Страница 11 из 26
«Интересно, когда наконец будет по-другому? – спрашивала она себя. – То, как с нами обращаются, почти всегда определяется нашим финансовым положением. Беднякам приходится терзаться голодом, существовать в грязи, словно именно этого они и заслуживают. Богачам на это плевать. Они наслаждаются жизнью, получают все самое лучшее!»
Принципы и неприятие несправедливости подтолкнули Катрин к переезду в Америку, где они начали бы новую жизнь. Она радовалась и очень гордилась тем, что вышла замуж за того, кого выбрала сама, по любви, невзирая на ожесточенное противодействие родителей.
«Прощай, замок моего детства! Прощай, презрение моих родственников по отношению к Гийому! Прощай, Старый Свет!» – в который раз сказала она себе.
Ровное дыхание мужа, лежащего на койке через проход, действовало на нее успокаивающе. Ей хотелось протянуть руку, чтобы коснуться Гийома, увериться в том, что он рядом… Всполошиться ее заставил стон, за которым последовал пронзительный возглас, перешедший в громкие рыдания.
– Мама! Мамочка! – кричала Элизабет.
Девочка ерзала на постели, отчего металлическая сетка у Катрин над головой заскрипела. Молодая мать тут же вскочила на ноги.
– Милая, я тут! Все плохое прошло, – шепотом проговорила она. – Тише! Не надо так громко кричать.
Девочка плакала, с трудом переводя дыхание. Дрожащими руками она обвила шею матери.
– Мамочка, я так испугалась! Так испугалась! – твердила она.
– Давай я помогу тебе спуститься, милая! Мы обнимемся, и ты ляжешь спать со мной.
– Проклятье! Скоро этот бардак кончится? – послышался хриплый сердитый голос мужа Колетт. – Отшлепать бы ее хорошенько – глядишь, и перестанет орать по ночам.
– Простите, мсье, – тихо заговорил Гийом, который тоже проснулся. – В последнее время нашу девочку мучают кошмары.
Мужчина пробормотал что-то оскорбительное, но уже себе под нос. Расстроенная Катрин погладила дочку по лобику.
– Что тебя так пугает, моя хорошая? – Она тихонько вздохнула. – Господи, если б я только знала!
3
Посреди океана
На борту парохода «Шампань», пятница, 22 октября 1886 года
В записной книжке Гийом сделал пометку: «Начинается наш четвертый день плавания». Погода все еще радовала, хотя волнение на море усилилось, поднялся холодный ветер. Матросы принесли еще ведер для пассажиров третьего класса: у многих обострилась морская болезнь. Вонь в спальном отсеке стояла невыносимая.
– Мы весь день будем на воздухе! – заявила Катрин мужу. – Не понимаю тех, кто безвылазно, с утра и до вечера, сидит внизу.
Едва проснувшись, молодая женщина принялась приводить себя в порядок. Расчесала волосы, пока Гийом ходил за водой.
«Благодарение Небесам, у меня теперь есть тазик! – думала она. – С ним гораздо удобнее умывать Элизабет и поддерживать чистоту самой!»
Этот подарок ей сделала престарелая еврейка. С момента отплытия несчастная не вставала с койки – так у нее болело в груди.
– Ваша соседка – та, что настаивает, чтобы ее звали Коко, – рассказала, что вы лишились своего багажа, – сказала пожилая женщина Катрин. – Я думала, тазик пригодится, но что-то я совсем обессилела. Невестка старательно за мной ухаживает.
Они смогли поговорить, когда Катрин пришла, чтобы поблагодарить любезную дарительницу, чья восковая бледность не предвещала ничего хорошего.
– Вы ждете малыша! – обрадовалась Ракель Бассан. – Это благословение Небес. Прошу, в следующий раз возьмите с собой свою маленькую дочку, говорят, она чудо какая хорошенькая!
Женщины еще долго разговаривали, не обращая внимания на громкий говор и ругань мужчин, ссорящихся за карточной игрой.
Так, мало-помалу, пассажиры знакомились, руководствуясь спонтанной симпатией, а иногда и по воле случая. Быстро выяснялось, кто друг друга терпеть не может. Такие индивидуумы старались лишний раз не общаться: ссоры не нужны никому.
– Отведу Элизабет на палубу, как только она будет готова, – решил Гийом, захлопывая записную книжку.
