Страница 27 из 87
— Ты хороший.
— Это преступление?! — возмущается он.
— Нет, не преступление. Просто, это означает, что… что всё у тебя в жизни хорошо было. И что тебе просто не нужна вся моя… дурацкая драма.
В трубке раздаётся нервный смех.
— Зашибись логика. А то, что если бы сериал о твоей семье показывали по первому каналу, то моей самое место на втором? Или того хуже… где-нибудь на кабельном в разделе индийских фильмов.
Я упрямо молчу, не зная, что можно сказать на это.
— Это как у Толстого, — продолжает Стас. — Про то, что все семьи несчастны по-своему. Если я тебе скажу, что в моей истории событий на десять жизней вперёд хватит, тебе легче станет?!
— Стас, я не об этом…
— Зато я об этом! — безапелляционно восклицает он. — Что тебе такого рассказать о себе, чтобы ты уже отпустила всю эту хрень?! Когда мама меня родила, ей было шестнадцать. Этого достаточно? Нет? Однажды мои родители чуть не развелись, потому что… Потому что чуть не развелись! Так сойдёт? У меня ещё гора всего. Как насчёт того, что мои родители даже не встречались толком, когда вдруг обзавелись мной, первоначально планируя сделать аборт?! А то, что я однажды напился и подрался с отцом? Лучше? Все ещё идеально?
Его несёт. Его лихорадит. Он говорит зло и как-то отчаянно. Так, если бы каждая фраза давалась ему особенно тяжело, но и остановиться он тоже не может.
— Стас! — вклиниваюсь я в его отповедь, и он удивительно быстро останавливается, но молчит, лишь тяжело дыша в трубку. — Стас…
Я не знаю, что говорить, потому что тоже чувствую его боль… его злость… его обиду. Горячие слёзы катятся по моим щекам, и мне остаётся только радоваться тому, что он не может этого видеть. Бонифаций, разбуженный повышенным тоном нашего разговора, тыкается мне в ладонь, пытаясь успокоить. Наверное, у него в роду где-то были кошки….
— Вера, — уже чуть спокойней начинает Стас. — Пойми ты уже, не бывает идеальных семей. Если не хочешь говорить, не говори. Но тогда… Тогда зачем вообще это всё, если ты не можешь мне доверять?
Что он имеет в виду под «вообще это всё», я не уточняю, потому что сейчас ни разу не об этом
— Я доверяю тебе, — обречённо признаюсь я. — Очень хочу тебе доверять.
Стас рвано выдыхает, окончательно беря себя в руки.
— Я давлю на тебя? — то ли спрашивает, то ли утверждает он.
— Да…. Нет… Не знаю. Просто…
— Просто ты ещё не готова?
— Не готова, — на автомате повторяю за ним. — Но я расскажу тебе.
Долго подбираю правильные слова, которых просто нет на этой Земле. Как можно спокойно описать то, что ты в корне считаешь неправильным? Если ты и себя считаешь в принципе одной сплошной ошибкой, без которой просто не было бы всей этой истории. А потом всё-таки решаюсь, с силой прижимая к себе подушку Стаса.
- Знаешь, когда мои родители встретились, мой отец был глубоко и надёжно женат. И вовсе не на моей маме. И когда я родилась, он всё ещё так же оставался глубоко и надёжно женат, и всё ещё не на моей маме.
Глава 10
Мои родители повстречались в конце 90-х. Уж не знаю, какими путями свела их судьба, потому что оба принадлежали двум совершенно разным мирам.
Отец уже тогда был вполне знаменитым исполнителем, правда, его известность распространялась на достаточно узкие круги, но и сам отец никогда не был рядовым певцом. У меня язык через раз поворачивается его так называть, потому что свои песни он не пел, а именно исполнял — качественно, профессионально и с полной отдачей. И какие отношения не были бы между нами, даже я не могу отрицать его талант.
