Страница 7 из 8
Горячая кровь, тормозя свой бешеный бег по жилам, приливала к голове.
И все равно в тот вечер она была благодарна своему нежданному партнеру.
Но сейчас ей не хотелось думать ни о том вечере, ни о Варенухине.
Ее рука все энергичнее скользила между бедер.
Шура вдруг снова оказалась на том самом утесе и увидела накатывавший вал.
Ладно, она сейчас взлетит, пусть даже так.
Уж сейчас-то ей ничто не помешает!
Трель телефонного звонка доказала ей, что она снова ошиблась.
И пенистый вал, и утес сразу же перенеслись в какой-то другой мир.
Шура бросилась в прихожую, схватила трубку.
А вдруг, это ее мальчики звонят?!
«Ш-шалиш-шь, Ш-шурёныш-ш»… – прошипел знакомый уже голос, прошипел с таким сарказмом, словно неизвестный абонент подсматривал со стороны, чем она сейчас занималась.
Ей сделалось страшно и одновременно стыдно за то, что она сейчас голая.
Швырнув трубку в гнездо, словно та была раскаленной, Шура метнулась в комнату, схватила с кресла свой домашний халат и торопливо надела его на себя.
Ох, напрасно она успокоилась после признания Шумайлова!
Быть может, подбираются и не к нему вовсе, а к ней, Шуре?! Но зачем, зачем, ведь у нее ничего нет, кроме ее деточек!
Только не надо паниковать, не надо обмирать от ужаса!
Держи себя в руках Шурка, Шура-Шурочка!
Она громко включила музыку, бросилась за ведром и шваброй.
Надо устроить в квартире капитальную уборку, навести идеальную чистоту и порядок, и тогда черные мысли сами собой отступят прочь.
11.
Впрочем, зачем бога гневить, разве не было в ее жизни светлых сторон?
Взять хотя бы ее последнее место работы.
В понимании Шуры, это была и не служба даже, а настоящая синекура.
Офис назывался «Фонд технической мысли» и занимался, главным образом, тем, что плодил и перелопачивал груды всевозможных бумаг.
Конкретной обязанностью Шуры было сканирование и копирование печатной продукции по заказам.
Ей приносили технические газеты и журналы, брошюры, доклады и авторефераты, где другими сотрудниками были помечены звездочками абзацы, а то и целые статьи, которые требовалось сканировать, затем перевести в стандартный формат, после чего вывести на принтер и, наконец, подшить готовые листочки в отдельную папку.
Ах, да, еще позвонить заказчику и сообщить, что работа выполнена, и за ней можно присылать курьера.
При этом, за редчайшим исключением, никто, включая заказчиков, Шуру никогда не торопил.
Работу можно было сделать сразу же, но не возбранялось отложить ее на завтра-послезавтра, а то и до конца недели.
Вдобавок случались периоды, когда никаких заказов не было вообще, и уж тут в офисе начиналась вольная жизнь со всеми ее нюансами.
По части дисциплины здесь тоже не донимали особыми строгостями.
Правда, приходить на службу следовало вовремя, к половине десятого утра, да еще расписаться в журнале на вахте, а вот уйти по своим делам на три-четыре часа можно было в любое время, сославшись на «срочную встречу с заказчиком».
Но главное, в офисе платили вполне прилично, да и премии давали регулярно.
Не такие крутые, конечно, как в банковской системе, но и не по минимуму.
Во всяком случае, Шура получала здесь раза в три больше, чем на прежней своей службе, вдобавок, забыла, что такое нервотрепка.
В золоте не купалась, но на всё необходимое хватало вполне, да еще она умудрялась откладывать кое-что на «черный день».
Для нее, матери-одиночки, воспитывавшей двух сыновей-школьников, которые быстро росли, и для которых почти каждый год приходилось полностью обновлять гардероб, это «теплое местечко» стало настоящим спасением.
Разве не о такой работе мечтает всякая женщина, на которой лежит дом?!
Но как Шуре удалось попасть сюда?
Вы же понимаете, что чудес в этой сфере не бывает.
Спасибо Томиле, это она всё устроила вскоре после того, как Анатолию вынесли приговор.