Этой ночью девочке снова приснился кошмар. Она проснулась заплаканная, вся в поту, глазенки – испуганные.
– Чему удивляться? – сказала Катрин. – Еды нам дают мало, и ее качество оставляет желать лучшего. Люди жалуются на плохое самочувствие, по нескольку раз за ночь встают. В таких условиях Элизабет не может спать нормально.
– Дорогая, она не единственный ребенок на борту! У сыновей Колетт сон крепкий, да и у остальных тоже, – возразил Гийом. – Признай, кошмары у нее начались еще в Монтиньяке, до того примечательного ужина в доме твоих родителей. Знать бы, в чем причина…
Супруги обменялись встревоженными взглядами. Деревенский доктор, с которым они консультировались за неделю до отъезда, их успокоил:
– Обычное дело в ее возрасте, – сказал он, улыбаясь. – Это пройдет. Поите девочку липовым или ромашковым чаем, и пусть хорошенько выбегается за день. Кошмары перестанут ей сниться.
Катрин снова прокрутила в голове эти успокоительные заверения. Она исполняла все рекомендации доктора, но, судя по всему, травяные настои не дали ожидаемого результата.
– Даже если вдвоем нам будет очень тесно, вечером я возьму ее к себе, – заявила она.
– Поступай как знаешь. Зато сейчас нашу принцессу ничто не беспокоит: она лучше спит по утрам, – с нежностью заметил Гийом. – Попробую раздобыть для тебя кружку горячего кофе!
– Спасибо, любовь моя, – шепнула ему на ухо Катрин, стыдливо касаясь губами его щеки.
До прибытия в Америку о большей близости между супругами и речи не могло быть. И лишним тому подтверждением стало появление Колетт. Она как раз прибежала из столовой, явно чем-то напуганная.
– Господи, надо же такому случиться! – запричитала она, складывая руки на своей пышной груди. – Бедная, бедная старушка! Какое горе!
– О ком речь, Колетт? – спросил заинтригованный Гийом.
– Да о той болезной старушке, Ракель! Она еще подарила вам этот красивый эмалированный тазик. Умерла она! На рассвете умерла, сказал Давид, ее старший сын.
– Боже мой! Такая добрая, милая женщина! – огорчилась Катрин. – А я еще собиралась сходить к ней с Элизабет ближе к полудню. Я советовала позвать судового врача…
– Сердце у ней не выдержало! – предположила Колетт. – Восемьдесят два года было старушке, но она все равно решила ехать с семьей в эмиграцию. Ладно, пойду-ка я к ним. Уже пообещалась обмыть покойницу.
Гийом тоже вскочил, он был взволнован. С Давидом Бассаном они не раз сталкивались на палубе, и он был ему симпатичен.
– А дальше что? – спросил он. – Мы прибудем в порт дней через шесть, не раньше.
– Сказали, капитан скоро спустится поговорить с родственниками. Но что, по-вашему, мсье Дюкен, тут можно сделать?
Катрин очень расстроилась. Из сумки она достала маленький флакон с одеколоном, смочила в нем платочек и, смежив веки, приложила его к носу.
– Мама?
Тоненький голос дочки помог молодой женщине совладать с эмоциями. Муж снял Элизабет с верхней полки и поставил на пол. На нее, в ночной рубашке, с растрепанными темно-каштановыми волосами, смотреть было одно удовольствие. Элизабет уставилась на мать ярко-голубыми глазенками.
– Мамочка, что это так хорошо пахнет?
– Милая, иди я тебя обниму! – произнесла Катрин. – А где кукла? Ты оставила ее одну?
– Она отдыхает, мам.
Кивнув Гийому, Колетт ушла. Тот быстрым шагом последовал за соседкой.
– А почему ушел папа?
– Он скоро вернется, моя принцесса. А я жду не дождусь, когда ты меня обнимешь и крепко поцелуешь!
Элизабет не заставила просить себя дважды. Обняла мать, поцеловала, потерлась щечкой о ее щеку. Обе упивались этими ласками, нежными поцелуями – совсем как дома, в Монтиньяке, где это было их утренним ритуалом. Касания пухленьких теплых детских рук привели Катрин в чувство. Лучше не думать о кончине этой милой старушки с ангельской улыбкой и о последствиях ее ухода.