Страница 9 из 23
В её голосе показались нотки злости, от этого он, кажется, в себя пришёл.
– Так два месяца назад, – начал, запинаясь, Удо Люббель, – два месяца, как я уже одного ребёнка, мальчонку одного, в проулке выбросил. Так его нашли, родители буйствовали, коммуна местная тоже в ярости была, сержантам стражи велено за проулком смотреть, они так и рыскают по нему ночью. Боязно мне теперь выносить его. Случая удобного жду.
Теперь она смотрела на него, не скрывая злобы, так и горели её глаза яростью. Ублюдок этот стал для неё опасность представлять, без всякого сомнения. Схватят его поздно или рано, а как начнёт с него палач кожу сдирать на дыбе, так он про неё обязательно вспомнит. Из подлости души своей поганой. Чтобы не одному на колесе лежать на площади.
– Не жди случая, – сказала Агнес, голоса не повышая. Говорила она ровно, но от говора её даже у Уты мурашки по спине побежали, не то, что у книготорговца. – Не жди. Мертвяка порежь на куски сегодня же. Куски заворачивай в тряпки, камни туда клади. И начинай ночью выносить, всё в ручьи и канавы с водой бросай, и не рядом с домом, подальше относи. Только без одежды, одежду и обувь сожги. Этаж первый вычисти, сам мой или баб каких найми, но чтобы вони в нём не было. Но прежде убедись, что бабы ничего страшного не найдут. На всё тебе три дня даю. Не исполнишь, так лучше беги из города. – Она повернулась к нему. – Хотя куда ты от меня убежишь?
– Я всё сделаю, госпожа, как вы велите, – промямлил книготорговец.
Только вот всё это она говорила ему, чтобы он не волновался. Она уже всё решила. Она собиралась наведаться к нему сегодня же вечером. Или, вернее, ночью.
Агнес встала. Пошла к двери. Она, когда шла к нему, хотела с ним поговорить о деле деликатном. О том, что её волновало сильно, как молодую женщину. Хотела она говорить об отростке своём, что уже на два мизинца вырос из её крестца. И который уже никак было не спрятать, если снимать с себя одежду. Хотела девушка, чтобы он помог ей от него избавиться. Он, вроде, хвастался в прошлый раз, что такое уже делал. Но теперь, когда она думала, что этот грязный и вонючий выродок к ней хоть пальцем прикоснётся, её начинало тошнить.
– Госпожа, – окликнул её Удо Люббель.
Она остановилась у двери, даже головы к нему не повернув.
– Госпожа, я написал мастерам, что могут сделать хрустальный шар.
А вот тут она повернула к нему голову, это было ей очень, очень интересно. И книготорговец, видя её интерес, сразу продолжил:
– Стеклодув Шварц, что известен своим мастерством среди алхимиков, отписался мне, что готов такой шар сделать.
– Говори, – Агнес повернулась к нему.
– Сказал, что сделает такой шар за неделю, просит за него всего сорок талеров.
– А хорошо ли ты его знаешь? – спросила девушка. – Поручишься ли ты за него? Сорок монет – деньги немалые.
– Нет-нет, госпожа, – отвечал Люббель,– я его знаю только понаслышке, ручаться за него не могу.
– Тогда отпиши ему, что денег вперёд слать не будем, пусть товар привезёт. Тогда я ему и пятьдесят дам. Только пусть наперёд напишет, что везёт его.
– Так и напишу, госпожа, – кивал книготорговец, он даже вдохнул с облегчением, словно чувствовал что-то. – Так и напишу.
– А есть ли в Ланне хорошие хирурги? – спросила у него Агнес, словно вспомнила внезапно.
– Конечно, тут живёт знаменитый хирург Отто Лейбус, я его книг продал немало.
– Где он живёт?
– На улице святой Магдалины. Прямо напротив околотка стражи. Прямо на околотке изображение святой. Не перепутаете.
Агнес пошла на выход, но, остановившись у двери, сказала:
– Ты стеклодуву про стекло напиши, конечно, но не забывай: три дня у тебя, – она показала ему три пальца. – Три дня.
– Я помню, госпожа, – Удо Люббель низко поклонился ей. – Я всё сделаю, как вы велели.
Он смотрел на неё внимательно, взгляд его был хуже десятка вопросов, он ждал, что она ещё скажет:
– Агнес, – повторила она, – я племянница кавалера Фолькофа. Может быть, вы о нём слыхали?
