Страница 49 из 57
Алекс взглянул на меня с тревогой:
– Мейбел, что с вами? Вы плохо себя чувствуете? Вас обидел этот журналист?
– Да нет, Алекс, – поспешила ответить ему я, – все нормально. Он меня, наоборот, успокоил после вашего «фильма». Так что пускайте его ко мне почаще. А пока дайте-ка я взгляну на то, чем вы меня будете кормить в этот раз…
16 (4) августа 1854 года.
Великое княжество Финляндское.
Свеаборгская крепость
Капитан Васильев Евгений Михайлович
В Гельсингфорс мы прибыли утром. Дорога, как нас предупреждал император, была даже для наших восьмиколесных машин довольно сложная. Дважды, обследовав хлипкие мосты через небольшие речки, мы с Ваней Копыловым и Николаем, посовещавшись, решали не рисковать и форсировать эти речки вплавь. Приходилось посылать наших ребят подыскивать подходящее место для переправы.
Николай хмурился и делал какие-то пометки карандашом на карте. Похоже, что по прибытии в Гельсингфорс кое-кого из чиновников, заведующих коммуникациями в Великом княжестве Финляндском, ждет изрядная нахлобучка.
Со всеми этими дорожными хлопотами мы провозились до самого вечера. Поняв, что до темноты наши машины не успеют добраться до Гельсингфорса, мы решили заночевать в первом же придорожном финском хуторе, а с утра снова отправиться в путь. Но император, имевший опыт в подобного рода путешествиях, заявил, что лучше переночевать в палатке на охапке сена, чем в домах чухонских крестьян, где тесно, а полчища блох не дадут нормально выспаться.
Мы послушались его совета. Увидев на обочине дороги стог сена и полянку, на которой можно разбить пару палаток, я крикнул в открытый люк Ване Копылову, чтобы он скомандовал остановиться. Мы спрыгнули на землю и осмотрели полянку. Решив, что место вполне подходящее для бивака, майор приказал морпехам принести палатки, хранившиеся в одном из бэтээров, а нашему нештатному повару сержанту Нечипоренко – позаботиться об ужине. Последний раз мы ели горячее еще в Ораниенбауме, а в дороге лишь заморили червячка галетами из – сухпая.
Гена Нечипоренко, здоровенный и добродушный хохол, взяв себе в помощь еще двух морпехов и занялся приготовлением пищи. А мы с Николаем обошли полянку, разминая немного затекшие ноги и – негромко переговариваясь. Императора заботило положение дел в Свеаборге и Гельсингфорсе. В начале лета, когда флот адмирала Непира уже был в Финском заливе, сын Николая великий князь Константин и, по совместительству, управляющий Морским министерством получил анонимное письмо, в котором говорилось, что «ежели неприятель пожелает занять Гельсингфорс и Свеаборг, то может совершить это в двадцать четыре часа». Встревоженный великий князь Константин передал это письмо отцу.
Император вызвал к себе флигель-адъютантов Аркаса и Герштенцвейга и приказал им немедленно отправиться в Гельсингфорс, где проверить, соответствует ли действительности изложенное в письме. Осмотр Гельсингфорса и Свеаборга дал неутешительный результат. Береговые батареи были расположены так нелепо, что, по словам Аркаса, «нельзя было не удивляться, для чего затрачивались громадные деньги на сооружение их». Оба ревизора, как следовало из их донесения, «поражались негодностью и дурным состоянием всего вооружения».
Николай предпринял срочные меры для того, чтобы привести укрепления в надлежащий вид. Но на первых порах дело шло ни шатко ни валко. Прибывший в Свеаборг вслед за Аркасом адмирал Матюшкин прямо заявил: «Трудно недостроенную крепость, оставленную без всякого внимания более сорока лет, привести в продолжение нескольких зимних месяцев в столь надежный образ, чтобы флот наш находился вне опасности от нападения неприятеля». В качестве примера адмирал Матюшкин описал случай, произошедший в Гельсингфорсе. Пробная стрельба из орудий привела к тому, что обрушилась стена Густавсвердских укреплений уже после седьмого выстрела из орудия, стоявшего на этой стене.
Николай вспомнил, что после полученного от него разгона местные власти и командование забегали, и медленности, на которую жаловался адмирал Аркас, словно и не было. Рядом со старой крепостью за считаные месяцы выросла новая.
