Американская грязь

Мозг Лидии, до того временно приостановивший работу, теперь справился с потрясением и снова начал соображать – но ворочался медленно, словно ил на дне реки. Она по-прежнему сидела на тротуаре. Следователь стоял рядом, загородив собой машину, в которой сидел ее сын.

– Вы видели стрелявшего? – спросил мужчина.

– Стрелявших, множественное число. Думаю, их было трое.

Хорошо бы следователь чуть отошел в сторону, чтобы ей было видно Луку. Тот находился всего шагах в десяти от нее.

– Вы их видели?

– Нет, но мы их слышали. Мы прятались в душевой. Один из них пришел и помочился в наш туалет, пока мы были рядом. На кране должны быть отпечатки его пальцев. Он мыл там руки. Представляете? – Лидия громко хлопнула в ладоши, словно пытаясь отогнать это воспоминание. – Мы слышали еще как минимум два голоса снаружи.

– Они сказали или сделали что-либо, что могло бы помочь нам установить их личности?

Лидия покачала головой:

– Один ел нашу курицу.

Следователь записал в блокнот слово pollo[9].

– А другой спросил: «Видишь его?» – продолжила Лидия.

– Конкретная цель? Они сказали, о ком речь? Назвали его по имени?

– Им не нужно было его называть, я и так знаю. Это мой муж.

Следователь оторвался от своего блокнота и в ожидании посмотрел на Лидию:

– А ваш муж?..

– Себастьян Перес Дельгадо.

– Репортер?

Лидия кивнула, и следователь громко присвистнул сквозь зубы.

– Он там?

Она снова кивнула:

– На террасе. С лопаткой. Со знаком.

– Сожалею, сеньора. Я так понимаю, вашему мужу часто угрожали?

– Да, но в последнее время было тихо.

– И в чем конкретно заключались эти угрозы?

– Они требовали, чтобы он прекратил писать про картели.

– Или?..

– Или они убьют всю его семью, – глухо отозвалась Лидия.

Следователь глубоко вздохнул и посмотрел на женщину с выражением, походившим на сочувствие.

– Когда ему угрожали в последний раз? – спросил он.

Лидия снова покачала головой:

– Не знаю. Давно. Этого не должно было случиться. Не должно было случиться.

Мужчина замолчал, сжав губы в тонкую линию.

– Они меня убьют, – выдохнула Лидия и, только когда прозвучали эти слова, осознала, что так, скорее всего, и будет.

Следователь не пытался ей возражать. В отличие от многих своих коллег – он точно не знал, кого именно, да это и неважно – он не работал на картели. Он никому не доверял. На месте преступления сейчас трудились около двадцати пяти полицейских и медработников – отмечали места, где упали гильзы, изучали следы, анализировали пятна крови, фотографировали, проверяли пульс, составляли схемы расположения тел, – и семеро из них регулярно получали деньги от местного картеля. Сумма незаконных платежей в три раза превышала государственную зарплату. И кстати, кто-то уже написал главарю – хефе – сообщение о том, что Лидия и Лука выжили. Остальные не делали ничего, потому что именно за это им и платили: за то, чтобы они носили форму и создавали иллюзию охраны порядка. Кого-то из них мучили угрызения совести, других – нет. Но ни у кого не было выбора, поэтому их чувства по большому счету не имели никакого значения. Количество нераскрытых преступлений в Мексике было гораздо выше девяноста процентов. Костюмированное представление под названием la policia создавало необходимое людям обманчивое впечатление, скрывая абсолютную неприкосновенность картелей. Лидия это знала. Все это знали. Она решила, что пока главное – поскорее отсюда убраться. Поднявшись с тротуара, она поразилась, что ее еще держат ноги. Следователь отступил в сторону, чтобы освободить ей место.

– Когда он узнает, что я выжила, они вернутся.

На Лидию обрушилось недавнее воспоминание: один из голосов во дворе спрашивает: «А ребенок?» Суставы у нее стали текучими, словно вода.

– Он убьет моего сына.

– Он? – переспросил следователь. – А вы точно знаете, кто это сделал?

– Да вы что, смеетесь?

