Страница 36 из 51
Когда она выпрямляется, у меня отвисает челюсть. Лунный свет, шум воды и вид ее совершенно обнаженной, с рыжими волосами, развеваемыми ночным бризом... это уже слишком. Слишком сексуально. Это чертова мечта.
— Давай. Мы уже зашли так далеко, — говорит она, указывая на мои боксеры.
Я на автомате тяну их вниз, взгляд по-прежнему полностью сосредоточен на ней.
Она смотрит вниз.
— Прыгать в воду больно?
Я отрицательно качаю головой.
— Нет, если вытерпишь.
Она смеется, и, Господи Иисусе, в этот момент она действительно становится еще красивее. Без оглядки она разбегается и прыгает с валуна в воду.
Никакого изящного погружения.
Никакого скромного прыжка.
Она ныряет гребаной бомбочкой, как подлинная, притягательная, настоящая девчонка, которой и является.
Ныряю вслед за ней и делаю три сильных гребка, чтобы добраться до нее. Притягиваю ее в свои объятия, ее затвердевшие соски касаются моей груди, она крепко обхватывает ногами мои бедра.
Она обнимает меня за шею и нежно целует, лишь слегка касаясь языком, я держу нас на плаву и вращаю. Она с улыбкой отстраняется и отпускает мои плечи, выгибается назад, будто парит. Ее руки широко раскинуты. Обнаженные прекрасные груди блестят в лунном свете. Она просто сногсшибательна.
Мой твердый член трется между нами, но сейчас я не думаю о том, чтобы трахнуть ее. Я думаю только о том, как быстро мне начинает нравится эта девушка. О том, как меня сбивают с толку эти чувства, потому что, хотя она такая классная, потрясающая, сексуальная и веселая, я все еще не знаю, готов ли к большему. Сердце и голова находятся в полном противоречии друг с другом, и я не знаю, кто из них лучше соображает.
Сердце говорит: Да, бери больше, бери гораздо больше. Она просто идеальна!
Но голова твердит: Как только ты это сделаешь, все изменится, и ты снова призовешь в свою жизнь драму. Совсем как раньше.
— Мерседес, — хрипло произношу я, и ее голова поднимается из воды, все ее пряди идеально приглажены назад, голубые глаза широко раскрыты и полны любопытства. – Тебе не кажется, что…
— Ты это почувствовал? — спрашивает она, и ее лицо странно и страдальчески морщится.
— Что почувствовал? — спрашиваю я, надеясь, что, возможно, ее мысли так же запутались, как и у меня, и мы сможем обсудить их вместе.
А потом открываются шлюзы.
Буквально. На нас начинает лить дождь.
— О, Господи, какой же холодный дождь! — визжит она, отрывая от меня ноги и погружаясь в воду так глубоко, как только может, так что наружу торчит только ее лицо.
— Ни хрена себе. — Я щурюсь, глядя в небо. — Я не видел дождя в прогнозе погоды.
— Может, нам просто остаться в воде, пока он не пройдет? — кричит она, потому что ливень на озере оглушает.
Вспышка молнии в темноте освещает нас обоих, и я качаю головой.
— Плохая идея. Мы должны выбираться отсюда.
Она кивает, и мы плывем к берегу и осторожно поднимаемся по камням к своим промокшим вещам.
Она борется со своей мокрой одеждой, а затем кричит:
— К черту, побежали. Никто не придет сюда в такую погоду.
Я киваю и кладу руку ей на поясницу, чтобы провести через деревья и обратно к тропе, по которой мы спускались. Она превратилась в грязное, скользкое месиво, но, слава яйцам, нам удается добраться до палатки, не упав. С голой задницей это было бы очень больно.
Мы врываемся в палатку, а дождь все еще оглушительно барабанит по тонкому нейлону. Но мы стоим на коленях друг перед другом так близко, что слышно наше прерывистое, тяжелое от подъема дыхание. Из-за бушующей снаружи грозы, по нашим телам бежит адреналин.
В тесноте палатки это ошеломляет. Захватывает весь воздух и пространство и плотно нас обволакивает, как стянутая пружина, готовая выстрелить.
