Позывной «Крест»

Зашедшая обратно в шатер Светлана изменилась в лице и, не разгибаясь из поклона, попятилась обратно.

– Ну-ка, ну-ка. – Захреддин принял из рук Хейтама старинный предмет.

– Это мой термос! – воскликнул Лавров, понимая, что влип. – Что вам надо? Кофейку?

– А еще у него есть один очень интересный камень, – будто вспомнил Захреддин.

Цепочка событий выстроилась у Виктора в голове в логическую связку. Сразу стало ясно, что Захреддин возглавлял тот отряд в отеле, когда у Лаврова хотели отобрать подголовный камень Иешуа, – вот чьи шаги слышал он тогда…

Покинув шатер, Светлана добежала до загона с верблюдами и распахнула его настежь. Заскочила внутрь и принялась пинками поднимать перепуганный молодняк. Первыми из загона побежали верблюжата, причем прямиком на шатер, под защиту любимого хозяина.

В шатре Виктор уже наблюдал, как один из бойцов политбезопасности вынимает черную плинфу из рюкзака.

– Артефактами торгуем? – с нескрываемым сарказмом спросил Захреддин и приказал: – Связать его!

В этот момент шатер будто накрыло ураганом. Стадо верблюдов – маленьких и больших – смяло стену за спиной у Захреддина. Поднялся переполох. Виктор рванулся с места, растолкав охрану, и ударил бойца с подголовным камнем в руках кулаком в темя. Тот обмяк и выпустил реликвию. Виктор быстро закинул камень в сумку и, выхватив из рук Захреддина тубус, сбил старика с ног. Затем бросился в самую гущу верблюжат. Виляя между ними, огибая их как препятствия, он помчался прочь и через минуту был уже у последних шатров бивуака.

– Давай сюда! – раздался женский голос из кустов, обрамлявших средневековые руины.

Второго приглашения Виктору не понадобилось, он резво запрыгнул в заросли саксаула.

Сирийская пустыня представляет собой обширное плато, покрытое сухими степями, которые чередуются с хамадами – громадными каменистыми пустошами. Местами над пустыней возвышаются островные горы. С севера и запада к Евфрату ведут иссохшие речные русла, лишь изредка наполняющиеся влагой после дождей. И снова мрак безлунной ночи позволил Лаврову и Соломиной ускользнуть по такому руслу от преследователей на автомагистраль в сторону Эль-Кутейфы.

Шум переполоха в лагере бойцов политбезопасности уже давно стих, но это не значило, что беглецов не ищут. Поэтому Виктор то и дело оглядывался по сторонам.

Дорога в Эль-Кутейфу была пуста. Виктор и Светлана шли вдоль трассы почти час, не встретив ни единой машины.

– О чем ты думаешь? – спросила Светлана.

– На Маалюлю напали не ради химического оружия. Целью был этот тубус. После битвы Густав хотел забрать его как трофей. Это точно. Я же видел, как он смотрел на него. Теперь я понимаю, что делал в Маалюле этот Захреддин, притворявшийся паломником в отеле Насраллы. Он тоже охотился за тубусом, – бормотал Лавров. – Есть подозрения, что…

– Это то, что мы ищем, Витя, – опередила его Светлана.

– Это десница?! – переспросил он.

– Да, десница Иоанна Крестителя.

Виктор остановился и еще раз огляделся, как будто их подслушивали. В стороне от дороги он заметил каменные бугры, где можно было укрыться от посторонних глаз.

– Смотри! – вскрикнула Светлана. – Машина.

Виктор оглянулся и увидел вдалеке свет фар. Потом еще двух… и еще…

– Не за нами ли едут? – спросил Лавров.

– Что будем делать? – встревожилась девушка.

– Так, Света, спокойно. Надо все тщательно обдумать. За мной!

Он затрусил к камням, а Светлана за ним. Только они успели спрятаться между небольшими валунами, как по трассе промчались три джипа. В первом сидел Захреддин, во втором – Хейтам Стайхи. Все машины были переполнены бойцами, вооруженными автоматами Калашникова.

– Вся королевская рать, – прокомментировал Виктор.

– Интересно, зачем длань нужна сирийской политбезопасности? – задумчиво спросила Светлана.

– Политбезопасности не нужна, Захреддину нужна, – пояснил Виктор, снял рюкзачок с плеч и открыл его, будто хотел убедиться, что ни длань, ни подголовный камень не пропали.

