Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 16

Как еврейские культурные исследования, так и квир-теория получают альтернативный стимул, проистекающий не столько из твердой почвы идентичностей, сколько из меняющегося ландшафта дискурса. Эти новые, динамично развивающиеся области междисциплинарного исследования открывают новые возможности, пересекая границы дисциплин, культур, ориентаций и идентичностей. Нельзя сказать, однако, чтобы новые еврейские культурные исследования и квир-теория были чужды политическим лозунгам, которые прежде стимулировали иудаику и лесбигеевские исследования. Мы признаем сохраняющееся значение идентичности и политики идентичности, хотя и отмечаем неизбежные сложности и провокации, исходящие от идентичностей, которые отказываются быть ясными и простыми.

Программы и риски: «Квиры подобны евреям, не правда ли?»

Следует заметить, что существует риск соблазниться чрезмерно легким переходом от понятия еврейства к понятию квира и обратно. Ибо, даже лишний раз подчеркивая разницу между ними, мы тем самым невольно утверждаем аналогию, ее сглаживающую. Мы открываем наш сборник воспроизведением двух знаменитых эссе, принадлежащих перу Марджори Гарбер и Ив Кософски Седжвик и основополагающих для нашей темы. Каждое из них начинается с попытки показать, как могла бы выглядеть аналогия «еврей-гомосексуал» и «еврей-квир», и вместе они задают тон дальнейшей дискуссии в этом сборнике. Сборник открывается двумя отрывками из авторитетного исследования Гарбер 1992 года «Законные интересы: трансвестизм и культурное беспокойство»; именно там наиболее четко артикулируется гендеризация евреев как квира, с которой, кажется, начинается их сексуализация как квира [Garber].

В первом отрывке Гарбер анализирует фильм «Ентл» Барбры Стрейзанд, снятый по мотивам рассказа Исаака Башевиса-Зингера «Ентл-ешиботник». В нем девушка из еврейского местечка в Восточной Европе переодевается в мужскую одежду, чтобы получить возможность изучать Тору. Для Гарбер еврей служит символом кризиса культурных категорий[7]: «Иммигрант, находящийся между странами и народами, вытесненный из одной роли, на которую больше не подходит, <…> и движущийся навстречу новой роли – чужака в чужой земле». Более того, этот кризис усугубляется, по мнению Гарбер, присутствием самой Барбры Стрейзанд[8], «звезды музыкальной сцены и при этом еврейки с длинным носом, своей внешностью разительно отличающейся от “белых англосаксов-протестантов”, снискавшей в шоу-бизнесе репутацию ловкой и практичной (дань этническому стереотипу “напористости”)». Присутствие Стрейзанд «удваивает эту и без того уже двойственную историю».

Гарбер, конечно, затрагивает здесь центральный момент конструирования еврейского гендера, который подразумевается в истории Ентл: если еврейская женщина может сойти за мужчину, то только потому, что отчасти им является – или, по крайней мере, таков устоявшийся стереотип. (Как говорит персонаж Мэнди Патинкина[9] о юноше-девушке Ентл, «она была парнем, и точка».) А может быть, еврейские мальчики могут с тем же успехом играть роль девочек, потому что они и так девочки? На уровне культурных дискурсов, которые фильм «Ентл» олицетворяет и представляет, работают оба этих предположения.

Присутствующее также в других произведениях американской поп-культуры (у Вуди Аллена, у Филипа Рота) чувство, что евреи реализуют свой гендер отличным от других образом (квирно), очень четко просматривается в фильме Стрейзанд и в самой ее личности как на экране, так и за его пределами. Гарбер убедительно изображает роль Стрейзанд как фаллической американской еврейской женщины, предоставляя нам таким образом партнера для фемининного американского еврейского мужчины Вуди Аллена. В то же время, как подчеркивает Гарбер, Стрейзанд решительно настаивает на гетеросексуальности как Ентл, так и своей собственной. Это двойное утверждение не только «спрямляет»[10] рассказ Зингера, послуживший исходным материалом для фильма, но и выводит на первый план гендерное / сексуальное беспокойство, которое из-за альтернативного конструирования еврейского гендера продолжают ощущать и современные евреи. Заключительные соображения Гарбер относительно рассказа Зингера, содержащего собственное, оригинальное и сильное описание трансвестизма, предлагают по-новому посмотреть на ранние моменты культурной истории перемены гендера в еврействе.

