Святая Катерина

Сзади набросился Федор, но Жданов стряхнул его с себя — да отвяжись ты!

Подошел Милко, чтобы сообщить, что драться в костюме от Джорджио — это варварство.

Но он видел только то, как Катя заботливо отряхивает Зорькина, вытирает ему разбитую губу белым платком, надевает на него очки. Наконец, она подняла с земли шарф Жданова и протянула ему, посмотрев прямо в глаза. И на её лице были сострадание, грусть и тревога, от которых стало совсем тошно. День, начавшийся так прекрасно, завершался самым диким образом.

— Знаешь, Жданов, — сказал Милко, — я был гораздо лучшего мнения о тебе. Иногда ты даже похож на очень приличного человека, — Катя села в машину к Зорькину, — может быть потому, что ты носишь очень дорогие костюмы. Но, пойми, одежда — это еще не все. Нужно, чтобы у тебя было что-то здесь и здесь, а у тебя там пусто.

Жданов не смотрел на Милко и понятия не имел, о каком «здесь» тот говорил. Сквозь лобовое стекло он смотрел только на Катю, а она смотрела на него.

Ни у одной беременной женщины в мире не должно было быть таких больных глаз.

И, когда машина с Катей уехала, Жданов зачерпнул рукой в перчатке горсть снега и протер им лицо.

Стоя в полном одиночестве посреди отвратительного февраля, он думал о том, что все его обиды и страхи, и ревность, и терзания не имеют никакого значения по сравнению с тем новым, что пришло в его жизнь.

Что впервые за все годы его существования мир перестал крутиться вокруг Жданова, и теперь пришла пора думать не о своих переживаниях — а о крохотной бесстрашной девочке, которая сегодня ударила его по щеке — и этим причинила себе куда больше боли, чем ему.

Что центр вселенной Жданова сместился и спрятался внутри Кати Пушкаревой.

И что вовсе не себя ему нужно защищать.

Крутилась детская каруселька под ним, крутилось вместе с нею небо.

Огромное и равнодушное.

— Да, Жданов, ты её ревнуешь, и как же сильно ты её ревнуешь…

Но это сейчас было совершенно неважно.

— Какой-то ты сегодня как Наполеон после Ватерлоо, — заметил Ромка, когда они вышли из лифта Зималетто.

— Угадал, — с мрачной торжественностью подтвердил Жданов, — дал бой и потерпел поражение.

— Ну вы даете господин президент… А подробнее? — перебирая корреспонденцию на ресепшен, осведомился Ромка.

— Да! Побоище не хуже Куликовской битвы! — захлебывающаяся от восторга Света спиной выскочила из лифта, за ней следовали такие же взбудораженные Шура с Амурой. — Так Жданов-то оказывается такой зверюга!

Ромка едва портфель от такого не уронил. Девицы уставились на начальников во все глаза.

— Ой, — затароторила Света, — а передача вчера была жуткая! Оказалось, что Жданов был главным Сталинским палачом!

Дождавшись, пока сплетницы уберутся вон, Малиновский повернулся к Жданову, изображая, что курит трубку.

— Поздравляю, — с грузинским акцентом процедил он. — Поздравляю, товарищ Жданов, вы вошли в историю. Думайте теперь, как из неё выйти.

Катя вошла в кабинет, приблизилась к столу и только потом увидела Жданова, сидевшего на диванчике за дверью.

— Привет, — сказал он, прилежно сложив руки меж колен.

— Доброе утро, — сухо сказала Катя, всем своим видом демонстрируя холодность и презрение. Но, бросив на Жданова мимолетный взгляд, она кинула свою сумку и подлетела к нему. Повернула лицо к окну, чтобы разглядеть след от пощечины. Жалобно дрогнули её губы.

— Ого! Прости, — сказала она, — я не знала, как тебя остановить. Федору ведь тоже досталось, не только Коле!

— Я заслужил. Это ты меня прости, Кать, — он перехватил её руку, поднес к губам, — мне очень стыдно. Я вел себя, как последняя скотина. Но я могу искупить свою вину, а главное, объяснить, почему я это сделал.

— Почему? — быстро спросила она. — Я всю ночь не спала, всё никак не ме могу понять, что с тобой такое.

Ну вот! А ей надо спать по десять часов. Скотина и есть!

