Страница 8 из 17
– Спасибо, Жюль! – благодарно просиял Бутурлин. – Я уж при случае отплачу, не сомневайся. Так, в бане, говоришь?
– Да, там… Скажи, я велел…
Слуга француза Марк действительно оказался в бане. Что-то достирывал, похоже, что свое – он вообще был весьма чистоплотным. Смазливый такой отрок, большеглазый, с тонкими четами лица и длинными темными локонами. В белой, с закатанными рукавами, сорочке, в узких коротких штанах, босой… Да в бане тепло было, еще со вчерашнего дня жар остался – чай, лето.
К приказанию своего господина слуга отнесся с полным пониманием, улыбнулся:
– Одежда? Да, конечно, что-нибудь подберем. Вы, господин, с месье Бийянкуром фигурою весьма даже схожи.
– Ну, тогда быстрее давай! Я раздеваюсь уже, а ты тащи одежку…
– Ага… сейчас… бегу уже…
Высохшая одежда рейтара, аккуратно сложенная, лежала здесь же, в предбаннике…
– Вот, месье… сорочка… панталоны… Ой…
– Ты что так смутился-то? – оглянувшись, весело выкрикнул молодой человек. – Мужика голого не видел?
Сказал… и тут же осекся. В предбаннике-то из приоткрытой двери жарило-светило солнце, насквозь пронизывая тоненькую сорочку Марка… так, что видно было все худенькое тело… и небольшая, но явно девичья, грудь с трепетными припухлыми сосками!
Господи… Так он девка! Ну да, ну да… вон, весь какой изящный… изящная… Премиленькая дева-то, ага! Только тощевата больно… Ах, Жюль, ну, пройдоха! И что ж он девку-то скрывал? Зачем отроком обрядиться заставил? Наверное, имелся в этом какой-то смысл. А иначе зачем же? Ну, подумаешь, не слуга, а служанка, кого у наемников этим удивишь? Ну, живут в грехе, так на то они и черти нерусские. Ай да Жюль!
– Ну давай, давай… Спасибо… Или как там по-вашему? Мерси.
Переодевшись, Бутурлин тотчас же явился к Потемкину. Шелковая сорочка, ослепительно белый накрахмаленный воротник, теплый немецкий кафтан, приталенный и короткий, широкие – и тоже короткие – панталоны-штаны, да ко всему высокие сапоги-ботфорты и короткий, с красным подбоем, плащ. На голове же – черная широкополая шляпа.
– Ну, Никита… – снова ахнул князь. – Совсем немец, ага… Ну, да пошли уж – государь видеть желает!
Государь остановился в специально выстроенной к его приезду избе, точнее говоря – хоромах, с высоким резным крыльцом и крытой галереей. В окна горницы были вставлено стекло, стол – накрыт суконной скатертью, на полу набросаны высохшие полевые цветы да пряные травы – так было тогда принято во всех домах, не исключая и царского.
Явившимся на аудиенцию еще пришлось подождать в людской, в толпе самого разного люда: какие-то важные бояре, деловитые дьяки, рынды… Из знакомых разве что рейтарский полковник. Впрочем, Потемкина многие знали, кланялись.
Наконец царский рында распахнул дверь:
– Князя-воеводу Петра Ивановича государь требует!
– Ну, я пошел, – сняв шапку, поспешно перекрестился князь. – А ты, Никита, жди. Уж позовет государь, да. Ну, а не позовет – знать, такое твое дело.
Мягко захлопнулась дверь. Застыли с бердышами рынды – здоровущие, румяные, с непроницаемыми лицами срамных греческих статуй. Статуи и есть! Вон стоят – не пошевелятся.
Снова отворилась дверь…
– Никита Петров сын Бутурлин…
Сотник поспешно снял шляпу… сердце екнуло – его! Сам государь видеть желает! Чтой-то выйдет со встречи той? Ну, что зря гадать? С богом!
Вдохнув, словно перед прыжком в холодную озерную воду, Никита переступил через порог и, отвесив поясной поклон, поднял голову… столкнувшись взглядом с тем самым парнягой, коему еще поутру помог выбраться из болотины! Ну, да – он и есть. Лицо круглое, румяное, рыжеватая борода, пронзительный взгляд голубых глаз… Неужто этот парняга и есть государь? Алексей Михайлович!
