Страница 37 из 87
Наше пребывание в родительском доме подходило к концу, все дела были переделаны, родственники уважены, а отцовский день рождения был отмечен по высшему классу — шумно и весело, теперь было время отчаливать восвояси. Рома ранним утром уже улетел в Питер, а наш самолёт с Дамиром ждал нас через несколько часов. И всё было спокойно. Впервые я улетал из дому в томительном ожидании чего-то очень важного, что подхлёстывало меня поскорее вернуться в Москву. И не последнюю роль в этом всём сыграл наш телефонный разговор с Верой.
А тут мама. Настороженная и обеспокоенная. Кладу свои руки ей на плечи.
— Ма, ну ты чего? Всё путём.
— Боюсь представить каким, — с упрёком смотрит она на меня. — Кто вас знает, что вы там творите, ведь не рассказываете ничего.
— Мы просто бережём твои нервы, — беззаботно поясничаю я.
— Я о том же, — излишне серьёзно воспринимает она мои слова. — Значит, я не ошиблась. У тебя случилось что-то…
Мать даже не спрашивает, она уже что-то там для себя решила.
— Маааам, — закатываю я глаза. — Ну что у меня могло случиться.
— Вот это ты мне и скажи… — настаивает она, а я молчу, пытаясь сообразить, откуда вообще растут корни всех её вопросов. Отпускаю её плечи и развожу руками. Ну, правда, не понимаю я. — Вы просто все эти дни что-то бурно там обсуждаете за моей спиной.
— Чувствуешь вселенский заговор?
— Стас! — одёргивает меня мама. — Не издевайся.
— Даже не думал, — отвечаю достаточно спокойно, хотя внутренне уже начал заводиться. Она права, за эти дни каждый посчитал своим долгом провести со мной лекцию на тему, как надо и как не надо. Один лишь Кирилл посоветовал забить на них всех, но даже в его словах мне чудилась попытка сунуть свой нос в мои дела.
А меня всё удивляло, как это мама умудрялась оставаться в стороне, а вот гляди, и она не утерпела. Но если Дама или Рому можно было просто послать, то с мамкой так не поступишь. Придётся терпеть и сдерживаться.
Мама опять вздыхает от моего упрямого молчания.
— Сын, я же не слепая, я всё вижу. Тебя что-то беспокоит. И если не хочешь говорить, не говори, только, пожалуйста, принимай взвешенные решения.
Она как всегда видит меня насквозь.
-А если нет правильного решения? — не выдерживаю я. — Если любой из вариантов причинит кому-то боль?
Я вижу, что ей очень хочется начать задавать мне вопросы, но каким-то неведомым мне образом, мама одёргивает себя. Она всегда умела понимать грань, где стоит давить на нас, а где отпустить.
— А в жизни редко бывает так, что всем хорошо было, даже скорее наоборот. Просто боль она разной бывает. И с одной из них можно справиться, можно её принять, а другая… другая слишком нечестная. Очевидная вещь, но попробуй поступить по совести.
— Мааам, — зачем-то зову я её, хотя так и не знаю, что сказать.
— Что, мам? — упирает руки в бока, изображая из себя напускную строгость.
— Ты знаешь, что я тебя люблю? — с чего-то перехожу на сантименты.
Родительница прищуривает один глаз, словно подозревая меня в чём-то нехорошем.
— Подлизываешься?
— Обязательно!
Мама вроде как успокаивается, по крайней мере, плечи её сейчас не такие напряжённые. Она проводит ладонью по моей щеке, как делала это в моём детстве.
— Стас, ты лучше всех знаешь, что тебе надо. Слушай сердце, одно оно лишь зорко…
— А вот вообще банальность! — фыркаю я. Всё-таки женщины, такие женщины!
Полёт домой прошёл нормально. Дамир не стал лезть ко мне в душу, хотя четыре часа полёта были неплохой такой возможностью окончательно пройтись по любимой теме «Стас и его личная жизнь». Но, то ли он действительно решил оставить меня в покое, то ли уже сказал всё что смог.