Только один человек в Акапулько был способен организовать кровавую бойню такого масштаба, и все знали, как его зовут. Хавьер Креспо Фуэнтес. Ее друг. Зачем ей произносить это имя вслух? Следователь либо прикидывался, либо хотел ее проверить. Теперь он снова стал писать в блокноте. «Ла-Лечуса?» Потом: «Лос-Хардинерос?» Затем показал записи Лидии.

– Я не могу сейчас этим заниматься, – отрезала женщина и, оттолкнув следователя, зашагала прочь.

– Пожалуйста, еще несколько вопросов.

– Нет. Больше никаких вопросов. Никаких.

На заднем дворе лежали шестнадцать мертвых тел – почти все близкие Лидии. И все же пока она только заглядывала в пропасть, еще не осознав случившееся. Она понимала, что таковы факты, потому что слышала, как эти люди умирали, видела их бездыханные тела. Она касалась еще теплой ладони матери, искала и не нашла пульс в запястье мужа. Но разум Лидии по-прежнему пытался перемотать случившееся назад, отменить его. Потому что этого не могло быть. Это было слишком чудовищно. Лидия ждала, что ее вот-вот охватит паника, но паники не было.

– Лука, пойдем.

Она протянула руку, и мальчик выпрыгнул из фургона судмедэксперта и пошел навстречу матери. На заднем бампере осталась нетронутая банка газировки. Лидия схватила сына за руку, и вместе они направились в конец улицы – туда, где Себастьян припарковал их машину. Следователь пошел за ними, по-прежнему пытаясь задавать ей вопросы. Он никак не мог смириться с тем, что разговор окончен. Хотя что тут непонятного? Вдруг Лидия остановилась – настолько резко, что следователь едва не врезался ей в спину. Чтобы избежать столкновения, ему пришлось впиться мысками в землю. Она крутанулась на пол-оборота.

– Мне нужны ключи, – сказала Лидия.

– Какие ключи?

– Ключи моего мужа. От машины.

Следователь снова о чем-то заговорил, но Лидия вновь оттолкнула его в сторону и направилась обратно к дому, волоча за собой Луку. Толкнув калитку, Лидия велела сыну ждать в палисаднике, но потом решила, что лучше взять его с собой в дом. Она усадила Луку на золотистый вельветовый диван в гостиной и наказала не двигаться.

– Пожалуйста, побудьте с ним, хорошо?

Следователь молча кивнул.

Дойдя до задней двери, Лидия на мгновение замялась, но потом расправила плечи, потянула за ручку и решительно шагнула за порог. В тенистой прохладе дворика витали сладкие запахи лайма и соуса для барбекю. Вдохнув, Лидия поняла, что больше никогда не будет есть жареное мясо. Некоторых членов ее семьи уже накрыли простынями; повсюду торчали маленькие желтые таблички с черными буквами и номерами – с их помощью полицейские отмечали расположение улик, которые никогда не будут использованы против обвиняемых. Самое страшное – эти самые таблички. Если есть таблички, значит, все по-настоящему. Впервые в жизни Лидия ощутила в своей груди тяжесть легких, сырых и рыхлых. Она подошла ближе к Себастьяну. Тот лежал все в той же позе, неловко подогнув под себя руку; из-под его бедра торчала погнутая металлическая лопатка. Его распластанная фигура напомнила Лидии о том, как выглядело его тело, когда он в шутку боролся с Лукой в гостиной после ужина. Они визжали. Рычали. Сшибали на своем пути мебель. А Лидия набирала мыльную воду в кухонной раковине и неодобрительно закатывала глаза. Но теперь жизнь улетучилась. Под кожей Себастьяна стучала тишина. Лидии хотелось поговорить с ним прежде, чем поблекнет цвет. Хотелось рассказать обо всем, что случилось, – торопливо, безутешно. Какая-то маниакальная часть ее сознания верила, что, если рассказать все как следует, получится уговорить мужа не умирать. Получится убедить его в том, что он нужен ей и еще сильнее нужен Луке. Ее горло сжалось, словно охваченное параличом.

Кто-то уже убрал картонную табличку, которую преступники оставили на груди Себастьяна, придавив обыкновенным камнем. На ней зеленым маркером было написано: «Toda mi familia está muerta por mi culpa»[10].

9

Курица (исп.).

10

Из-за меня погибла вся моя семья (исп.).