Муж из секонд-хенда

Потом легла сама, все так же разглядывая расслабленное лицо мужчины, в очередной раз убеждаясь, что он красив. А также в том, что я, наверное, и правда сошла с ума, раз согласилась на такую авантюру.

За всеми мыслями сама не заметила, как уснула.

Не знаю, что мне снилось, но запомнилось, что в этом сне был Барт — как всегда, веселый и неугомонный. Мы разговаривали, смеялись. Я уже и не помню, когда в последний раз столько веселилась.

А потом он меня обнял. Вот просто так, взял и обнял. Я испугалась и оттолкнула от себя мужчину. И тут же проснулась от грохота, подскочила, спросонья пытаясь понять, что произошло, и почему в моей комнате фотограф.

Андрей матерился в голос, сидя на полу и потирая ушибленную руку.

— Что ты шумишь? — поняв, что все живы и здоровы, легла обратно и накрылась одеялом с головой, уже забыв про сон.

— Ты меня скинула, — обиженно известил мой муж, вставая с пола.

— Не помню такого, — я повернулась на другой бок, мечтая найти более удобное положение и вернуться в объятья Морфея.

— Конечно, она не помнит такого, — проворчал Барт. — Может, ты меня пустишь обратно?

— Так кто тебе мешает? — удивленно отозвалась, чувствуя, что сон пытается забрать меня к себе.

Вот зачем он мешает мне спать? Я не выспавшаяся — очень злая. Оно ему надо? Хотя пофиг, я все равно не совсем понимаю, что он там говорит.

— А спать по диагонали — это новая мода? А хотя, к черту, я спать хочу, — кровать скрипнула под чужой тяжесть, и меня обняли.

Наверное, первые десять минут, когда мой мозг блаженно погружался в сладкую дрему, а тело с наслаждением впитывало тепло объятий… Да что там говорить? Я даже была счастлива! Только по моему обыкновению, мозг не мог так просто пребывать в блаженстве. Когда Андрей, уже крепко уснув, притянул меня к себе еще ближе и, видно в продолжение сна, поцеловал в шею, что-то нежно бормоча, вот тут-то я и проснулась. На меня словно ведро ледяной воды плеснули. Подскочив, оттолкнула от себя мужчину.

Так он второй раз по моей вине оказался на полу.

Мария

Часы на кухонной стене показывали пять утра. Андрей, которому мне пришлось сварить кофе в качестве извинений, смотрел на меня волком. Да я и понять его могу.

Второе падение с кровати не прошло бесследно: левая рука теперь была замотана в эластичный бинт. Он ее то ли выбил, то ли растянул, не знаю, я не сильна в медицине.

Но что-то мне подсказывало, что по-настоящему болит тут только моя совесть. А это все — просто показательные выступления в ее честь.

Говорила же, что эта ночь будет незабываема, так и есть — война подушками, удар по моему носу, и дважды упавший с кровати фотограф.

— Ну, ладно тебе, — я постаралась улыбнуться, глядя на мужа.

В ответ мне состроили гримасу.

— Да, с тобой спать опасно, — пробурчал в ответ Андрей, обиженно дуясь.

Вот вроде взрослый человек! Меня старше, а как начнет обижаться, так и не поймешь, сколько ему: двадцать восемь или пять.

— Я же извинилась.

Ну вот, правда, что он от меня хотел? Я же не специально его с кровати скидывала!

Надо, в конце концов, понимать, что это сработал рефлекс. Это днем я помню, что у меня муж есть, и обнимать меня имеет право, и целовать. А во сне я напрочь забыла о его наличии и, тем более, присутствии в своей спальне и кровати.

— Что мне сделать, чтоб загладить вину? — обречено вздохнула, когда поняла, что кофе не поможет — тут обида посерьезнее.

Барт нахмурился, задумываясь над вопросом, потом поманил к себе.

— Подойди, я тебе скажу, — заговорщицки понизил голос мужчина, вставая с места.

— А так? Нас же никто не услышит, — настала моя очередь хмуриться.

— Подойди, — твердо сказал Андрей, все так же не повышая голос.

Он что, командовать учится? Я так сильно его вечером задела?

Несмело подошла ближе.

— Еще ближе, — меня мягко подтянули вплотную.

— Куда уж ближе, — выдохнула, вновь оказавшись в объятьях мужа.