Я откинулся на своём кресле и попытался представить, что же ожидает меня по возвращению в Москву. А ждала там Вера, желательно у меня дома и в моей постели. Здесь я довольно заулыбался, представив, как фиолетовые волосы разметались по моей подушке. Пока что ничего лишнего, просто образ спящей девушки под моим одеялом… пока что… Потому что сладкие фантазии тут же сменяются болезненным уколом совести. Сначала меня ждал разговор с Настей, от мыслей о которой внутри у меня всё сжималось в тугой ком. Я принял своё решение. Сам не понял когда, может быть, в момент разговора с отцом или когда братья устроили свой консилиум по поводу моих отношений, или же когда звонил Вере. Скорее всего, последнее. Хотя я не планировал, всё получилось как-то само по себе.
Пытался её спровоцировать на откровения, а получилось, что уже есть какое-то «о нас», до безумия важное и интригующее. Собственная речь оказалась более проворной, чем моё же сознание, которому ещё требовалось взвесить все за и против.
И вообще если не думать, а позволить себе всего лишь чувствовать, выходило в разы быстрее.
Потому что, Вера, ты мне… Нравишься? Интересна? Небезразлична? А если всё сразу? И плюсом: ты меня заводишь, а заодно и крышу сносишь. Да всё что угодно. Любой вариант оказывался бы верным.
Чуть не сказал. Хорошо, что перебила. Но ведь хотелось, хотя бы ради того, чтобы узнать её реакцию. Это вообще проблема, понять, что у неё там в голове творится. Наш разговор действительно пролил свет на многие вещи, по крайней мере, я теперь знал, откуда в ней привычка сопротивляться всему на свете, да и не подпускать к себе на пушечный выстрел. Не договаривала, да. Но ведь начала, доверилась, и это было таким прорывом, что я до сих пор не мог осознать случившееся. Сидел, слушал и боялся дышать, чтобы не спугнуть. А ещё злился на неизвестных мне людей за то, что посмели так поступать с тем белокурым ребёнком с большими грустными глазами. Даже фантазию не надо было напрягать, я видел всё это на тех фотографиях из интернета. И пусть ребёнку было много лет, но это ничего не меняло.
И вот тут тоже появилось совершенно новое желание, доселе неведомое мне. Защищать. Ото всего. От людей, от проблем, от самой себя. Почему-то я считал, что на данный момент её самый страшный враг — это она сама.
Я смогу, пусть только позволит, подпустит, не испугается. Так, значит, я всё-таки принял окончательное решение? Видимо да.
Приземлились мы до безобразия вовремя. Возмутительно минута в минуту. Кажется, что разминись мы хотя бы на немного, всё пошло бы иначе. Но нет. Выходили из зала прилёта, когда на меня налетела Настя, радостно повиснув на моей шее, пришлось ловить её, чтобы вместе с ней не рухнуть назад.
А сам на Дамира смотрю, который в этот момент хмуро сводит брови. Еле выпутываюсь из Настиных объятий и сам же злюсь на себя за это «еле», за то что запустил всю ситуацию. Соболева что-то без конца восторженно тараторит, а я смотрю на брата, который указывает головой в сторону, мол, давай отойдём.
— Насть, подожди, — вклиниваюсь я в её нескончаемый поток слов. — Дай мне пять минут с Дамом вопрос один решить.
Она морщится, но согласно кивает.
Отходим в сторону.
— Что будешь делать? — сочувственно интересуется брат.
— Точку поставлю, — без особой уверенности отвечаю я. И не потому что сомневаюсь, а потому что это всё нечестно по отношению к Насте. Увидел её, и ничего не дрогнуло, только вина взыграла с новой силой.
— Здесь? — уточняет Бероев.
Качаю головой. Если идти на этот шаг, то уж по-человечески.
Дам выжидающе смотрит на меня, а потом сам же спрашивает:
— Вера на смене сегодня? — киваю. — Тогда езжай к нам, я так и быть пока на работу заеду.
И пока я обдумываю его слова, настоятельно просит меня:
— Стас, только не напортачь.
Замечательно, ещё бы знать как.
Так и вышло, что мы с Соболевой оказались у нас на квартире. В такси ехали молча, даже Настя оставила свои попытки разговорить меня, предчувствуя что-то судьбоносное. Осторожно косилась в мою сторону и нервно покусывала губы. Отчего-то возникало ощущение, что она надеется на то, что я всё же решился на предложение. Что только сильнее нервировало меня.