В очередной раз развернув сверток, Лавров внимательно осмотрел его.

– Работа древняя, вне всякого сомнения. На подделку не похожа. Да и кто бы стал подделывать? Для чего? – раздумывал вслух Виктор.

– Ты многого не знаешь, хоть и журналист, – уколола его Светлана. – Мандеи верят в то, что если возложить десницу Иоанна Крестителя на голову Иоанна, которая хранится в дамасской мечети Омейядов, опять произойдет «самокрещение».

– Не понял, – буркнул Лавров.

– Это как бы «обнуление человечества»: все достижения человеческой цивилизации до первого года нашей эры будут забыты. Как плохие, так и хорошие.

– Да это бред! – протянул Лавров. – А может, не бред?

– Почему тогда так охотятся за дланью все эти захреддины?

Виктора вдруг осенило:

– Потому что Захреддин – мандей!

– Но ведь он молился как мусульманин, – неуверенно сказала Соломина.

– В том-то все и дело. – Виктор щелкнул пальцами, будто что-то вспомнил. – Он два раза молился, и оба в вестибюле. Второй раз молился в обуви. А где ты видела мусульманина, молящегося в обуви? Видимо, Захреддин так волновался, что забыл ее снять.

– Ух ты…

– Одного не могу понять: если мандеи похитили длань из Цетинского монастыря, как она оказалась у христианской монахини? Хотя в данный момент для нас это не важно. Бежать надо.

– Мы не сможем вылететь из Дамаска без моих документов.

– А мы не будем никуда лететь, – веско заметил Виктор. – Те, кто нас ищут, уверены, что мы полетим. А мы не полетим, а поедем… Через Турцию, Болгарию, Румынию и Молдавию.

– Витя, ты – голова! – обрадовалась Светлана.

– Как говорил классик, одна голова хорошо, а с туловищем – лучше. Но без твоих документов нам все равно не обойтись.

– Мне надо в Эль-Кутейфу! – решительно сказала Светлана.

– Тебе одной? – удивился Виктор.

– Именно, – засмеялась девушка. – Нас ищут и «Аль-Каида», и политбезопасность. В Кутейфе наверняка уже ждут двух чужестранцев, высокого мужчину и женщину. Но и миновать Кутейфу не удастся, я вызвала туда Антуанетту с моими документами.

– А если она как-то связана с политбезопасностью? Ведь Захреддин жил у них в гостинице.

– Есть такой риск. За ней могут также следить люди «Ан-Нусры», – согласилась Светлана, – но других вариантов нет. Нам надо разделиться, ты слишком заметный. Дождешься меня где-нибудь здесь в убежище. А я знаю арабский, замотаюсь в никаб, доберусь до Кутейфы и встречусь с Антуанеттой.

– Но как же ты сама? – сокрушался Лавров.

– То же я могу сказать и про тебя. Как же ты сам? Не забывай, Витя, у меня третий дан по айкидо.

Ночью пустыня резко отличается от пустыни при дневном освещении. Все живое бодрствует, то и дело между камнями мелькает что-то мелкое, но шустрое, из зарослей саксаула доносятся невнятные шорохи. Свет фонаря часто падает на свежие следы на песке – какое-нибудь животное оставило их.

Расстояния в ночной пустыне представляются как минимум в два раза большими, чем днем. Люди двигаются по огромному, полному шорохов пространству, и за пределами круга света, отбрасываемого фонарями, стоит непроницаемая черная стена. Только в малом радиусе от источника света можно различать цвета. При свете фонаря многое выглядит иначе, чем днем; ветви кустарников и трава приобретают призрачный, подводный оттенок.

Создавалось впечатление, что они бредут по дну моря, где-то глубоко-глубоко, куда с большим трудом добирается солнечный свет. Слабый луч фонаря Лаврова показывал ему участки заостренных камней и блеклую окраску песка между ними. Все представления о формах и размерах искажались. Неподвижные большие камни можно было принять за живых существ.

Достаточно далеко от дороги высились скалы, поросшие саксаулом. У покрытого кустарником подножия скалы лежали беспорядочно разбросанные камни. На откосе можно было разглядеть небольшие пещеры, в которых наверняка спрятались до утра ласточки. Вход в самую большую пещеру соответствовал по размерам маленькой комнате, и оттуда уходили вглубь низкие узкие проходы. Они были слишком тесны для Виктора, даже ползком нельзя было в них пробраться. Оставалось только освещать их фонарем в тщетной надежде что-нибудь увидеть.