Архангельские поморы

Мурман – на месте современного Мурманска тогда стояла деревенька Мурман.

Как писано в челобитной воеводы Ржевского: «1703-го августа в 4 день вышли из города Архангельска по направлению к острову Аглицкому два торговых флейта, нагруженные мехами, льняной пряжей, рогожами и юфтью, под охраной фрегата нашего, для наведения постоянных торговых путей».

Распушили паруса, и с выдохом из Белого моря нашли большую воду – тут стихия трудности чинить и начала. Ветер северо-западный прохода не дает, поперек волны идти пришлось. Вспахал ветер-полуночник все пространство, волна, – словно борозда из-под плуга, высокая. Корабль-фрегат с одной на другую переваливается, к концу дня только в Горловину и залезли. А там воздушная стихия с океана, словно в трубу, дует – идти и вовсе тяжело стало. Тогда Арсений решил вдоль берега править, где не сильно разгуляй властвовал. Проскреблись вдоль суши безлюдной, тундрой поросшей. Выбрались к Седому океану так: направо – Земля Новая, туда котлянки поморцев наших ходят бить зверье всякое: моржа, тюленя, медведя, если посчастливится; налево Лопский берег лежит, Мурман недалеко.

За мысом Святой нос места мало хожены начались. Насторожился Арсений, на Якова глядит, а вдали туман опустился, похолодало. Парусов убавили и неспешно пошли, берег издалека виден – значит, спокойно все, не потеряемся в водах темных. Так до земель скандинавских на пятый день и дошли, а там ветер в спину задул и помчал всю флотилию на берег скалистый. Насилу как управились и отворотили беду неминуемую. Вышли в океан, переобули паруса – штормовые поставили, все лучше стало, хоть и сильнее корабли качало. На палубе не устоишь – вода борта заливает, нос в волнах тяжелых зарываться начал. Люди все притихли, на мачты взбираться не спешат, Господу Богу молятся.

Два дня долой и страна ледовидная началась; затеряешься в море – оно тебя подхватит и на какую-нибудь льдину вынесет. Ты и глазом не успел моргнуть, как глыба белесая сама тебя нашла, вынырнет из глубины и проломит борт твой с ребрами подчистую. Вот для того Арсений Петра и ослушался и корпус корабля-фрегата мудреной архитектуры выстроил, чтоб торосов не бояться.

Так вот и шли гуськом: впереди Арсений свой корабль-фрегат ведет, позади его два торговых флейта плетутся, еле-еле поспевают. На пятый день посередине Норвежского моря оказались, здесь пираты-викинги свой промысел ведут, на суда торговые нападают, все имущество купцов отымают. Хорошо, если в живых оставляют, а так пропала ладейка, море забрало, и спроса не с кого взять. В этих водах Арсений строго за морем следил, людей у пушек расставил и был готов к появлению варягов загодя. Но не показалось никого, и место опасное спокойно прошли. На четвертый день, а по общему счислению на одиннадцатые сутки к морю Северному подходить стали. Здесь вся пиковая вершина сказа нашего и началась.

Солнце уходило прочь, небо в багрянец окрасилось, ночь уже по пятам скакала, ветер справа дул – шли правым галсом, значит. Арсений у штурвала государил, рядом Яков движение корабля-фрегата по секстанту сверял – благо, зазвездилось небо. С каждой склянкой ветер крепчать начинал, в свете еще оставшихся лучей показалось стадо туч замутненных. Недоброе всегда приходит скоро и внезапно. Непогода объявилась так же быстро, сверкнул вдалеке громовержец, Арсений дал сигнал всем на изготовке стоять – час испытания настал. Пора было вспомнить святого Николая, покровителя небесного, чтоб отворотил все беды надвигающиеся.

Волна росла, как гриб после дождя, подпирала корабль-фрегат снизу; снова закачало сильно, вода палубу смочила раз, смочила два, а потом – как давай кидать судно Арсения из стороны в сторону. Все смешалось: и небо, и вода – в какой стороне что находится, непонятно. Молния слепит без устали, гром оглушает, а дождь прыснул пудовыми каплями, того и гляди, палубу проломит. Наши матросики, видно, долго страх копили и тут не выдержали и на мачты сиганули. Тонуть корабль-фрегат, им показалось, начал.