— Вчера я не помнил себя от ревности, со мной такое впервые в жизни. Это ревность. Сумасшедшая ревность

— Кого? К кому? — не поняла Катя, и это её изумление было таким славным, что Жданов от облегчения рассмеялся и быстро осыпал короткими поцелуями её лицо.

— Тебя! Ко всем! Я хочу, чтобы ты была рядом все время. А ты уехала к Зорькину. Галстук ему купила. Вечер собралась с ним проводить!

Катя моргала в такт его словам. Потом неуверенно улыбнулась.

— Ты ревнуешь? Меня?

— Еще как, — заверил её Жданов.

— Бедный, — сказала Катя, — совсем распереживался из-за этого совета.

— К бизнесу это не имеет ни малейшего отношения, — рассердился Жданов, припомнив все обидные слова, сказанные вчера Зорькиным. Он что, внушает это Кате изо дня в день? Почему?

Она встала и принялась принялась разматывать свой шарф. Жданов с готовностью принял её пальто, погладил плечи, локти, поцеловал в ухо.

— Кстати, — напомнила Катя, — до показа нам надо пройтись по докладу. Почему вы до сих пор не прочли его, Андрей Павлович?

— Кстати, о показе. Ты идешь со мной.

— Я там буду нужна? — деловито спросила Катя, включая компьютер.

— Очень.

— Только не нападай больше на Колю, — вдруг сказала Катя, выглядывая из-за монитора. — Он мой лучший друг, и я даже тебе не позволю его обижать.

— Я больше не буду, — пообещал Жданов, стоя перед её столом, как школьник, навытяжку. — Прошу тебя, не вини меня за то, что я вчера сделал. Я и сам не понимаю, что со мной произошло. Я потерял равновесие.

Дверь открылась, и вошла Кира.

— Доброе утро, — сказала она с вызовом.

— Привет, — рассеянно ответил Жданов, не сводя с Кати глаз.

— Доброе утро, — ответила Пушкарева, утыкаясь взглядом в монитор.

— Как ты себя чувствуешь? — подходя ближе, спросила Кира.

— Хорошо, спасибо, — отчитался Жданов.

— Что с лицом?

— Подрался.

— Опять подстава на дороге? Ты хоть помнишь, с кем дрался?

Катя высунула один внимательный глаз из-за монитора.

— Да, конечно, — по-прежнему не поворачиваясь к Кире, отчеканил Жданов. — Это был Николай Зорькин, Катин… лучший друг.

Он никогда в жизни не сможет назвать этого щегла её женихом!

У него просто язык отсохнет.

— А причину драки ты тоже помнишь? — не унималась Кира.

— Разумеется. Я был пьян, и излишне грубо требовал, чтобы Катя поехала со мной. Даже собирался увезти Катерину в офис, — он говорил почти правду, и в этом был какой-то горделивый вызов и — неожиданно — удовольствие.

— В офис? Посреди ночи?

— Ну ты сама понимаешь, совет директоров на носу, я был излишне настойчив, а Николай не хотел её отпускать с пьяным начальником.

— А потом он тебя?..

— Нет, это я на него набросился. Ну, к счастью нас растащили.

— Ну что же. Это уже становится традицией, Жданов. Ты сначала напиваешься, а потом ищешь приключений на свою голову. Поздравляю тебя, — и Кира направилась к выходу.

— Ты знаешь, я решил твердо пересмотреть свое поведение, — сообщил Жданов Кате. — Вот и сейчас я пришел сюда, чтобы извиниться перед Катей и перед Зорькиным.

— А ты бы встал на колени, было бы убедительней, — посоветовала Кира и вышла вон.

— Я все правильно сказал? — спросил Жданов.

— Дурак, — сказала Катя ни с того ни с сего и улыбнулась. — Для чего ты злишь Киру Юрьевну перед советом?

— Да потому что мне надоело все время бояться совета, — объяснил Жданов. — Я чувствую себя земляным червяком!

Она засмеялась и, вскочив со стула, расцеловала Жданова в обе щеки.

— Ты мой бунтарь! — объявила она.

— Кать, мы можем сегодня поужинать вместе? После показа?

Она вздохнула.

— Ужинать я буду на работе, — сказала грустно. — За время нашего отсутствия накопилось множество бумаг. И я бы хотела еще раз пройтись по отчетам перед советом.

— Никаких ужинов на работе! Отдыхать, гулять, спать.

— После совета директоров, — ответила Катя. — Ты помнишь? Всё после совета директоров.