Святая Катерина

Малиновский — предатель — бурно включился в обсуждение подготовки к свадьбе. Он радовался как дитя тому, что Жданов с Кирой снова вместе.

Катя что-то рисовала в своем блокноте, опустив голову. У неё было простое и уверенное лицо человека, который все в своей жизни делает правильно.

Он даже позавидовал этой простоте — вот Пушкарева, живет себе и крепко спит по ночам. Смотрит в будущее без страха, а в прошлое без упрека. И никакие сомнения её не терзают.

А он тут как уж на раскаленной сковородке.

День понесся по нарастающей. Приехал Сашка, Милко провел закрытый показ своей новой коллекции, от обилия будущих родственников у Жданова разболелась голова. Ему казалось, что он задыхается.

Свадьба которая до этого маячила каким-то будущим смутным событием, вдруг начала приобретать пугающе четкие очертания.

— Катя, когда моя жизнь превратилась в кошмар?

Она, сосредоточенно работающая над отчетами отделов, подняла голову.

— По какому поводу сегодня наша греческая трагедия? — спросила чуть хрипловато.

Когда её голос становился таким, что-то переворачивалось в груди Жданова. Появлялось некое тягучее ощущение.

— Расскажите мне, как вы провели каникулы, — попросил он только для того, чтобы продлить эти интонации, но Катя уже стряхнула их и ответила обычно:

— Нормально. В бесконечных разговорах с родителями о том, как нам жить дальше.

— Ваш отец перестал сердиться?

— Скорее, он разочарован, — в голосе Кати не было печали. Она по-прежнему производила впечатление человека, который свободно смотрит вперед.

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Гораздо лучше.

Больше вроде говорить было не о чем, но тут она произнесла со странной усмешкой:

— Вы женитесь, Андрей Павлович.

— Катя, женюсь. Женюсь, Кать, — подтвердил он, прислонившись лбом к столу. — А ведь когда-то мне казалось, что я действительно люблю Киру.

— Вы действительно любите Киру, — ответила она мягко, — просто капризничаете, как упрямый ребенок. Что именно вас так пугает в предстоящем событии?

— То, что Кира поехала за нами в Тулу, а потом допрашивала портье о том, кто приходил в мой номер.

Катя порозовела.

— Она…

— Нет-нет, за внутренними перемещениями постояльцев администраторы не следили. Но вы только представьте!

— Андрей Павлович, — спросила Катя, моментально успокоившись, — а вы когда-нибудь ревновали?

Снова эта завораживающая хрипотца!

— Ревновали так сильно, что вам нечем было дышать? Что у вас даже кости ломило от безнадежности и отчаяния? Ревновали так, что вам хотелось бы умереть в эту самую минуту?

— О чем вы говорите? — спросил он непослушными губами.

— О том, что Киру Юрьевну так легко понять, — ответила она грустно. — Андрей Павлович, я хотела извиниться за то, что сделала в Туле. Мне не следовало забывать свое место.

И хотя он думал о том же самом и пришел точно к такому же выводу, но все равно возразил:

— Какое еще место, Катя? Что за глупости?

Она потянулась и выключила компьютер:

— Я пойду домой. Общий отчет по отделам закончу утром.

— Я отвезу вас, — не веря себе, сказал Жданов.

Нет, ну ты вообще нормальный?

— Ни к чему, — ответила она невозмутимо. — Я действительно хорошо себя чувствую.

— Но ведь и я, Катя, не Скорая помощь…

Он схватил с вешалки её пальто — старенькое, не то, которое он ей покупал, — и помог Кате надеть его.

— Мне почему-то не по себе, — признался он в её воротник, — да еще эта свадьба! Да еще вы как будто совсем чужая.

— Я не своя и не чужая, я нейтральная, — напомнила она, — наемный сотрудник Зималетто.

— Но ведь…

Она так резко повернулась к нему, что её тощая косичка мазнула его по лицу. Круглые очки оказались перед самым его носом.

