Страница 11 из 12
Это лопнуло мое самомнение.
Потому что за то время, пока я пыталась сообразить, что происходит, инквизитор успел обнаружить источник опасности, шагнуть, заслонив меня собой, и выставить защиту в дополнение к той, что раскрылась сама от орденского медальона. И все это одномоментно.
Потом он повалился, а я завизжала.
Крик прошил город от крыш до подвалов.
Испуганные птицы поднялись с ветвей, а летучие мыши завопили, меняя курс.
Завыли в квартирах собаки, выгнув спины, зашипели кошки.
А тени, устремившиеся на мой призыв отовсюду, молча и без сомнений хлынули в неприметную подворотню, затопили ее… А пока там кого-то с рычанием, с чавканьем жрали, я подхватила подмышки обмякшего инквизитора и поволокла его туда, где стояла на стоянке моя машина: показалось, что это разумнее и безопаснее, чем снова открывать дверь в магазин. Не уверена, что мне хватило бы хладнокровия возиться с ключами, в то время как вся моя сущность требовала убраться, убраться скорее с этого места.
«Как по городу ночному шла Ксюшенька» — взрослого мужика на руки не подхватишь, и инквизитора приходится неудобно тащить за собой волоком, семеня на каблуках.
«Заплетала за собой тропы каменны» — не-брат Максим тяжел, и мышцы пресса подводит от непривычной нагрузки, а скользкая ткань пиджака выворачивается из пальцев.
«Запирала за собой на замки пути» — если просунуть руки подмышки и сцепить пальцы в замок на груди, неудобное бессознательное тело перестает выворачиваться из рук, но семенить становится еще неудобнее, и чем же таким, гады, запустили, что он до сих пор не пришел в себя?
«Отводила ворога в сторону» — укрывшись за без малого тонной заговоренного металла под синей полировкой, можно вздохнуть с облегчением, а чтобы почувствовать себя в безопасности, нужно совсем немного — просто забраться внутрь, и уж оттуда, из безопасности, я объясню людям в подворотне, если, конечно, их к тому моменту не сожрет рать бессловесная, в чем именно они не правы, нужно только найти ключи!
Опустив на едва теплый асфальт инквизитора, я шарила в сумке, настороженно зыркая по сторонам, по-звериному контролируя пространство вокруг себя всеми чувствами, и потому четко уловила момент, когда лопнула невидимая струна.
Заклинание призыва рати бессловесной хорошо тем, что это никакое не заклинание — это приказ, оформленная в крик воля ведьмы, дезориентирующая разумных и жестким рывком принуждающая любого зверя и птицу, попавших в зону приказа, явиться и служить своей госпоже, — оттого и бесновались в квартирах домашние питомцы, разве что аквариумные рыбки избежали призыва «в армию».
Оттого и сходили с ума проснувшиеся хозяева, не понимая, что происходит с их любимцами.
Оттого и налетали на людей в подворотне в едином порыве стая бродячих псов, подвальные кошки и крысы — и рвали, пока было кого рвать, и стягивались к месту боя новые «солдаты», чтобы стать на место выбывших.
А раз заклинание распалось, значит, приказ исполнен. Не с кем больше воевать: враг либо уничтожен, либо сбежал из зоны действия моей воли.
Меня сейчас, если честно, устроил бы и тот, другой, вариант. Но первый — немножечко больше.
Я с облегчением откинулась на дверцу машины за спиной, стукнулась затылком и от обиженного мявка сигнализации с легким смешком пришла в себя.
Не-брат Максим очнулся, когда я уже втянула его на пассажирское сиденье, и теперь возилась с ремнями безопасности.
— Н-да, Ксения Егоровна, — прокомментировал он, и я дернулась, выпустила из рук металлическую скобку, и инерционный ремень с тихим шелестом всосался под обшивку. — Серьезные у вас в городе люди…
Отлично, раз пришел в себя — пристегнется сам, и я демонстративно выпрямилась на водительском месте.
— Что это было?
Делать вид, что мне в целом безразличен его ответ, а спрашиваю лишь из вежливости, было глупо, но необходимо: делая вид, я успокаивалась, собиралась и не поддавалась искушению проклясть весь город.
