Страница 5 из 15
— Хотел бы я в это верить, ваша светлость.
«Какая я вам светлость!» — поднялся в груди неслышимый крик, но вслух Хрийз лишь повторила уже сказанное:
— Мы победим. И вернёмся. Вот верьте, пожалуйста. Если вы верить не будете, кто будет?
— Магия удачи? — бледно усмехнулся сЧай.
Магией удачи называли детское убеждение в том, что если не веришь в плохое, то плохое с тобой не случится. Что-то в этом было, наверное. Потому что гиблое это дело, идти на бой, точно зная, что непременно проиграешь. Надо верить в победу, надо. Даже если расклад совсем не радостный. И если ты в мыслях своих уже сдался, то разве сможешь сражаться хотя бы даже в половину силы?…
— Да хоть бы и такая магия, — тихо ответила Хрийз. — Неважно. Мы ведь вернёмся…
— Обязательно, — сказал сЧай. — Непременно.
Он обнял её, и всё-таки она прижалась щекой к его груди, как и хотелось, но всего лишь на мгновение.
— Пора.
— Пора.
Не время для чувств.
Не время…
Мила Трувчог провела по Грани. Хрийз не запомнила пути, может быть, и зря не запоминала, но её тогда это волновало мало. Алая Цитадель встала перед маленьким отрядом во всей своей грозной мощи. Чудовищная воронка, как чёрная дыра, поглощающая всё, попадавшее в её зону влияния.
На миг ударило паникой — ты, наивная, собралась сражаться вот с этим?! Возьми ноги в руки, княжна, и беги, покуда жива и способна соображать хоть что-то!
— Я тебя уничтожу, гадина! — Хрийз сама не заметила, как выкрикнула эти слова вслух. — Уничтожу! Слышишь?
Ответом ей была лишь страшная и безжалостная ухмылка тьмы.
Тьмы, которая…
Хрийз выдернуло из воспоминаний в последний миг. Мрак отхлынул от лица, собираясь в недовольную тень на подоконнике, где Хрийз недавно сидела сама.
— Тварь, — с искренней ненавистью прошипела девушка и крикнула в голос: — Проявись!
Приказ залил окно нестерпимым Светом, бросив на стены резкие тени. Тьма скорчилась, обретая зримый облик.
— Ты! — выдохнула Хрийз яростно. — Всё-таки ты.
Она узнала врага! Она слишком хорошо его знала.
На подоконнике, пойманный в ловушку Света, застыл без движения Олег.
Хрийз подошла ближе.
— Остановись, — тихо попросил Олег и, явно превозмогая себя, добавил: — Пожалуйста.
— Боишься? — сердито спросила Хрийз.
Он пожал плечами:
— Боюсь.
— И так легко признаёшься! — поразилась девушка.
— Боюсь за тебя, твоя светлость, — титул прозвучал не издевательством, как следовало бы ожидать, а простым отражением факта.
Светлость. По происхождению, по признанию. И по магии, разливавшейся сейчас от артефакта, подаренного когда-то аль-нданной Весной.
— Ты слабее, — продолжал Олег. — Я могу убить тебя без особых проблем.
— Убивай, — тоном "ещё посмотрим, кто кого убьёт" предложила Хрийз.
Олег беззвучно рассмеялся, показывая кончики клыков:
— Как же тебя угораздило, а? Маг Жизни… и на тебе, полноценная нежить. Сказать кому — ведь не поверят.
— Не твоё дело! — окрысилась Хрийз.
Ярость поднялась в ней тяжёлой удушливой волной. На мгновение всё вокруг потемнело, отдалилось и завертелось, как в чудовищной воронке или аэродинамической трубе. Потом схлынуло. Хрийз обнаружила, что сидит в углу, на значительном отдалении от подоконника, а Олег не сдвинулся с места. Зато в окне небо изрядно посинело, готовясь выцвести в очередной рассвет.
Карина!
Но Карина спала, и не похоже было, чтобы её пили в момент охватившего княжну беспамятства.
— Плохо себя контролируешь, — сказал Олег насмешливо. — Нехорошо. Я сто один раз убить тебя мог.
— Почему не убил? — напряжённо спросила Хрийз.
— Рано ещё, — покачал он головой, болезненно напомнив этим своим жестом Канча сТруви.
Вот только улыбочка у него оказалась совсем другой. Не понимающей, и уж тем более, не сочувственной. Плотоядная это была улыбка. Улыбка гурмана в предвкушении редкостного блюда, которое вскоре должно было созреть, так сказать. Дойти до кондиции.
"И этого подлеца я когда-то любила!" — в отчаянии подумала Хрийз. — "Я его когда-то любила. С ума сойти. Нашла, кого…"
Ей стало плохо, больно, детскую свою наивную любовь стало безумно жаль. Есть, есть своя, особенная, прелесть в неведении! А знание, в особенности же непрошенное, — действительно печаль.
— Вот ты ублюдок, — горько сказала Хрийз, — присосался к бедной девочке, а ведь я когда-то тебя любила!
Гнев снова поднимался в ней, заливая мир ослепительным Светом. Сила прибывала нескончаемым потоком, и нет бы задуматься, с чего, но где там!
— Женская логика, — Олег свесил с подоконника ноги, повёл плечами, и за его спиной заклубилась смертельная тьма. — При чём тут твоя любовь?
Хрийз некогда было соображать, её несло на эмоциях, но разум всё же отметил, что тьма была не такой, не той, с которой пришлось спорить ночью. Тьма Олега всё же ближе была к неумершим Третьего мира, к Канчу сТруви, пожалуй, и если бы на спокойную голову, то Хрийз поняла бы разницу между ночным врагом и нынешним. Но она ничего не поняла.
— При том! — но внятного аргумента не родилось, и остался только крик, рвущийся из глубины души.
Подлость Олега не поддавалась осмыслению. Можно даже будучи вампиром оставаться человеком — тому примером сТруви, Дахар, Ненаш. Но почему Олег не такой?! «А ведь я его когда-то любила! Пусть по-детски. Но любила же! Как я могла полюбить такую тварь?!»
А логики в этих рассуждениях действительно не было никакой. Что взять с девчонки, не знающей жизни, по сути, ещё школьницы. Ну, влюбилась в тварь. Можно подумать, тогда она умела различать, кто тварь, кто не тварь. Но всегда кажется, что если уж выбрал кого-то, то этот человек — или не человек! — просто не может быть плохим, по определению. Тогда как в реальности никому нет никакого дела до твоего выбора. Каждый живёт эту жизнь сам, как считает нужным. И поступает, как считает нужным. И когда его поступки внезапно расходятся с прочно угнездившимся в голове идеалом, наступает лютая боль.
Потому что тебе и твоим идеалам никто ничего не должен. И уж меньше всего должны человечность…
— Уймись, княжна, — повторил Олег, но уже с отчётливой угрозой в голосе, показывая кончики клыков.