Наши глаза встречаются, и как только раздается раскат грома и вспышка молнии, мы врезаемся друг в друга, как две грозовые тучи, столкнувшиеся в беззвездном небе.
Мои руки обвиваются вокруг ее талии, и я целую ее, так глубоко проникая языком, как только она может принять. Ее руки повсюду — на моем лице, руках, голове, спине. Она никак не может насытиться. Будто пытается почувствовать каждый квадратный дюйм моего тела, и я хочу отдать ей все.
Мы превратились в мешанину из дождя, грязи и озерной воды, но это не мешает мне упасть на матрас и увлечь ее за собой. Ее бедра дрожат под моими руками, когда они раздвигаются надо мной. Мой разгоряченный, пульсирующий член встает между нами, я кладу руки на ее задницу и прижимаю к себе.
— Возьми меня в себя, детка, — говорю я срывающимся голосом, почти теряющимся в потоке дождя. — Возьми меня так глубоко, как только сможешь.
Она кивает и смотрит в темноту на перевернутую коробку с презервативами, которую мы оставили там сегодня днем. Дрожащими пальцами хватает один и разрывает упаковку, чтобы раскатать его по моей длине.
Приподнявшись на колени, она идеально нависает надо мной, прежде чем опуститься и одним великолепным движением насадить себя на меня. Мои пальцы впиваются в ее бедра, и она использует мои запястья для равновесия, вбирая меня глубже, выжидая, пока ее тело привыкнет к полноте.
Она поднимается вверх и снова падает, выкрикивая мое имя и задирая голову к небу.
Это самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо видел.
Ее мокрые волосы и обнаженное тело, выгнутая спина и раскрасневшаяся кожа. Все это гораздо красивее, чем озеро и горы. Деревья и луна.
Мерседес, объезжающая меня, — прекраснее почти всего, что я когда-либо видел.
ГЛАВА 24
Кейт
Знаете фразу: изъездить до изнеможения? Вот, это я, когда на следующее утро просыпаюсь от щебета птиц и яркого солнца. В палатке примерно вполовину теплее, чем обычно, потому что рядом со мной не спит здоровенный мужик. Но слышу снаружи звуки готовящегося завтрака, так что Майлс, очевидно, не истекает кровью от того, что отгрыз себе руку или что-то в этом роде.
Эта мысль заставляет меня захихикать, поэтому я быстро прячу голову под одеяло и сдерживаю восторженный вопль.
Вчерашний день был просто потрясающим. Прошлая ночь и того более. Как Майлс смотрел на меня, когда мы укрылись в палатке подальше от грозы.
Мы сами превратились в гребаный ураган.
Мы стали громом и молнией, и создали самый прекрасный вихрь страсти, который я когда-либо испытывала с мужчиной.
Речь идет о трех оргазмах.
В довершение и без того прекрасного дня мы обнялись. Крепко обнялись. Мы остались полностью обнаженными и позволили восхитительно уютному касанию кожи к коже унести нас в лучший сон моей жизни. Мне казалось, что я поместилась у него на груди, а его большие руки обхватили меня и согревали. Это была магия.
Этот поход складывается даже лучше, чем я могла надеяться. На самом деле, думаю, мне действительно понравится кемпинг!
Конечно, Майлс все еще не знает моего настоящего имени. И, да, технически, мой бывший парень все еще живет со мной и, в конце концов, вернется, а Майлс ясно дал понять, что у него проблемы с ревностью.
Но помимо всего этого, он знает, что для меня важно. Знает, чем я увлечена. Знает, какой кофе я пью и как меня раздразнить. Знает, где находится моя точка G, это уж точно! Драйстон никогда не находил ее, даже имея четкие указания.
Несомненно, вся эта история с другим именем — незначительная деталь, которая не будет настолько важна, когда я расскажу ему правду. То есть, мы на самом деле обретаем связь друг с другом, так что, безусловно, это самое главное. А не имя, которым он меня называет.
Быстро одеваю джинсы и футболку, решив позволить высохшим естественным путем волосам лежать как им вздумается. Выскальзываю из палатки и замечаю, что Майлс уже собрал большинство наших вещей и погрузил их в багажник пикапа.
— Доброе утро, — весело говорю я, когда он переворачивает пару яиц на переносной жаровне.