Страница 4 из 14
–Что вы себе позволяете…– пробормотал Петр, но его резко перебил Солдафонов:
–Черт, не задерживаю! Задание не выполнил! Иди заканчивай старую статью!
Глава 3
Ночная политинформация.
Вечером Петр зашел в гости к Алле. Она накормила его, потом поинтересовалась:
–Ну, Петенька, понял, что надо было меня послушать? Не торопиться со статьей об этом рабочем Жухермане?– Спросив, она уже через полминуты поняла, что не стоило это спрашивать.
Петр нахмурился, отвернулся от Аллы, ничего не говоря.
–Ладно, прости, что проявила бестактность…– извинилась Алла.– Я тебя люблю, поэтому…
–Поэтому задаю неприятные вопросы?
–Нет, вовсе нет!.. Просто иногда ты бываешь таким простодушным и наивным, что диву даешься!– призналась Алла, ослепительно улыбаясь.
-Неужто?
–Именно, Петенька! Я ведь беспокоюсь о тебе, Петенька! Как бы этот Солдафон не испортил тебе карьеру!– забеспокоилась Алла.
–Да какая карьера?– усомнился Петр.– Я только начинаю работать, так что…
–Не говори так, Петенька… Даже молодой редактор, даже только начинающий работать, мечтает стать достичь высот в должности, не так ли?
–Что верно, то верно, – подтвердил Петр.
А ночью, лежа в постели, он разговорился с Аллой, проснувшись.
– Ты не спишь?– удивилась она.
–Не сплю… Думаю.
–О чем же?
–О жизни.
–Интересно, может, расскажешь о своих думах?– заинтересовалась Алла.
И Петр начал неспешно свой рассказ:
–Знаешь, в детстве я любил слушать и читать сказки. Но вижу, что в нашей стране сделали одну страшную сказку былью! Надеялись, веря в сказку.
–Это ты о чем, Петенька?– слегка вздрогнула Алла, прижимаясь к своему любимому.
–О сказке о всеобщем счастье и благоденствии, которое почему-то не наступает. Страшная сказка с множеством крови и трупов. То ли сказка, то ли надежда, несбыточная наша надежда о лучшей жизни и…
–Ты чего? О чем думаешь?– испугалась Алла.– Ты что, революционер, что ли?
Петр благосклонно улыбнулся:
–Какой я революционер, Алла… Вот мой предок был революционером.
–Твой предок? Расскажи.
–Точнее, он был декабристом. Помнишь восстание декаб-
ристов при царе Николае Первом?
–Ну, учили в школе.
Петр помолчал минуту, потом ответить:
–Слушай внимательно… Мой предок – декабрист Рылеев. Это мне недавно сообщила моя мама.
–Почему недавно?
–Вот чего не знаю, того не знаю. И еще она призналась, что моего отца загубили из-за анонимки. Расстреляли его.
–И теперь ты станешь революционером, новым декабристом?– в ужасе предположила Алла.
–Что ты, милая!.. Куда мне, хотя…
–Хотя?
–Хотя наследственный декабризм ощущаю по своему… – сказал задумчиво Петр.
–Поясни.
–Гм, неужели непонятно? Чувствую себя патриотом, продолжателем дела декабристов, которые болели за свою страну!
–А что насчет революции?
– Да, революция- это не лучший способ решения проблем, да… Но если понимать декабризм как заботу не только о своем благополучии, а о благе жителей своей страны, как стремлению не только к материальному благу, но и к чему-то более высокому, то да, я в себе такое чувствую…
–Ой, не надо даже думать об этом!– моляще взмолилась Алла.– Петенька, не хочу видеть тебя в тюрьме!
–Успокойся, сам туда не хочу.
–Но ты меня тревожишь!
–Успокойся… Меня постоянно предостерегали. Помню мою боязливую бабушку, постоянно охающую и ахающую при каждом моем движении: «Ой, ай-ай, Петенька, помедленнее! Ой, упадешь, ноги сломаешь!».
–Ну, она беспокоилась за тебя.
–Чрезмерно беспокоилась,– подтвердил Петр.– Потом
беспокоилась моя мама: « Ой, ой, ничего крамольного в университете не говори!».
–А ты разве что-то говорил?– испугалась Алла.