– Как же не слыхать? Конечно, я слыхал о нём, это он привёз серебряную раку из Фёренбурга, я даже знал его немного, он был как-то у меня перед поездкой в чумной город, – спокойно говорил знаменитый врачеватель, всё ещё внимательно разглядывая девушку.
Вот как? Старик хирург знал её господина? Это всё меняло, теперь ей уже расхотелось разговаривать с ним на ту тему, ради которой она к нему пришла. Она встала:
– Спасибо, что приняли, думаю, что зря вас побеспокоила. Интерес мой пустой был, пойду я.
– Стойте, – строго сказал он. – Вижу я, что вы взволнованы, думаю, что интерес ваш был не пустой.
Девушка остановилась в нерешительности. Кажется, врачеватель внушал ей доверие. Да и дом у него был интересен, большие окна, лампы красивые, стол со столешницей из белого камня, книги, книги, книги повсюду, исписанные бумаги, странные инструменты, человеческий скелет в углу.
– Коли вы пришли с тайной хворью, – продолжал Отто Лейбус, его явно заинтриговала эта умная девушка, – клянусь распятием, что тайна ваша останется тут.
– А если тайная хворь такова, что удивит вас, и вы откажитесь мне помогать, так вы тоже тайну сохраните? – в нерешительности спросила Агнес.
– Клянусь, ваша тайна останется со мной, – он улыбался. – Да и нет таких хворей, ни у мужей, ни у жён, что я ещё не видал. Уж вы мне поверьте.
– Нет таких хворей? – переспросила Агнес.
– Все болезни людские, что описаны, все я видел, – не без гордости говорил хирург. – А те, что не описаны… Ну, таких я не знаю…
– Раз вы хирург, – сказала девушка, – то, видимо, удаляли…
– Что? Опухоли, родинки, бородавки, жировики, вросшие ногти, костные наросты?
– Ну… – она не решалась ему сказать.
– Ну, говорите, не стесняйтесь, – продолжал Отто Лейбус, – я всё удалял, если бы вы знали, сколько я отрезал рук и ног, говорите, что вас беспокоит.
– Меня беспокоит одна вещь… Которой быть не должно.
– Покажите.
– Она в таком месте…
– Понимаю, в таком месте, которое видеть должно только мужу.
– Да, – сказала Агнес с каким-то даже облечением. – Именно.
– И доктору. Понимаю, для девицы перед замужеством очень важно, чтобы всё было красиво, чтобы жених не отвернулся на брачном ложе от неё.
– Да, – согласилась девушка.
– Показывайте, я сейчас зажгу лампы, – сказал он вставая.
– Но это… В таком месте… – Она опять говорила это нерешительно, даже стесняясь, что было совсем не в её нраве.
– Ах, дитя моё, вряд ли вы меня чем-нибудь удивите, – отвечал старый хирург, зажигая необычные лампы одну за другой и ставя их на стол, – я всё уже видел и у мужей, и у жён тысячу раз. Где эта ваша «вещь», которую надобно удалить?
– Она у меня… – она вздохнула. – На крестце.
– Влезайте на стол, становитесь на колени, я взгляну и скажу, можно ли её удалить. Прошу вас, вот скамеечка, вставайте и влезайте на стол.
Агнес делала то, что он велит. И очень при этом волновалась, она даже поискала глазами Уту, кажется, нуждаясь в поддержке, но Уту врачеватель не впустил. Наконец, она залезла на стол и стала на колени. А он подошёл к ней сзади, поставив рядом лампы:
– Давненько, давненько я не задирал девицам юбок, – сказал хирург, копаясь в её одежде, – уж и забыл, как это делается.
Тон его был спокоен, а вот Агнес волновалась. Наконец он поднял её юбки. И… застыл! Агнес вдруг улыбнулась, хоть её поза и не располагала к улыбкам. Она не видела его лица, но буквально чувствовала его растерянность. Девушка одёрнула юбки, слезла со стола, уставилась теперь уже в серьёзное лицо старого врачевателя:
– Так что, доктор? Видали вы такое? Сможете мне помочь? – Агнес едва не смеялась, видя его растерянность. Хотя смеяться ей не надо было бы. Дело-то не очень и смешное вышло бы, донеси он на неё. – Ну, господин Лейбус, сможете?
Он молчал. Тогда Агнес полезла в кошель и достала из него маленький красивый флакончик: