Страница 18 из 21
Глупостью было уехать.
Даже не глупостью, а фатальной ошибкой.
Он не должен был уезжать. Не имел права оставлять свою малышку одну на попечении вечно занятой новыми отношениями матери и непонятного призрачного ухажёра.
Ему нельзя было уезжать. Нельзя! Не имел права оставлять ее!
Он должен был засунуть все свои чувства и желания в задницу и думать о ней. Как для нее лучше.
Нужно было смириться и остаться. Другом, знакомым, да не важно кем, просто быть рядом и иметь возможность провожать ее домой или сдавать с рук на руки тому, другому. Так она была бы цела, так она бы не проходила через весь этот ад.
Вина и боль сжирают его живьем, не оставляют ничего от него прежнего.
Он всю жизнь будет себя винить.
Но сейчас на себя плевать.
Важна Ксюша. Ее состояние, ее жизнь.
У него ничего и никого, кроме нее не было и не будет. Не важно, где и с кем он будет находиться. За тысячи километров от дома. На другом континенте или на другой планете. У него только Ксюша есть. Была и будет.
Руки немеют. Силы кончились. Голос сорван и горло дерет от боли. Но в душе, наконец, все перекипело, перестало бурлить и наступила тишина.
У него в ушах звенело от собственного крика. За грудиной камнем застыло сердце. Дышал, а воздуха не чувствовал.
Съехал по стене на пол. Прикрыл глаза.
На улице восход. Вязкий туман окутывал город, но солнце время от времени прорывалось через серое марево.
Но у него есть свое личное Солнце. Оно грело его всю жизнь, а сейчас наступило Затмение. Окрасило жизнь в темно-красные тона безнадежности, вины и боли.
У него вся жизнь на то, чтобы сделать свое Солнце вновь теплым и светлым. Вернуть ее улыбку. Избавить от страха.
Все, момент слабости закончился. Нет у него больше права на слабость. Нет права на ошибку.
В дверь квартиры неожиданно позвонили. Настойчиво и несколько раз. Пришлось открывать глаза.
Погром в квартире. Вся мебель в щепки, в осколки. Только окна целы и двери на месте. В воздухе летают отголоски его эмоций, кажется, даже воздух от напряжения потрескивал электрическими разрядами.
Руки сбиты в мясо, все в крови, но боли так и не чувствует.
Находит в себе силы подняться и пойти открыть дверь.
А там доблестные служители правопорядка и любопытные соседи, поднятые с утра пораньше шумом в его квартире, решили убедиться, что он тут никого не убил или его не убили.
Если бы они только знали… если бы они только могли понять.
Они видят перед собой молодого парня у которого мозги с катушек слетели.
Нет. Мозги у него на месте. Наконец-то он понял, что должен делать. Именно сейчас.
Но для начала нужен холодный душ и аптека.
***
Россия, город N.
Ксюша крепко держалась за руку отца. Вцепилась в его ладонь так, что побелели пальцы и кожа утратила чувствительность, но отпустить не могла. Ей все казалось, если разожмет ладонь… все начнется заново. Воспоминания нахлынут, ужас и паника скуют тело, сделают его неподвижным, и в нужный момент она не сможет ничего сделать, не сможет себе ничем помочь.
На улице ночь. Небо затянуто тучами, ни одной звезды не видно, Луны тоже. Чистое хмурое небо. Почти половина второго ночи.
Вокзал, поезда и люди.
Не целая толпа, но ей хватает.
Паника накатывает волнами. Желание забиться в угол и спрятаться почти взяло над ней верх, тошнота подступала к горлу.
Но она заставляла себя передвигать ноги. Дышать носом так глубоко, как только могла. И смотрела исключительно вперед.
А мысленно говорила себе, что тут только она и папа.
Она и папа.
Папа и она.
Ее начало потряхивать.
До поезда осталось каких-то сто метров.
Диспетчер объявляла время прибытия какого-то поезда и с какой стороны идет нумерация состава, люди заторопились на нужный путь.
Папа уверенно шел и тянул её за руку.
Широкий шаг. Один его равнялся двух ее.
