Страница 4 из 5
*
И придумали ссыльные братья
над царём продолжать насмехаться,
а сибирь так и вовсе покинуть:
«Ну, смогём ароплан тот осилить?»
Заказали кузнецу скелет машины,
тот кивнул и молот вынул.
А двигатель паровой
делал местный мастеровой.
Бабы крылья шили,
новосёлов материли:
«Шоб вы не вернулись обратно,
хватит в тайге разврату
и без ваших наук мудрёных!»
Но Емеля, он опалённый.
А звездочёт Аристарх
и вовсе в Иисусах Христах
не разбирался,
он на небо глядел, не сдавался!
Поэтому наша дружина
села в конструкцию, двинула
не куда-нибудь, а на Луну:
там воля вольнее! «Угу.»
На Луну они до-о-олго летели,
а прилетев, обомлели:
там безоблачно, серо и сухо,
в кратере спит Плакса-скука,
а рядом летают Печали:
«Вы бабу Ягу не встречали?»
Смутились наши герои:
«Баба Яга в загоне —
пыхтит в таёжной заимке,
числится в мамках у Иннки,
её сватали даже к Емеле,
но он ноги унёс еле-еле!
А зачем вам баба Яга?»
«Да как-то сдохла здесь она
и призвала Степного духа,
он ей шептал чего-то в ухо,
а потом унёс отсюда на Землю.
Вот и мы бы хотели ейну
судьбу развесёлу такую.»
«Печали, вас не пойму я,
дык, вроде у нас аппарат,
вас завсегда буду рад
доставить в родную Рассею,
седлайте сюда скорее!» —
зареготал Емельян.
Печали за словом в карман
не полезли,
на аэропланер влезли.
И вот рулевой звездочёт
Печалей на Землю прёт.
*
А на земле без них было грустно:
в огородах весёлая брюква
и на ярмарках смех да пляски,
а в руках у детей раскраски.
Вот такое большое горе:
плескайся себе на море
и не жди беды ниоткуда,
Печалей несёт покуда
нелюбимый людьми Емеля.
Вот и теперя
потеря грядёт за потерей?
А, впрочем, сиди и жди!
«Царь, в небо сине гляди!» —
кричал ему писарь Яшка.
Но за тучкой не флаг-разукрашка,
а аэроплан летит:
Емеля на нём сидит,
звездочёт Аристарх и бабы.
«Не, это не бабы, а жабы! —
царь-батюшка сжался в комок. —
Никак Емеля беду приволок.»
А Печали сорвались и вниз,
уселись на царский карниз,
свесили ноги, поют:
«Баю-бай, баю-бай, баю…»
Уснуло все государство.
Емеля взобрался на царство.
Звездочёт починял эропланер.
Хорошо каторжанин правил:
народ вповалку лежит.
Дух Степной к Печалям летит.
Прилетел и спрашивает:
«Чего вы не накрашены?»
Хохочут печали: «Ох,
кабы царь наш батька издох,
вот бы было на Руси счастье.
Протеже у нас есть…» Участливо
дух Степной на Емелю взглянул:
«Красалевишнам помогу!»
И навалившись на царя
вынул дух его: «Зазря
я к вам что ли прилетал?
Друго задание давай!»
Вздохнули Печали тяжко:
«Хочется нам, бедняжкам,
стать настоящими бабами
и замуж пойти нам надо бы!»
Дух Степной покумекал,
облетел спящий люд, нагрехал
четыре души из старух
и запустил их дух
в безобразных Печалей,
те сразу стали
румяными девками-плаксами,
которые тут же заквакали:
«Хотим женихов себе справных!»
«Да хоть самых на свете славных!» —
вздохнул дух Степной, улетел.
Звездочёт на девок глядел
и непривычно крестился.
Емельян в царя превратился,
и издал свой первый указ:
«Найти женихов для плакс!»
А так как песня печальная смолкла,
проснулся народ и толком
не понял причин смены власти,
поклонились Емеле: «Здрасьте,
а что делать с телом царя,
может, рыбам скормить? Зазря
жрал что ли он щи да сало!»
«Этого ещё не хватало! —
нахмурился грозный Емеля. —
Ложите его в мавзолею.»
Но нахальный народ
сделал всё наоборот:
скормили царя медведям
и к Емеле: «На печке поедем?»
А Емеля, он не дурак
щуку гонять за так,
за поездку брал по рублю:
«Скоко ж смердов ещё подавлю!»
И опять невзлюбил народ
Емелю, ведь печка ж прёт
по бабью, мужичью и детям!
И неважно, что на ней едет
не новый царь, а свои
родные, честны мужики.
Но народ – не Емеля,
знал что делать теперя:
«Посадить самозванца на кол,
нечега трон наш лапать!»
Завидя такое дело
девки-плаксы не захотели
лишиться батюшки-царя
и сама смелая пошла
белой грудью на крестьян:
«Ну-ка, кто из вас Иван?»
А Иваны – это мы,
стоим, ковыряем носы
да чешем репу:
«Нам бы хлеба!»
Но хлебов мы давно не едали,
их бесплатно не раздавали,
нас дразнили лишь оплеухами
да тыкали дохлыми мухами
на барском столе, а во сне
нам мечталось о деве-красе.
«О, по этой части ко мне!» —
одна из Печалей сказала
и девкой-плаксою зарыдала.
Иванам пришлось жениться,
не век же в постель материться
да семки на лавке грызть.
А посему свадьбе быть!
Пока свадьбу играла страна,
а заставушка крепко спала,
Емеля и звездочёт,
взяв за печь последний расчёт,
в аэроплан свой сели
да спокохонько улетели,
а мирянам махали с неба:
«Трогать убогих не треба!»
*
Прилетели друже в лес.
Емеля с машины слез
и понял:
«Не умищем Русь я тронул,
а ногами потоптал!»
Потом шёл, дрова рубал
на постройку дома:
«Буду сызнова, по-ново
жизнь свою проживать
да добра не наживать.»
А безумный звездочёт
надумал строить самолёт.
Так они и стали жить:
Аристарх мастерит,
а Емеля рубит двор.
Такой у них, мол, договор.
В помочь Яга приходила,
но нос от неё воротило
всё мужско населенье заимки,
та грозилась, что Иннке
пожалится на мужланов.
«Иди, иди отседова, сами
справимся со своею потребой!»
А вскоре отправились в небо
на самолётике братья,
долетели аж до Хорватии,
там заправились и во Францию.
Дескать, вынужденная эмиграция,
а у самих глаза так и зыркают:
звездолёт чи ракету выискивают!
Но у французов прогресс
лишь в шар воздушный залез.
Аристарх как шары те в небе увидел,
то сам себя тут же обидел:
«У них планиды растут как грибы,