Страница 3 из 27
Но если некоторые были настоящими… Страшно представить, что люди могли забираться на такую высоту. Как можно смотреть оттуда на землю? Это же голова закружится и жутко станет. А упасть оттуда – останется только мокрое пятно.
«Жутко, – усмехнулась она. – А разве может быть более жуткое место, чем то, где мы есть?».
В верхней части картины почти всегда медленно проплывали дирижабли, играя в догонялки с облаками. Тут рядом был аэропорт. Один раз она даже увидела самолет в небе, набирающий высоту, настолько стремительный, что казался росчерком падающей звезды, но направленным вверх и по небесной синеве. Как мошкара, летали мелкие самолетики и вертолетики, некоторые не больше вагонетки, которая перевозила брикеты по фабрике.
По ближайшей эстакаде тянулись, как муравьи, машины. Можно было разглядеть, что они разных цветов, как та штука для какого-то праздника… как там ее. А иногда, если повезет, можно было увидеть, как по одной из эстакад проносятся с бешеной скоростью, размываясь перед глазами, похожие на пули поезда.
«Это старые. Новые ездят по трубам и гораздо быстрее, – говорил Ляо. – Почти как самолеты».
Гигантский муравейник… она один раз видела, как муравьи построили свой прямо под полом цеха.
Его пришлось уничтожить.
Сколько там людей? Тысячи? Сто тысяч? Тысячи тысяч? Сотни тысяч тысяч? Она не знала. Но ей хотелось туда попасть. Казалось бы, протяни руку и достанешь. Но это так же просто, как пролезть через это пятнышко, куда с трудом помещался один ее глаз, прижатый к холодному мутному стеклу.
Наконец затор впереди, давший ей несколько лишних секунд для наблюдения, рассосался, и впередистоящие продвинулись на шаг. Сзади начали напирать. Больше задерживаться было нельзя.
– Я все равно уйду, – сказала она шепотом.
«Они все равно ответят», – почудилось другим в ее словах.
Ближайший мальчик отскочил от нее как ошпаренный. Другие тоже попятились. В толпе образовалась полость, которая становилась все шире.
– Теперь тебя накажут! – летело от одного к другому. – Идиотка! Из-за тебя всех накажут!
Над ее головой с низким гудением пролетел шар. Она зажала уши.
А дети уже расступались в стороны, прижимаясь к стенам. По проходу шли, широко шагая, двое взрослых, возвышаясь над толпой рабов не только потому, что были взрослыми. Они казались настоящими гигантами. Резиновые сапоги, резиновые фартуки, лица закрыты масками. Только под толстым стеклом глаза светятся в темноте.
Эти надсмотрщики были первыми людьми, которых она увидела за все время, проведенное на фабрике. Дети, лишенные прав, – людьми не считались.
– Номер тридцать пять-ноль шесть-двадцать два! – выкрикнул один из них. – Ты пойдешь с нами.
– Меня зовут Сяомин, – она посмотрела на них так, что на долю секунды они застыли, скорее от неожиданности.
А секунду спустя выкрутили ей руки до хруста и повели по проходу мимо других, которые уже не отводили взгляды, а отворачивались. А еще через секунду вернулись к своим делам, и человеческая гусеница поползла дальше, как ни в чем не бывало. До отбоя было еще очень далеко.
Но ни дети, ни надсмотрщики не знали, что у той, кого увели прочь, был еще один секрет. Две тягучие капельки, которые она нашла в мусоре на полу во время одной из смен рядом с лягушачьей фермой. Несколько недель назад.
Тогда она в первый момент подумала, что это бесполезные кусочки пластмассы или полимерного геля, который служил и клеем, и оберточным материалом для продукции. Но стоило девочке поднести эти «капли» к глазам, чтобы рассмотреть получше, как те начали менять форму, растягиваться, будто сами тянулись к ее лицу. И когда они оказались совсем близко, то сами нашли ее глаза, подстроились под их форму… и приклеились к ним! Без боли, без жжения и ощущения инородного тела. И Сяомин тогда почувствовала, как в мозг поступает информация по узкому каналу, по крупицам, непонятная ей, непостижимая. От которой не было пользы в этой темнице. А еще она поняла, что может отправлять куда-то свою… То, что видит, слышит и чувствует. Но куда? Она не знала.
Кто-то потерял эти штуки. Кто-то из чужих, взрослых. Ей они явно не предназначались. Так же легко, как надела, она их тогда сняла. Но с тех пор это и было ее главным секретом, а вовсе не незакрашенное пятно в окошке. С тех пор она надевала их несколько раз, когда хотела увидеть что-то новое. Но ничего не увидела. И забросила эти попытки.