Я поинтересовался у императора, каковы силы флота и армии, обороняющие Свеаборг. Достаточно ли их, чтобы вступить в бой с противником?
– Еще в октябре 1853 года, – сказал Николай, – всем судам, стоявшим в Ревеле, было велено перейти в Свеаборг. Одновременно стали устанавливать батареи на Красной Горке. – Император усмехнулся. – Балтийские моряки даже обиделись по этому поводу. Граф Гейден как-то даже сказал: «Мне кажется, это лишние издержки. Имея в Балтике двадцать шесть кораблей, кажется, можно держать Финский залив безопасным от нападения. Разве считают наши корабли недостойными носить флаг русский? В таком случае лучше их не иметь».
Три дивизии – из них одна в Свеаборге – были сосредоточены и находились в полном вооружении на берегах Финского залива уже в начале октября 1853 года в ожидании развития событий.
После ужина я продолжил разговор с Николаем. К нам присоединился и Ваня Копылов, которому было весьма интересно разобраться во взаимоотношениях между высшей властью в империи и командованием армии и флота. В разговоре прозвучало имя светлейшего князя Александра Сергеевича Меншикова, правнука всесильного фаворита императора Петра I, генерал-губернатора Финляндии (кстати, так ни разу и не посетившего подведомственную ему территорию) и морского министра, к флоту не имеющего никакого отношения. В данный момент князь Меншиков находился в Крыму, где в нашей истории он проявил себя не самым лучшим образом. Злые языки даже переиначили его фамилию на «Изменщиков», хотя, конечно, изменником князь не был. Просто он явно был не на своем месте.
– Господа, – с горечью сказал нам Николай, – я прекрасно знаю, что князь Меншиков плохо разбирается во флотских делах. Но он умный человек и хороший дипломат. Некоторые в Петербурге и Кронштадте договорились до того, что, дескать, Меншиков погубил флот. Но это не так, и наш флот еще послужит России.
Балтийский флот во время высочайшего смотра в Кронштадте, который я провел в апреле 1854 года, выглядел весьма внушительно. Налицо было… – тут император на мгновение задумался, напряг свою феноменальную память и начал перечислять: – Семнадцать линейных кораблей, десять фрегатов и пароходофрегатов. Орудий на этих судах было тысяча четыреста семьдесят шесть. Общее число экипажа было одиннадцать адмиралов, пятьсот три офицера, шестнадцать тысяч сто девятнадцать нижних чинов. Кроме того, в Кронштадте был налицо еще так называемый блокшифный отряд, состоявший из трех линейных кораблей, трех фрегатов, одного корвета и пяти пароходов. В общем этот отряд имел триста восемьдесят четыре орудия и экипаж в две тысячи триста тридцать пять человек при одном адмирале и девяноста двух офицерах.
Наконец, в Кронштадте была гребная флотилия, имевшая в общей сложности тридцать две канонерских лодки, одно бомбардирское судно, два парохода и два бота – в общем шестьдесят семь орудий и команду в тысячу пятьсот тринадцать человек, при тридцати девяти офицерах.
– А сколько кораблей находится в Свеаборге? – поинтересовался я.
Николай, понимая, что мой вопрос не вызван праздным любопытством, ответил мне:
– В Свеаборге стоит эскадра под начальством вице-адмирала Василия Ивановича Румянцева в составе шести линейных кораблей и одного фрегата. Наш шхерный флот, состоящий из кораблей, предназначенных для действия в узостях и на мелководьях финских шхер, мешает свободе действий британского флота. И он тоже в случае нужды примет участие в сражении.
Наш увлекательный разговор мог бы продолжаться до бесконечности, но Ваня Копылов, демонстративно поглядывающий на свои «командирские» часы со светящимися стрелками, наконец набрался наглости и предложил мне и императору отдохнуть перед трудным днем. Николай нехотя согласился.
Наскоро позавтракав утром, мы снова погрузились в бронетранспортеры и отправились в путь. К полудню мы подъехали к Гельсингфорсу. Трудно описать удивление вице-адмирала Румянцева, который примчался на окраину города, получив донесение от патрулировавших окрестности казаков о появлении удивительных самодвижущих повозок, а в одном из приехавших на этих повозках людях узнал самого самодержца, императора Николая Павловича!