Шура в тот период находилась в жутком стрессовом состоянии, и подруга, сама лишь недавно ставшая женой влиятельного человека, взяла ее под свою опеку, помогала и словом, и душевным участием, и деньгами. А затем поговорила со своим Калановым, тот позвонил кому-то, и вопрос об удобной работе для Шуры был решен в одну минуту.
В офисе ходили слухи, что Каланов сам имел какое-то косвенное отношение к «Фонду технической мысли», хотя здесь он никогда не появлялся.
Да и сама Шура уже с первых дней своей работы поняла, что одно лишь имя этого человека служит ей надежным щитом.
Ирина Григорьевна Вайновская, начальница отдела, 45-летняя женщина-вулкан с расшатанной нервной системой, регулярно устраивала разносы своим подчиненным.
Но только не Шуре, по отношению к которой демонстрировала подчеркнутую уважительность.
Впрочем, и Шура, со своей стороны, надо отдать должное, никогда не подавала той повода для раздражительности, в отличие от некоторых своих коллег.
Вообще, в их чисто женском отделе замужем была только одна сотрудница – молчаливая толстушка Виолетта, которая держалась особняком от коллектива.
Настроение же в отделе задавала группа из четырех молодых, до тридцати лет, особ, красавиц, как на подбор, причем разного типа.
Вот они-то, все без исключения, злоупотребляли возможностью надолго отлучаться с работы, даже не пытаясь придерживаться хоть какой-то очередности.
У каждой из них не было отбоя от кавалеров, менявшихся с неотвратимой регулярностью.
Все перипетии своих интимных переживаний дамы активно обсуждали вслух, притом в полный голос, порой на трагической ноте, со слезинками на глазах, но чаще, отпуская язвительные шпильки не только по адресу неверных партнеров, но и в сторону друг друга.
(Именно из их словесных дуэлей Шура узнала об уединенности дальнего уголка парка, куда и повела в тот вечер Варенухина.)
Иногда выяснения позиций перехлестывали через край, и тогда Ирина Григорьевна требовала прекратить истерику и немедленно вернуться к исполнению служебных обязанностей.
Но порой ядовитые стрелы летели и в ее сторону. И тогда Ирина Григорьевна, чьи отчаянные попытки удержать уходившую свежесть ни для кого не являлись секретом, тоже срывалась на крик, теряла над собой контроль.
Роль миротворца, в конечном счете, доставалась Шуре, и она вела ее столь искусно, что буря постепенно затихала, на лицах появлялись виноватые улыбки, после чего следовала прочувственная процедура взаимного прощения обид.
Когда мир устанавливался окончательно, Ирина Григорьевна обычно восклицала: «Шурочка, какой же вы счастливый человек, с вашим здравомыслием и уравновешенностью! Что бы мы все делали без вас?!»
И Шура, подыгрывая ей, принимала театральную позу и задорно отвечала в тон: «Кто хотел увидеть счастливого человека?! Посмотрите же на меня, это я!»
И все опять улыбались ей, вполне искренне соглашаясь с прозвучавшей оценкой.
Кстати говоря, все эти дамы тоже устроились сюда по протекции.
Включая Ирину Григорьевну, которая, по слухам, когда-то пережила бурный роман с важной шишкой из городской администрации.
Однако ни одна из них, даже начальница, не была ограждена от служебных невзгод так надежно, как Шура.
Ее защищало не только грозное имя Каланова, о котором в точности никто ничего не знал, но теперь уже и положение Томилы, слухи о влиянии которой на супруга, как и о ее давней дружбе с Шурой, каким-то загадочным образом просочились в среду сотрудников «Фонда».
Так или иначе, но когда у Томилы возникало желание пообщаться с подругой в будний день, она звонила Ирине Григорьевне, и та послушно отпускала Шурочку с работы, не задавая никаких вопросов.
Ну, чем не синекура?!
Положа руку на сердце, разве у Шуры совсем уж не было оснований называть себя «счастливым человеком»?
Со своим одиночеством она уже смирилась, давно научившись подавлять мечты о нежной мужской руке.