Она прятала их в разных местах. А потом захотела не просто спрятать в надежном месте, где их никто никогда не найдет – не было такого места! – а уничтожить, измельчить и растворить, бросив в чан с кислой средой или шнек мясорубки. Но не успела. А теперь было поздно. Ведь как раз сейчас они были на ней. Как она обещала себе – в последний раз.
И сейчас, когда ее тащили к неизвестности, эти две капельки, которые могли превратиться в покрывающие глаза тонкие пленки, девочке никак не помогли помочь.
Часть 1
Красный сентябрь
«Восстание – это одновременно и самое неотъемлемое право, и самая святая обязанность», – говорил масон и глобалист маркиз (!) де Лафайет. А теперь давайте посмотрим, как протекают эти восстания, выгодные мировой закулисе, и к чему они приводят. Итак…
…Гарнизон Бастилии состоял из 82 солдат-инвалидов и 32 швейцарцев при тринадцати пушках. В крепости находилось всего семь узников – четверо фальшивомонетчиков (сегодня они добывали бы криптовалюты), двое психически больных и один убийца. По другим данным – педофил, что даже ближе либеральному мировоззрению.
Этих узников совести, светочей демократии восставший «народ» (а на самом деле – оплаченные масонами бандиты) и выпустил из мрачного узилища. А Франция на долгие годы погрузилась в пучину кровавого террора, когда головы аристократок озверевший плебс носил по улицам на пиках…
«…Ибо революции всегда несут народам лишь кровь и горе, потому что прельщают слабых духом ложной идеей земной справедливости…»
Президент Мануэль Родригес – с черной аккуратно уложенной шевелюрой, с открытой улыбкой, в безукоризненно белой рубашке – казалось, смотрел на них с укоризной.
Еще бы. Прямо во лбу у Мануэля Гонсало Родригеса де ла Риверы зияла дыра с почерневшими краями. Явно след от зажигательной пули. А еще у него были подрисована гитлеровская челка и усики. А вдоль самого баннера, изображавшего бывшего правителя Мексиканской Республики, медиамагната и филантропа, кто-то написал размашисто слово «Cabron» светящейся краской из баллончика.
Хотя каждый смуглый мальчишка, который продает лимонад и сувениры на пляже туристам-гринго, соревнуясь с дронами-ползунами, мог рассказать, что реальным правителем являлся Директорат корпорации «Pyramid Products, inc.». За которым, мол, видны ослиные уши его главных акционеров. Это был секрет Полишинеля, хоть они и не знали этого выражения.
«Мировой Совет у них просто на побегушках», – сказали бы сорванцы, поклявшись именем Madre el Dios. Иногда казалось, что они знали то, чего не ведали даже ученые-политологи из Принстона и Сорбонны и аналитики корпораций и фондов.
Хотя эти воришки и мелкие жулики – метисы, мулаты всех оттенков и бронзовокожие потомки испанцев – были почти такими же ловкими врунами, как обладатели степеней и авторы цитируемых монографий. Они умели так же пудрить мозги, а вместо грантов довольствовались наличными глобо или песо, украшениями и гаджетами, которые могли вытащить из кармана на ходу, а могли снять, даже не потревожив сна, с разморенного после выпивки на пляже немца или шведа.
Все ценное они предлагали вернуть за выкуп, но дураком был бы турист, если бы пошел за своей вещью в трущобный райончик «barrio» один, да еще в темное время суток. Там он расстался бы не только со всеми ценностями, но и со свободой. И сам стал бы субъектом выкупа, но уже шестизначного. Если не хотел расстаться с жизнью. Ведь у этих сорванцов были старшие братья. Которые могли не только сдернуть на лету – на мотоцикле или летающей доске – чью-то сумку. Они были способны на большее – обобрать жертву, подкараулив ее в переулке, под дулом самодельного пластикового пистолета или разогнанного импульсника, который валил наповал звуком, но оружием не считался. Или выковырять ножом и отверткой чип прямо из-под кожи, у живого или мертвого. Но особенно они любили поймать «кабанчика», то есть взять в заложники и спрятать человека в гетто так, что ни полиция, ни частное агентство не найдет. А уж там можно было придумать различные пытки, которые ускоряли сбор выкупа. Женщинам попадать в такую ситуацию было и вовсе нежелательно. С раскрываемостью преступлений последние десять лет был просто швах. Записи с камер куда-то пропадали, все свидетели становились немыми и беспамятными, а более ленивыми полицейские были только в Африке.