Страна ледовидная – Северный Ледовитый океан.

Ребра – шпангоуты.

Торосы – плавучие льдины.

Секстант – ручной астрономический инструмент, которым пользуются моряки для определения местонахождения судна в море.

Склянки – получасовой промежуток времени, обозначаемый одним ударом в колокол. Количество склянок показывает время. Счет их начинается с полудня.

Ванты – снасти стоячего такелажа, которыми укрепляют мачты, стеньги и брам-стеньги. Расположены с боков и несколько позади мачт. По ним матросы взбираются на реи.

Облизьяна – обезьяна.

Снасти – все приспособления, относящиеся к парусному вооружению судна.

Ют – корма, задняя часть корабля.

Выше всех взлез Первушка Макеев, боцман, Арсением поставленный. Ему-то надлежало в первый черед за исполнением приказов следить и панику строго пресекать. А он вместо этого растолкал локтями всех и сам на грот-мачту взобрался. Пришлось Арсению с Яковом и Бергом, да Олафом самим за штаны матросиков наших, насмерть перепуганных, снимать, порядок наводить. Народец темный, облепил ванты, словно мухи коровьи лепешки, и слезать ни в какую не хочет. Тогда из мушкетов палить Арсений с Яковом принялись и верной смертью грозить; пока один страх другой страх не пересилил, никто и шевельнуться не мог. Перетоптались и начали люди, как облизьяны, боязливо от снастей отлипать, вниз спускаться.

После, как очухались, Арсений велел наказать тех, кто смуту пустил, а Первушку в каюте капитанской отдельно спрос взяли. Чтоб команда остальная не видела, а не то он грозный вид потеряет и матросики его слушать перестанут. Поначалу пешком по волнам до дому отпустить хотели, да Арсений сердцем мягок был, пожалел Первушку. Высекли его, да кол в темное место вставили, дабы не свербило более. Но об этой экзекуции все равно догадаться можно было. Он неделю после этого сидеть не мог и часто в отхожем месте подолгу засиживался.

Пока команду Арсений успокаивал, корабли купцов из виду потеряли. Ночь в права вступила – и вовсе путь не найти. Так кидало их трое суток; кряхтел, скрипел корабль-фрегат, а все ж бурю выдержал. Правда, пятеро за борт вывалились, один раз голова показалась между волн – и все, не видать паренька больше.

Где были, куда шли, никто не знал. Как небо подобрело и синевой заулыбалось, начали править на юг. Ночью ориентир взяли, на третий день пять кораблей увидели. Это Яков в трубу, за горизонт смотреть предназначенную, узрел, как они паруса закатали и кучкой стоят, прохлаждаются. Присмотрелся Арсений и узнал: на водной глади среди пяти судов два флейта наших обретаются, а к ним три корабля заморских с флагами французскими, на юте вывешенными, прикрепились.

Вроде, земля Людовика далече лежит, что ж они здесь делают? Немного времени прошло, и загадка разрешение сама принесла. От кучки отделился одни корабль-корвет и в сторону нашего «Петра I» пошел. А на флагах сигнальных просемафорил, чтобы Арсений в дрейф судно свое положил.

По-французски никто разобрать не мог. Как разговоры вести? Вот вопрос, который застрял в голове у Арсения. Делать нечего – стали у борта дожидаться, когда иноземный гость подойдет. А корвет приблизился на два кабельтова, да и тоже паруса убавил и шлюпку спустил. Спустя час на борт поднимается свита во главе с высоким, даже стройным, как кипарис, если по-тамошнему выражаться, и представительным капитаном ван Стабелем. Усищи у него, как у кота, сам лицом приятный, духами весь пропах – значит, не мужик, а сплошной падеж женского пола. Арсений растерялся немного перед таким франтом и глаза в палубу зарыл. А тот напротив, осмотрел фрегат-корабль наш, да и говорит:

Проездная грамота в наличии имеется?

Арсений на всех языках европейских лопотать ученый, а вот французского не вытвердил в свое время, только несколько слов знал. Вот он и давай банжуриться, вуаля туда-сюда, мол, знать не знаем, в буре потерялись. Чтобы подоходчивей получалось и пробел, в словах нехватку восполнить, он еще пальцами себе помогать стал. А промеж приветствий спросил на голландском, почему суда наши купеческие в задержке стоят?