Но она успевала за ним, практически бежала. Лишь бы руку ее не отпускал.
Голова кружилась. Воздуха не хватало. Мысли снова путались, сознание уплывало.
Проводница проверяет билеты и документы, запускает их в вагон и провожает до нужного купе.
Ксюша влетает в него, замирает на миг, а потом от накрывшей с головой паники и страха забивается в угол, обнимает подушку и пытается снова дышать и не дать тошноте окончательно собой завладеть.
Здесь никого нет. Она в вагоне. Вокруг стены. Окно закрыто… вот… она цепляется мыслью за окно и пытается его открыть, но сил не хватает.
Папа подходит близко, накрывает ее ладони своими, надавливает сильней и окно поддается, открывает, впускает прохладный ветер и воздух.
Ксюша не выдерживает, поворачивается к отцу, прячет свое лицо на его плече и кричит.
От сковавшего ужаса. От накатившего страха и паники.
Кричит что есть силы, срывает голос, в который раз, но плевать на него.
Тело дрожит, руки сводит болезненной судорогой.
От папы ничем не пахнет. Никаким парфюмом. Он обхватывает ее плечи сильно, но ласково. Растирает спину, гладит. Утешает. Делится своим теплом.
Дикий страх отступает. Она вновь может дышать. Может разжать ладони, сжимающие отвороты папиного пальто. В ушах стоит не ТОТ страшный шепот и дыхание.
Слышит приглушенный голос отца.
– Ты справишься! Ты сильная и со всем справишься!
Она в поезде, едет в другой город, в новую жизнь, за которую придётся бороться с самой собой. Но так надо. Так правильно. В этом городе, в родных стенах она сойдет с ума.
– Не отпускай меня! – шепчет едва слышно, держит руку отца в своих пальцах, – Не отпускай меня пока не окажемся дома!
Руки отца самые надежные. Они не причинят боли. Они согреют теплом и укроют от кошмаров.
– Никогда!
Сознание вырубается, снотворное, выпитое дома, наконец, начало действовать.
****
Петр укрыл Ксюшу пледом, бережно убрал торчащие во все стороны волосы за ушко, провел пальцами по бледной щеке.
Только сейчас у него появилась надежда на будущее дочери. Спустя недели страха, безнадежного ужаса. Только сейчас он уловил как ее глаза снова стали живыми, в них загорелась какая-то эмоция. Что-то кроме страха и ужаса. Что-то другое, пусть и не слишком светлое. Пусть. Главное, что она готова бороться, готова совершать необходимые шаги.
Он только представить может чего ей стоило выйти из квартиры и сесть в машину.
Посмотрел на свою ладонь увидел царапины и отметины от ее ногтей.
Держалась насмерть. И губы в кровь искусала.
Но упрямо шла вперед. Ничего и никого перед собой не видела. Только цель: поезд, вагон, купе.
Ее крик, приглушенный тканью пальто, этот отчаянный страх, напряжение, державшее его малышку всю дорогу… выплеснулось криком.
Пусть. Пусть кричит, пусть кусается. Только бы не сдавалась. Только бы боролась дальше.
Она сможет.
Он верит в это. Она сможет.
ГЛАВА 6
Ксюша лежала на своей новой постели, в своей новой комнате, и прислушивалась к окружающему миру.
Не так давно она проснулась в незнакомом месте. Проснулась от кошмара, но успела открыть глаза до того, как своим криком подняла бы весь дом на ноги.
Тошнота накатила сразу. Тело все свело судорогой, но она вновь вцепилась за края деревянной кровати, чтобы не дать себе позорно забиться в угол или под кровать.
Заставляла себя лежать на месте. Сцепив зубы, вглядываясь в каждую тень, вслушиваясь в каждый шорох.
Белье под рукой мягкое, лён, кажется, он приятный к коже. И ничем не пахнет, никакого ополаскивателя.
Комната в полутьме, разгоняемая светом ночника на тумбочке возле кровати, никаких теней или посторонних. Ксюша тут была совершенно одна.
Страх и паника постепенно уходили. Пульс стучал реже, почти как у всех нормальных людей.