–Да нет, что ты!.. Я пытался отшутиться маме, что ничего в университете не скажу, но пожалуюсь тогда папе римскому, однако в ответ ахи и охи усилились.
–Да уж… – протянула Алла.– Ты был несносным трудным ребенком.
–Я был самым нормальным ребенком,– кротко возразил Петр.– Я любил читать!.. Поступил в университет, ходил в театр на разные спектакли. И как-то раз записал в своем дневнике: «В театре абсурда никогда не бывает пауз!».
–И это кто-то прочитал?– догадалась Алла, невольно вздрагивая.
–Ты слушай…– продолжал Петр.– Будучи молодым и горячим юношей, я очень рано понял, где живу. Стал вольнодумцем, воспитанный на пьесах Мольера, Шиллера, Бомарше, сочинениях Вольтера, Дидро, Жан Жака Руссо, Достоевского, Чернышевского и Добролюбова.
–Гм, Дидро? Такого даже не слышала.
–Я часто раньше смотрел ночью на безлюдную улицу из окна, вспоминая черный квадрат, как у Малевича… Нужно постоянно смотреть в темноту, как я тогда думал, чтобы научиться не бояться ее!
–При чем тут темнота?
–Черт, темнота нашей жизни… Надо научиться смотреть на черный квадрат, стараясь не бояться темноты! Нужно долго смотреть в темноту, как на известную картину Малевича, чтобы надеяться на будущую счастливую жизнь. Знаешь, ты не бойся, я смотрел на эту мерзкую и тошнотворную темноту, вспоминая свои редкие счастливые дни. Со временем я научился находиться в темноте и не бояться ее!
–А я боюсь темноту…
–Напрасно, надо тебе научиться не бояться ее. Темнота –
это наша неустроенная жизнь, наше поганое болото!
Алла снова вздрогнула:
–Петенька, ты, кроме меня, об этом ни с кем не говорил?
–Нет, а что?
–Не говори. Сочтут ненормальным.
–Глупости,– слегка усмехнулся Петр.– Не боись, Алла…
–А что было в университете? Твою запись в дневнике кто-то видел?
–К сожалению…– вспомнил Петр.– Один мой товарищ увидел, и из-за его подлого доноса устроили комсомольское собрание. Там присутствовали двое офицеров из органов, которые только наблюдали за происходящим.
–Ужас!
–Я в начале собрания постарался успокоить всех, говоря, что запись моя касалась лишь театра, и ничего более в виду не имел. Мне не поверили (ах, как они были правы тогда в своем неверии!), но я пытался их переубедить…
–И что дальше?– с интересом спросила Алла.
– Потом через два часа бурных дебатов и горячих речей твердолобых и стойких комсомольцев меня отпустили домой, напоследок предупредив, что если я хочу остаться комсомольцем, то должен читать почаще сочинения товарища Сталина, а не разных там мольеров и шиллеров!
–Петенька, тебе ж повезло!– радостно воскликнула Алла, обнимая своего любимого.– Могло бы значительно хуже!
–Возможно… Я тогда машинально согласился, что-то пробубнив в ответ… Другой бы на моем месте одумался, но только не я!
–Это точно,– сразу согласилась Алла.– Ты упрям.
–Упрям или упорный?
–Сейчас уже не то время,– сказала добродушно Алла.– Сталина уже нет.
–Уже нет, к счастью…– охотно согласился Петр.
-Ой, только ты так откровенно не говори с другими,– попросила Алла.
–Я особо ни с кем так откровенно не говорю.
–И партия уже осудила культ личности,– напомнила Алла.
–Осудила, значит, можно об этом культе спокойно говорить или будем продолжать бояться?– не понял Петр.
–Говорить?.. – снисходительно усмехнулась Алла.– Интересный у нас разговор в постели происходит, не находишь?
–А что такое?
–В постели, Петенька! Ночью! Не о любви говорим, а о политике!
–Гм, у нас все связано: любовь, политика, общество.
–Ладно, что было дальше?– полюбопытствовала Алла.
–Потом я стал прятать свой дневник дома в укромном месте.
–Зачем было его вести? Никогда его не вела.
–Потом я вырезал из газеты громадное фото Сталина и проколол ему ножницами глаза.
Алла встревожилась:
–Да ты спятил, Петенька! Тебя бы могли расстрелять!
–Слушай дальше…
–Это ж в каком году было?