– Ох ты ж, господи! Кого я вижу! – парняга… да какой там парняга – царь! – тоже узнал Никиту. Улыбнулся покровительственно: – Ну, входи, спаситель, входи. А мы тут с князюшкой как раз про тебя решаем…
Решилось! Как и ожидали Бутурлин с воеводой Потемкиным, Никита Петрович царской волею направлялся в Ригу, вражеский, принадлежащий шведской короне, город. Задание было такое же, как когда-то в Ниене: ехать как можно быстрее и тайно, вызнать все, что можно, об укреплениях, о войске, о запасах и, как царское войско подойдет к городу, выбраться за стены да обо всем доложить. Ну, а пока не подошло войско, поелику возможно – докладывать через купцов, шифрованными посланиями на имя ближнего царского человека Афанасия Ордина-Нащокина, который как раз сейчас в царской свите присутствовал и свое наставление дал.
Афанасий Лаврентьевич Никите пришелся по душе. В скромном кафтане, с редковатой бородкой, Ордин-Нащокин, как и Никита Петрович, был выходцем из небогатого помещичьего рода, лишь умом своим добился – и добивался! – значительных чиновных высот. Государь давно уже поручал ему самые важные дела, карьера Афанасия Лаврентьевича началась еще в тысяча шестьсот сорок втором году от Рождества Христова, участием в установлении новой русско-шведской границы уже после Столбовского мира. К слову, князь Петр Иванович Потемкин о сем достойном муже сказал так:
– Нащокин – человек умный, знает немецкое дело и немецкие нравы знает же. Говорун и бойкое перо! Начитан, немецкой и польской речью владеет, еще и латынь ведает. Тебе, Никита, беседа с ним по нраву придется. Слушай да на ус мотай.
Вот молодой сотник и слушал, и мотал…
– А вы, значит, тот самый молодой человек, о котором мне говорил государь, – старший царский дьяк Ордин-Нащокин принял визитера в небольшой горнице, располагавшейся в недавно выстроенной избе, в коей находился еще и небольшой местный приказ, непосредственно подчинявшийся воеводе Семену Змееву и распоряжавшийся на верфи всеми хозяйственными делами.
– Ну, садитесь, садитесь, Никита Петрович, вот, на стул. Поговорим по-простому, не чинясь… Я ведь, как и вы, не родовитый, из простых… Sprechen Sie Deutsch? War es in Riga? Ke
Перейдя на немецкий, Афанасий Лаврентьевич сразу же отбросил все свое радушие и стал говорить по-деловому – четко и жестко.
Молодой человек отвечал на том же языке, точно так же четко:
– Немецкую речь знаю. В Риге ранее не был. Знаю некоторых купцов – некоего Фрица Майнинга из братства «черноголовых» и… и герра Шнайдера, переехавшего в Ригу из Ниена. Правда, жив ли он – того не ведаю?
– Братство «черноголовых»?! – Ордин-Нащокин азартно потер руки. – О, это хорошие связи. «Черноголовые» имеют большое влияние на рижский рат! И не только на рижский.
Никита покачал головой:
– Боюсь, ничего хорошего из этой связи не выйдет. Мы с герром Майнингом весьма в натянутых отношениях. Хотя вряд ли он меня так уж хорошо запомнил. Мы и виделись-то всего пару раз.
– Запомнил, не сомневайтесь, – жестко уверил дьяк. – Он же купец! Мало того – казначей братства. А у такого рода людей обычно очень хорошая память. Теперь вот еще что… – Афанасий Лаврентьевич задумчиво забарабанил пальцами по столу, покрытому тонкий английским сукном. – Хочу предупредить вас о шведском главнокомандующем, Магнусе Делагарди, графе Леске. Он же – генерал-губернатор Лифляндии, бывший фаворит королевы Кристины и дядя нынешнего короля. Кстати, Магнус – сын того самого Якоба Делагарди, что когда-то вместе со славным нашим воеводою Михаилом Скопиным-Шуйским разгромили опаснейшего самозванца – Тушинского вора, возомнившего себя царевичем Дмитрием. Потом Якоб захватил Новгород… Давняя история, да. Но! Что я хочу сказать: Магнус ничуть не глупее своего славного отца! Умен, образован, начитан. И весьма деятелен! К тому же – он богатейший человек Швеции! Это очень опасный и достойный враг. Постарайтесь не оказаться без особой нужды в поле его зрения. Впрочем, возможно, как раз это-то и понадобится.
– Я запомнил, – спокойно кивнул Бутурлин.