Эта история отнюдь не была простой. Как ясно показывает второй отрывок из книги Гарбер, существует тревожащая связь между переодеванием женщины в мужскую одежду, показанным в фильме «Ентл», и антисемитским стереотипом, что евреи и так всегда женственны. Принимая во внимание отвратительную и даже геноцидальную историю этого стереотипа, возможны ли, задается вопросом Гарбер, возрождение и реполитизация концепта женственности мужчины-еврея?

Категориальный кризис находится и в самом центре работы Ив Седжвик. Воспроизводя здесь отрывок из ее часто перепечатываемого эссе «Эпистемология чулана», мы надеемся тем самым поместить его в новый контекст. Иными словами, мы намерены выпукло показать стимулирующее влияние идей Седжвик на пересечения «еврейское – квирное» и «иудаика – квир-исследования». Ее книга «Эпистемология чулана», безусловно, вывела лесбийские и гей-исследования в центр академической мысли, особенно гуманитарной, показав, что разграничение гомосексуального и гетеросексуального было важным фактором в становлении модерности [Sedgwick, 1990].

Если эссе и одноименная книга Седжвик привели к смене парадигм в квир-исследованиях сексуальности, а также литературных и культурных исследованиях в целом, то не менее значимые последствия они имели и для исследований еврейской культуры. Столь важное значение в контексте настоящего сборника отрывок из «Эпистемологии чулана» приобретает благодаря тому, что Седжвик там иллюстрирует свой тезис – «Я полагаю, что большинство важнейших дискуссий о смысле в западной культуре двадцатого столетия – примерно с начала века – последовательно и отчетливо включают в себя присущее данному историческому моменту определение гомо- и гетеросексуального преимущественно, но не исключительно для мужчин», – блестящим анализом «еврейского чулана» и «драмы еврейской самоидентификации», как они представлены в двух (Расина и Пруста) пересказах книги Эстер.

«История Эстер, – полагает Седжвик, – представляется образцом упрощенного, но в высшей степени вдохновляющего изображения каминг-аута и его преобразующего потенциала». Далее Седжвик продолжает строить параллели между попыткой Эстер справиться со знанием о своем еврействе и головокружительным водоворотом страхов вокруг знания и «незнания», окружающим гомосексуальный «чулан». Седжвик далеко заводит свою аналогию – и говорит и открывает нам много нового; но в то же время она стремится осторожно очертить важные пространства различий между еврейским и гомосексуальным «чуланами».

Как свидетельствуют многие эссе, включенные в настоящий том, работы как Гарбер, так и Седжвик оказались исключительно плодотворными – и смелыми. В первом из новых эссе, написанных специально для этого тома, «Квиры подобны евреям, не правда ли? Политика аналогии и альянса» Дженет Р. Джейкобсен рассматривает риски, присущие умозрительной аналогии «Евреи подобны квирам». Интереснейшее эссе Джейкобсен показывает, что, хотя «логика эквивалентности» или аналогии оказалась продуктивным средством создания новых правозащитных дискурсов и политических движений, она на самом деле мало способствовала объединению подобных движений. Признавая сходство, аналогию основой для политической коалиции – или, если угодно, для академического исследования, – мы можем нечаянно упустить из виду, стереть отличия.





Задача настоящего тома в таком случае состоит в том, чтобы установить связи между еврейскими культурными теориями и квир-теорией, между еврейством и квиром, между еврейством и трансгендерами, между еврейством и гомосексуальностью – но при этом не закрывать глаза на различия между, посреди и внутри сравниваемых понятий. Нам не следует полностью отказываться от аналогий, но, как предлагает Джейкобсен, мы обязаны выработать язык, способный выразить «многообразные социальные отношения», одновременно и называемые, и – зачастую – опускаемые при построении аналогий.

7

Под «кризисом категорий» (категориальным кризисом, category crisis), как Гарбер поясняет в своей книге, имеется в виду размывание границ между бинарными категориями: белый / черный, еврей / христианин, мужчина / женщина и др.

8

Стрейзанд является сценаристом, одним из продюсеров и режиссером фильма, а также играет в нем главную роль.

9

Американский киноактер. – Примеч. пер.

10

Слово straight помимо основного значения «прямой» имеет значение «натурал», «гетеросексуал».