Чтобы посмотреть ему в глаза, пришлось запрокинуть лицо. Медленно во мне зародилось тепло.

— Так в самый раз, — прошептал муж, наклонившись ко мне.

— И что дальше?

Я сглотнула, а у самой взгляд скользнул по его губам. Вспомнилось мое удачное падение и шальная мысль — поцеловать своего пленника. Только вот здравый смысл вовремя подсказал, что поцелуем все не ограничится. Даже с моей стороны, а про мужчину и говорить не стоило.

— А, вот что, — он накрыл мой рот губами, требуя поцелуя.

От неожиданности я, кажется, пискнула. Сперва подумала оттолкнуть, но сама уже отвечала на поцелуй. И где-то на задворках еще не до конца проснувшегося сознания пробежала мысль, что что-то не так.

Это не игра на публику. И не потому, что этой самой публики нет, а потому, что я сама этого хочу. Непросто хочу. Мне нравится этот мужчина! И нравится так, что скоро вся логика и невозмутимость не смогут совладать с проснувшимися чувствами.

Глава 13

Мария

Не скажу, что трудовая мне нужна была именно сегодня, да и расчет тоже не столь необходим прямо сейчас. Но как вчера Андрей спасался бегством из четырех стен, так и я сегодня убежала, постыдно боясь своих же желаний.

Только идти в офис и видеть бывших коллег даже и пяти минут не хотелось. А звонить и увозить ключи — тем более. И я тянула, как могла. Устроилась в Маке не так далеко от прежней работы, и пила кофе, решая другую задачку.

Севший тогда телефон прервал разговор с мамой. А в водовороте событий, последовавших после той грозы, я и не подумала ей позвонить. Вспомнила только вчера, когда Андрей рассматривал фотографию. Теперь же я с ужасом осознавала, что меня ждет.

Ох, что я ей скажу? А папе? Да, главное, папе. А то он у меня взрывной, это неспокойная и сдержанная мама. С отцом точно без жертв не обойтись. А если и для мамы все это окажется чересчур, ох…

Дотянулась до телефона и набрала мамин номер. Сдаваться так сразу, куда еще тянуть?

— Машенька! — очень быстро ответила та, и я почувствовала угрызения совести.

Ведь напугала. И как напугала, добавила беспокойства, а сама так и не перезвонила.

А она разве позвонит при отце? Нет, не будет. Отец, как услышит, еще сорвется, и что будет в итоге непонятно. Вот и умела мама хранить невозмутимость, чтоб мужа уберечь от безумных поступков. Пока не разберется, она и не скажет ничего. А, разобравшись, скажет так, чтоб не вызвать ураган. Откуда у нее такая мудрость не знаю.

Ее мать, мою вторую бабушку, я не знала и не помнила. Но, говорят, я характером вся в нее. Кто их знает, все может быть.

— Привет, мам, — слезы сами выступили на глазах.

— Да. Что же ты, бестолковая?! Совсем совесть потеряла! — тут же взревела родительница, когда, наконец, смогла вздохнуть с облегчением.

Вот и настал черед учить меня, такую непутевую, жизни.

— Пропала, а мне что прикажешь делать? Вот сказала бы отцу, и сама бы потом его унимала!

— Все хорошо мам, — я улыбнулась, представив гнев папы на Влада, такое унять – нелегкая задачка.

— Да что ж хорошего-то? Бросили, с работы выгнали, еще жить негде! — начала было мама, помня, что я ей тогда сказала.

— Все хорошо, мам. Жить есть где, меня приютили, да и в обиду не дадут, — уклончиво ответила, пока боясь сознаться в том, кто же этот благодетель, а про штамп в паспорте и вовсе промолчала.

— Неужели, Оля? Ну, слава Богу.

— Не Оля, но не беспокойся, — опровергла неверную догадку, но тут же успокоила: — Мам, правда, все хорошо. А еще я Влада видела, — решила поделиться открытием.

— И что же? Извинился?

— Нет, мам. Даже не подумал. Да и куда там, ему сейчас не до меня. У него другая, да все мне простить не может, что я по нему не убиваюсь.

— Ах, вот же кобелина, — разозлилась мать.

— Да ладно, мам. Не единственный, пусть катится, — отмахнулась, окончательно понимая, что и обиды-то не осталась.