Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 26

   В самом порту и городе бурлила экономическая жизнь. Народ заходил в лавки к продавцам, через проход, завешенный грубой тканью вместо двери. Торговали и на повозках и из шатров. Здесь же можно было увидеть погонщиков верблюдов; охотников, вооружённых луками; сновали водоносы, сидели в тени мелкие менялы. Солидные менялы сидели в прохладных помещениях. Артемий не мог отнести местный этнос к одной какой-нибудь группе. Здесь было всякой твари по паре. Риммон объяснял, кто из попадающихся на встречу людей является амореем, кто типичный финикиец. Галдёж стоял на разных языках. Народ общался на своих языках: угаритском, шумерском, аккадском, хурритском, хеттском, ну, и конечно, египетском. Больше всего говорили на аккадском, это был язык международного общения. Здесь же были и средства передвижения в виде верблюдов и осликов, которые совсем не озонировали воздух. Кругом крики, снуют вездесущие негры, и специфические запахи, ну, настоящий Чиркизон. Здесь же бегают и упитанные микки-маусы. Здесь Артемий едва не подхватил "парижский синдром", то есть острое психическое расстройство, вызванное жестоким разочарованием после реального посещения Парижа, в данном случае от реалей жизни в славном городе Угарите. На деле оказалось, что это не город сказка, не самое невероятное место в мире, совсем не город мечты. Здесь нет особой красоты, романтики. Реальная грубость местных жителей и приезжих, воровство, мусор на улицах, вонь - всё это вызвало у Артемия сильнейший шок. Мечта рухнула. Риммону пришлось проводить с ним психотерапевтическую беседу.

   - Это ещё только начало, - успокоил он Артемия. - Вот когда увидишь, как они жертвоприношения совершают, вот тогда начнёшь соображать, что с этим миром не всё в порядке.

  Артемий, стараясь идти в тени, добрался до высокого постамента, где стоял храм Балу. Балу почитался как сын Дагана. Храм состоял из прямоугольной постройки и примыкающего к ней просторного помещения. Считалось, что само божество обитает здесь же. Оба храма были довольно высокими. Крыши у них были плоские. Вот на эту крышу и поднимался жрец, чтобы наверху, поближе к божеству, читать священные тексты и возносить молитву богу. Перед храмом Балу располагался обширный двор, из которого в помещение перед храмом вела большая монументальная лестница. Во дворе толклись паломники и служители. В сам храм народ пускали только под присмотром младших жрецов. Как сказал Риммон:

  - Сейчас явно готовится церемония жертвоприношения. Такая церемония и время её совершения тщательно регламентируется. Всё подчиняется древнему порядку. Поэтому, не будем здесь мешаться под ногами, пусть себе готовятся, а мы пойдём в мой храм. Посмотрим, как там идут дела.

  - Я повелел сделать этот храм как своё жилище, но, но для всех это строение является храмом бога Илу. Чтобы не привлекать толпы паломников в этот храм ведёт только одна дверь с улицы, да и то в укромном месте, чтобы затруднить паломникам дорогу к храму. Там сейчас обитают мои жрецы.

  - Так что, мы можем встретить второго Риммона?- удивился Артемий.

  - Нет, конечно, - просветил Риммон. - В этом параллельном мире мой храм только реплика основного храма. Но, вот увидишь, жрецы меня узнают. Они будут называть меня Шалим. Да, да, именно, в мою честь назван ваш город Иерусалим. Интересно, да?

  Поплутав по узким улочкам, пришли к неприметной арке в стене. В арке была деревянная дверь, окованная медными пластинами, на которых были нанесены какие-то орнаменты и письмена. Если бы в этом месте улочки случился наблюдатель, то он мог бы увидеть, как прямо из воздуха появился молодой человек в светлой одежде с посохом в руке и кожаной сумкой через плечо. Он слегка коснулся набалдашником посоха одной из пластин двери. Значит, всё-таки наблюдатель был, и был он внутри двора, но заметил, что в храм прямо из воздуха явилось божество, поэтому следовало поторапливаться. Дверь плавно и без скрипа отворилась. Стоявший за дверью служитель пал ниц, не смея поднять глаза на вошедшего. Прибежал другой служитель, наверное, более старший по рангу, чем привратник, но тоже завалился в пыль.





  - Видишь, дикий народ, - просветил Риммон Артемия. - Теперь полчаса их надо поднимать с земли и приводить в чувство.

  Пришёл пожилой старший жрец гордо носящий имя Аттштуру. Этот не стал падать, но было видно, что человек сильно нервничает: не каждый день божество самолично является в свой храм с инспекторской проверкой. Старший жрец повёл Артемия через дворик в отдельное, закрытое от любопытных глаз, помещение. В помещениях храма были странные вещи: красивые с виду и не очень. Не очень - были вонючие приспособления для жертвоприношений. Вдоль стен располагались деревянные скамьи. У восточной стены зала были сложены странные культовые предметы. Из этого зала можно было пройти в маленькую комнату, где хранились самые ценные вещи храма. В храме имелись особые сосуды в виде конуса. Они назывались ритоны. Изготовлены эти сосуды были не в этой местности, а привезены с Кипра.

  Потрясённый жрец не знал о чём можно говорить с божеством, поэтому Артемий сам поведал о цели своего визита. А что тут такого: один бог решил проведать другого бога. Вот и Шалиму, богу заката, кое-что потребовалось в храме Балу.

  Старший жрец превратился весь во внимание. Во-первых, поведало ему божество надо поднести Балу и Дагану дары. Вот они, продемонстрировал Артемий четыре золотых блюда, которые достал из кожаной сумки: два блюда Дагану и два блюда его сыну Балу. Всем поровну, никому не обидно. Все блюда были одинаковые: диаметром около 16 сантиметров и с бортами в три сантиметра, только на дне каждого изделия были различные изображения. На блюдах Балу были изображены четыре козла, это на одном блюде, а на другом сцены охоты, где охотник в колеснице целится из лука в козла. На блюдах Дагана были изображены дельфины и кальмары.

  Своему жрецу Артемий передал золотую статуэтку бога Илу и дюжину золотых колец, разного размера, для награждения особо отличившихся в учёбе молодых людей. Науку надо поощрять.

  После этого перешли к сути дела. Старшему жрецу надо было немедленно найти и доставить Шалиму писца Илимилку, который трудился в храме Балу. Именно этот писец, записывал все слова своего начальника главного жреца храма Балу Аттинпарлану. Для Илимилку божество тоже пожертвовало золотое кольцо.

  Пока бегали за Илимилку, аборигены развлекали божество представлением о рождении Шалиму и его брата Шахару, ну и дальнейшей историей этих богов, то, как это видят люди. Старший жрец даже продекламировал новое, недавно созданное, но пока ещё не апробированное на практике заклятие. По идее, оно должно было улучшить плодородие почвы: "Пусть слова юного бога изгонят тебя, пусть речи Балу изгонят тебя, и ты выйдешь на голос жреца, как дым через отверстие, как змея через основание стены, как горные бараны на вершину, как львы в чашу. Пробудись, Посох, приблизься, Посох. Пусть мучения будут на твоей спине, страдания на твоём теле. Пусть Харану изгонит этих спутников, пусть Юнец изгонит их. Ты тоже - унизься! Пусть запинается твой язык, пустись в бегство, да, пустись в бегство. Если ты одет, пусть бог тебя прогонит: если ты гол, пусть бог тебя прогонит. Ради людей то, чем ты дышишь, пусть будет изгнано с земли, ради людей пусть будет выгнано в бессилии".