Чтобы понять, о чём я говорю, надо было слышать его. Диапазон, сила, тембр голоса… Константин Слепцов умел вытворять со своим голосом такое, что слушатели буквально впадали транс, уносимые куда-то вдаль силой искусства. У меня до сих пор волосы встают дыбом, когда я слушаю его выступления, ни одна запись не способна передать всю мощь происходящего, есть такие вещи, которые нужно слушать только в живую. А если приправить это всё очарованием и недюжей такой энергетикой, то у людей просто не оставалось шансов. Особенно у женщин. У отца всегда было много почитательниц, которые были готовы ездить с ним по городам или же безропотно ждать на месте, в надежде на свою долю урванного внимания. Этакие группи, только все как на подбор возвышенные, утончённые и какие-то благостные.
В этом плане моя мама выгодно отличалась на их общем фоне. Она достаточно рано осталась без родительского попечительства, поэтому с юных лет Арбатова Светлана Викторовна привыкла рвать и метать, полагаясь только на себя. К своим двадцати пяти, она была не только юной и красивой, но и гордой обладательницей стального характера, который помогал ей не только открывать лбом любые закрытые двери, но и разносить их в щепки. Она очень практична и прагматична. А на момент знакомства со Слепцовым уже вовсю трудилась в какой-то крупной фирме на должности главного бухгалтера. Для её возраста это в принципе было достижением, а если учитывать время (любимые лихие девяностые), то это был просто нонсенс.
Не знаю где, не знаю как, но однажды они встретились. У них закрутился лёгкий и ни к чему не обязывающий роман, потому что отец тогда был глубоко и надёжно женат. Но маму отчего-то это не остановило. Впрочем, отца тоже. Опять-таки не знаю, сколько продлилась их связь, никогда не спрашивала у мамы об этом, но видимо в какой-то момент их отношения стали угасать, и у Светланы Викторовны сработали предостерегающие сигналы. Сложно сказать, любила ли она его тогда, либо же это было простым желанием добиться своего. Мама всегда добивалась желаемого… а с годами она стала хотеть лишь одного — Константина Валерьевича Слепцова. В общем, она не смогла придумать ничего лучше, чем положиться на опыт миллиона других женщин и забеременеть мной, в надежде, что отец дрогнет и уйдёт от законной супруги. Думаю, что она надеялась на то, что ей удастся родить ему мальчика, ведь на тот момент у отца уже было две дочери. Но им обоим не повезло, и родилась я.
На этом месте Стас впервые меня перебивает.
— Ты поэтому такая?
— Какая? — не понимаю я.
Он мнётся, видимо, уже жалея о том, что спросил.
— Ни какая. Забудь.
— Ты хотел спросить пацанка? — догадываюсь я.
Он не отвечает, и я понимаю, что угадала.
-Нет, — почти смеюсь я. — Воспитать меня в роли сына было бы слишком просто для моей мамы, слишком очевидно. А она у меня умная.
Моё рождение не разрушило отцовский брак. Зато помогло добиться иной цели. Теперь у мамы была гарантия, что, так или иначе, отец никуда не денется из её жизни. Впрочем, он не особо то и сопротивлялся. Как оказалось, для Константина Валерьевича было вполне приемлемой вещью иметь ребёнка на стороне. Он спокойно признал меня, дав мне свои отчество и фамилию.
Отец появлялся в нашем доме не так часто, как хотелось бы Светлане Викторовне, но, тем не менее, он был, и она не теряла надежд. И верно рассудив, что раз ей не удалось родить ему сына, то она всё равно обязана дать отцу такое, на что не способна его жена — воспитать из меня самую идеальную девочку в мире.
Конечно же, понимание этого пришло ко мне не сразу. Во-первых, я была ребёнком и многого просто не знала. Во-вторых, мама всегда умела подать все свои действия так, что я была уверена, что всё происходящее в нашем доме делается исключительно для моего благополучия.
Не помню своего детства, и если честно, то не очень-то и хочется. Просто это была вечная круговерть из различных занятий с педагогами, учителями, кружками и секциями. Меня учили рисовать, плавать, танцевать, этикету, гимнастике, и хрен знает ещё чему. Уже лет в пять я вполне сносно болтала на английском, а в десять могла неплохо рассуждать о разнице в творчестве поэтов Золотого и Серебряного веков.