги взаймы у еврейских и итальянских банкирских домов. Впрочем, когда подходило время платить долги, со своими заимодателями он обращался просто и жёстко. Ломбардские банкиры (то есть из городов Ломбардии, области в Северной Италии, центром которой был Милан, и сейчас весьма значительный европейский финансовый центр, и да, дорогой читатель, слово «ломбард» происходит именно оттуда) не получили назад свои деньги, а с еврейскими банкирами вышло ещё круче: в 1306 году Филипп приказал изгнать из своего королевства всех евреев, забрав их собственность (вместе с долгами) в казну.
В 1294 году началась очередная, можно сказать традиционная, война короля Франции против своего английского оппонента. В 1066 году вассал короля Франции, герцог нормандский Вильгельм, захватил английский трон, и на протяжении полутора веков английские короли были одновременно также герцогами Нормандии. В середине XII века они также приобрели титул герцогов Аквитании, в результате чего под их скипетром оказалась бóльшая половина территории Французского королевства. Такая ситуация не могла быть стабильной, и в череде больших и малых войн французские короли смогли вырвать из рук королей английских Нормандию, а также значительную часть Аквитании. Но английские короли, потеряв титул герцогов Нормандии, сохранили за собой титул аквитанских герцогов, пусть их власть и распространялась на меньшую территорию, чем на вершине могущества. А что может быть естественнее, чем пытаться восстановить свои «исторические права» на ранее утерянные территории? Ничего удивительного, что новая война тянулась десять лет. Когда истощённые противники (Филипп истратил на войну больше четырёхсот тысяч ливров, почти две трети доходов государства за 1294–1298 годы) решили заключить мир, одним из условий стал брак между дочерью Филиппа принцессой Изабеллой (названной в честь его матери, потерю которой в раннем возрасте Филипп очень тяжело переживал) и сыном и наследником английского короля Эдуарда І принцем Эдуардом, будущим королём Эдуардом ІІ.
Где брак, там и свадьба, а также и приданое невесты. А если невеста принцесса и дочь могущественного короля, то и приданое должно быть поистине королевское. А что делать королю, если в его казне после долгой войны шаром покати? Конечно же, занять денег у тех, у кого они есть. А деньги в таком количестве были у Ордена тамплиеров. Конец, как говорится, немного предсказуем. Особенно учитывая, что с точки зрения короля Франции фактическое «государство в государстве» Ордена и его огромное влияние вызывали объяснимые опасения. Впрочем, главным мотивом действий было желание завладеть собственностью Ордена. Успех в этом предприятии разрешил бы финансовые проблемы Филиппа на обозримое будущее. Кроме того, удар по Ордену также ослабил бы позиции Папы Римского и поставил бы его в ещё большую зависимость от французского короля, чем та, в которой он уже находился после недавнего перемещения из перманентно беспокойного Рима в Авиньон, который хоть и принадлежал Папе, но со всех сторон был окружен владениями Филиппа.
Однако Орден был сильным и опасным противником, и требовалось найти как его слабое и наиболее уязвимое место, так и оружие, которым можно было бы наверняка поразить этого соперника. Филипп и его юристы нашли как уязвимое место, так и оружие. Тот факт, что Орден тамплиеров очень неохотно делился информацией о том, что происходит за стенами его прецепторий (что понятно, учитывая хранившиеся там богатства), привёл к тому, что стали распространяться слухи о таинственных ритуалах, якобы практиковавшихся братьями Ордена во время их полуночных бдений. Естественно, благочестивый монарх не мог просто отмести подобные слухи как вздорные, ведь совершенно ясно, что нужно их расследовать и добраться до истины. Уязвимое место – ахиллесова пята – Ордена было найдено. А оружием поражения стало официальное расследование вышеупомянутых слухов.
Стоило расследованию начаться, королевским юристам не составило труда найти свидетелей (в том числе одного бывшего тамплиера, изгнанного из Ордена), которые были бы согласны в обмен на те или иные уступки или поощрения дать требующиеся от них и отвечающие желаниям следователей показания. Филипп, получив их, понял, что сорвал банк. Оказывается, якобы парагоны христианских добродетелей и беззаветные защитники веры, на самом деле братья Ордена рыцарей Христа и Храма Соломона были тайными сатанистами. При вступлении в Орден от них якобы требовалось отречься от Иисуса, попрать ногой и плевать на распятие. Среди братьев, согласно слухам, поощрялась разнузданная половая распущенность, причём якобы как «естественная», так и в высшей степени противоестественная. Среди братьев якобы процветало мужеложство, но также и нарушение обета целомудрия с особами женского пола. Согласно наиболее диким слухам, если в результате такого нарушения на свет появлялись дети, то от них избавлялись, сжигая заживо.
Обвинения в разврате основывались на раздувании известий о том, что во время длинной и сложной церемонии инициации новых братьев (описанной в деталях в правилах французских и каталанских тамплиеров, дошедших до нашего времени) совершался так называемый «поцелуй мира», то есть поцелуй новопринятого рыцаря-тамплиера старшими товарищами по Ордену. Обычай этот, достаточно странный для современных читателей, напоминал – а, может быть, напрямую воспроизводил – часть церемонии принесения верности вассалом своему сюзерену, с которой был знаком каждый европейский благородный рыцарь (хотя кто-то из людей постарше помнит пылкие поцелуи между лидерами надежды пролетариев всего мира и их вассалами из стран народной демократии).