Идея казалась привлекательной с точки зрения личной безопасности, но что-то мне подсказывало, что это будет немного не этично.
— Боевой артефакт, что-то похожее на «Звезду вечности», но не она, — хрипловато пояснил инквизитор и потряс головой, словно вытряхивая из нее песок. — Сколько времени прошло?
Я не ответила, выезжая со стоянки.
— Стойте! — дознаватель дернулся в кресле и зашипел, видимо, чувствуя себя не очень хорошо.
Ну, извините, ваше инквизиторство, я по части лечения очень не очень, чем могла — помогла.
— Да стойте же вы! — рыкнул он. — Нужно осмотреть местность…
— Ну, нужно, — я упрямо сжала губы, но притормозила. Все равно пришлось пропустить проезжающую машину. — Завтра я приеду с семейной книгой и изведу всех причастных надежно, качественно, с гарантией…
— Ксения Егоровна, — мой сосед, откинувшись на спинку кресла, рассмеялся и тут же закашлялся, — Я должен бы вам сказать, что проклятия, в особенности смертельные, запрещены законом…
— Отлично, посадите меня в тюрьму! — расфыркалась я.
— Но скажу другое, — не обратил внимания на мой протест пассажир. — Не капризничайте!
Надо было проклясть его, как только он появился.
Вот сразу, как увидела, так и проклясть! Ленке глаза отвести, прах на совочек — и в мусорный бак.
Машины городской службы очищают наши баки каждый понедельник, сейчас не-брат Максим как раз среди других отходов на переработку бы ехал!
В общем, не знаю я, как так вышло, что спустя несколько минут инквизитор тщательно исследовал подворотню, чуть ли не носом е е перепахивая вдоль и поперек, а я семенила за ним как пришитая, мрачно кутаясь в пиджачок, сбивая туфли о неровности асфальта и удерживая над этим хамлом защиту.
— Судя по всему, покушались именно на ведьму. Я там под дверью магазина минут пять в одиночестве курил, пока Свердлова внутри была, — не-брат Максим сидел в моем кресле, устроив ноутбук на моем журнальном столике, и отчитывался орденскому начальству по видеосвязи.
Так вышло: очень трудно отказывать человеку, спасшему тебе жизнь, когда подозреваешь, что это может понадобиться сделать еще разок.
И вот теперь инквизитор, оккупировав кусок моей гостиной — парадокс парадоксов, — работал.
Я, смешно сказать, радовалась.
Нет, я не дала бы это понять многоуважаемому Максиму, но события сегодняшнего вечера пробили широкую брешь в моей системе убеждений. Я привыкла верить, что от всего могу себя защитить.
И верила — до того момента, как чертов инквизиторский выскочка шагнул влево, закрывая меня собой. Шагнул бы вправо — и на том крыльце валялся бы не он, а я. И не без сил, как он, а без признаков жизни.
Это стало для меня откровением, которое я и переживала, забившись в уголок дивана под торшером.
И хотя я понимала, что у не-брата Максима были свои резоны меня защитить, начиная с того, что это его служебный долг, и заканчивая тем, что с меня он планировал поиметь содействие в текущем деле, я испытывала к нему благодарность. И в приступе признательности не мешала одной части доблестной инквизиции отчитываться другой ее части о чудовищном преступлении против всего магического сообщества в целом и против его цвета в моем лице в частности:
— Судя по оставшимся на месте преступления следам, преступник был один, — деловито, с очень уместной озабоченностью на высоком челе, шпарил не-брат Максим как по писаному. — К сожалению, задержать его не удалось: он был хорошо экипирован и для нападения использовал мощный артефакт неизвестного происхождения, который пробил стандартную орденскую защиту и почти полностью исчерпал мои личные щиты. Пока я был в бессознательном состоянии, нас могли бы добить, но, к счастью, Свердлова геройствовать не стала, применила ведьмино повеление и вынудила преступника сперва отбиваться от смешанной стаи животных, а потом сбежать с места преступления, а сама в этот момент отступила к автомобилю. Осмотр места происшествия произвел по горячим следам, отчет напишу позднее, если вы не возражаете.