— Не надо меня отвозить, — твердо произнесла Катя. — Ни к чему злить Киру Юрьевну перед свадьбой. Это ведь самое счастливое время в жизни женщины — быть невестой. Шить себе свадебное платье. Планировать медовый месяц. Представлять, какой будет ваша семейная жизнь. Не лишайте её всего этого. А вы перестаньте драматизировать. Вас ждет счастливое будущее.

С этими словами она привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку невинным утешительным поцелуем. Однако Жданов все еще пытался что-то ей объяснить, поэтому повернул голову, и поцелуй пришелся на его губы.

Самое мощное ощущение дежавю накрыло его с головой.

Он готов был поклясться, что за мгновение до прикосновения её губ знал, какими они будут на вкус, ощупь и запах.

— Простите, — сказала Катя и выскочила за дверь, а Жданов остался стоять возле её стола оглушенный и ничего не понимающий.

========== 21 ==========

Под веселую трескотню Киры — приглашения на свадьбу, медовый месяц, покупка квартиры — Жданов молча лежал на кровати и разглядывал потолок.

Хороший такой потолок, вполне себе белый.

Катины губы, сухие, прохладные, быстрые. На нижней вертикальная складка, по которой, наверное, так приятно проводить языком. Если положить руку на тонкое горло, то можно будет ощутить, как по нему ходит вверх-вниз взволнованный шарик. Катя целуется пылко и горько, и её поцелуи пахнут вареньем и солью.

Почему он представляет себе всё это так ярко? Придумал вот только что для себя? Ну нельзя же всерьез поверить, что они действительно целовались — например, в прошлых жизнях.

Она всего лишь пыталась чмокнуть его в щеку, нечто между дружеским благословением: иди и женись; и приободрением: все наладится.

Катя точно не имела в виду ничего пылкого, и ждановским фантазиям не из-за чего было разгуливаться, однако они разгулялись, и теперь его снедало любопытство и жгучее желание узнать, действительно ли её поцелуи такие, какими он себе их придумал.

Это были тайные, стыдные мысли, о которых немыслимо было рассказать даже Малиновскому — если все это озвучить в слова, то получится либо какая-то пошлятина, либо бред сумасшедшего.

Надо просто сосредоточиться на том, что говорит Кира.

Кира всегда прибивает к земле.

Рабочее утро началось с шокирующего события: Клочкова пришла на работу вовремя.

— Хорошо вам, богатым, спится на сытый желудок, а вот я никак заснуть не смогла, — огрызнулась Виктория в ответ на всеобщее изумление.

Ах, что бы ты, Клочкова, знала про бессонные ночи!

Катя была погружена в какие-то расчеты и рассеянно поздоровалась, когда они с Малиновским ввалились в кабинет.

— Катюш, а вы уже сходили к Ольге Вячеславовне, предупредили ее о том, что надо обсчитать новую коллекцию? — с порога спросил Жданов, которого как-то сразу разозлил её спокойный вид, как будто ничего не произошло. Он тут всю ночь не спал, а она, видите ли, считает с утра пораньше! Катя неохотно отвела взгляд от монитора.

— Я планировала позвонить… — начала она, нахмурилась, внимательнее рассматривая шефа, и тут же поправилась: — уже иду, Андрей Павлович.

— Идите, Катюш.

Едва за Пушкаревой закрылась дверь, как Малиновский спросил:

— Слушай, Жданыч, а признайся — ты сколько раз за день называешь её «Катенька»?

— Катенька?

— Катенька.

— Столько, сколько нужно. Quantum satis. Между прочим, — самым беззаботным голосом произнес Жданов, не в силах пережить такое потрясение самостоятельно, — мы с ней вчера поцеловались.

— Ну, этого и следовало ожидать… — тут до Малиновского дошло, и он натурально подпрыгнул на месте. — Что? Как? Зачем?

— Случайно.

— Прямо по-настоящему? Она на тебя набросилась, да? Господи, Жданов, но ты выглядишь как живой!

— Это был случайный мимолетный поцелуй. Секундное прикосновение.

Малиновский рухнул в кресло напротив и во все глаза уставился на друга.

— Обычный чмок? И что? Она превратилась в лягушку?

— Понимаешь, — Жданов протер лицо, собираясь с мыслями, — это было словно… как будто… похоже на… ну ты понял, да?