Наследница тамплиеров

Кречет позвонил дяде Боре и спросил, не нужна ли девочка в операционный зал. Дяде Боре Кречет частенько бывал нужен, так что решительного отказа не было, а предложение привести соискательницу было.

– Мне сейчас на работу нужно, – сказал Кречет. – А после шести можем сходить в банк на смотрины.

Лео отметила – не посылает ее с напутствием «скажи, что от Кречета», а сам с ней собрался идти. Похоже, крепко зацепила. Вот только ничего в душе, кроме искренней симпатии, не просыпается. Наверно, прадед был прав, и ленивые гормоны – их родовое проклятие.

Договорившись о встрече, они расстались. И Лео пошла налаживать домашний уют.

В половине шестого она была в сквере, откуда просматривались входы в банк и в «Инари». В течение получаса в банк вошло пять человек, вышло четыре, в «Инари» вошла одна женщина – и там застряла. Из чего Лео сделала вывод: оба заведения находятся, возможно, при последнем издыхании. И в самом деле, пик интереса к гадальным заведениям давно миновал, а банков даже в скромном Протасове было не меньше двадцати – в основном филиалы столичных.

Следующий вывод был: тайну Икскюльской плиты наследники барона фон Апфельдорна пока не раскусили. Пытались, раз уж притащили плиту в подвал, но безуспешно. Иначе банк бы процветал. Наметился другой вариант: раскусили, а загнивающий банк держат для прикрытия, чтобы как-то объяснить человечеству свое благосостояние. Деньги же вкладываются – ну, допустим, в логистику. Но, если так, какого черта они сидят в захолустном Протасове? Ведь могли бы поселиться хоть в Голливуде!

Прадед, скорее всего, связался бы не с подозрительным «Трансинвестом», а с кем-то из его конкурентов и посадил банк в лужу, или в галошу, или во что там принято сажать у этих русских. То есть довел бы до того состояния, что «Трансинвест» лишился бы хорошего здания в центре города. И вот тут самое время подстеречь, когда будут вывозить Икскюльскую плиту.

Лео задумалась, выстраивая еще и такой план действий. Но ее отвлек стук копыт.

По Савельевскому переулку ехала всадница. Она была в белых галифе, в черной курточке, в дорогих рыжих сапогах. Из-под жокейской шапочки выбивались очень светлые волосы. Конь под ней был самой скромной гнедой масти, но высокий и тонконогий.

Дети, игравшие в сквере, поспешили – попасть поближе к живой лошади, бабушки подняли шум. Всадница проехала мимо сквера, свернула на Речную, и тут до Лео дошло: не блондинка, нет, просто седая! И следующим озарением было: уж не она ли побывала вчера в «Инари»?

Позвонил Кречет, сказал, что будет через пять минут. Лео встала, одернула жакетик, огладила на боках юбку. У нее была юбка, купленная для деловых встреч, по нынешним понятиям даже длинная – на ладонь выше колена. Как производить впечатление на работодателей, Лео знала.

Подойдя к углу, за которым был вход в банк, Лео снова услышала стук копыт, обернулась и увидела всадницу в белых галифе. Именно там, где она появилась несколько минут назад.

«Черт возьми, дежавю, настоящее!» – подумала Лео. Но подсознание с его мистическими шутками было ни при чем – всадница просто объехала вокруг квартала, благо был он невелик.

Некогда было анализировать эти кавалерийские маневры, Лео не хотела заставлять Кречета ждать. Девичьи штучки с опозданиями были не в ее духе.

Он подъехал к перекрестку и свернул в Савельевский.

– Я видел то, что тебе нужно, – сказал он, поставив байк в удобном месте. – «Валькирия», красная, привезли под заказ, но что-то там не срослось. Двенадцать тысяч баксов. Можем завтра вечером съездить, посмотреть.

– Куда съездить?

– В Бережинку. Там у Цыгана фазенда и полный сарай железа. Место надежное, по двору два алабая бегают. Заодно посмотришь на фэт-байк. Интересная игрушка, складной, двадцать пять кило всего, и то половина – аккумулятор.

– На кой он Цыгану?

– Для тещи, на базар за картошкой ездить. Туда она педали крутит, обратно – на электричестве. Говорит – очень довольна.

Что такое байкерская тусовка и приближенные к ней лица – Лео знала. Она бы не удивилась, если бы годовалый сын Цыгана выехал навстречу на байке подходящего размера.

Когда ее приятель Фред поехал помогать другому приятелю, Уве по прозвищу Кеттенкрад, разгребать старый подвал, обнаруженный случайно, при попытке пристроить к загородному дому веранду, они выволокли оттуда чуть ли не центнер всякой дряни, но в глубине подвала обнаружили мотоцикл «Zundapp» с коляской, выпущенный в сорок третьем году. Чтобы поднять его на поверхность, собралось человек двадцать байкеров, и офисные труженики, нанимавшие для ухода за своими сверкающими байками специалистов, грязные и счастливые, возились в этом подвале, кряхтели, кричали и чуть ли не целовали реликвию. Потом Уве вбухал кучу денег в реставрацию, и никого это не удивило: на него бы посмотрели косо, если бы он оставил «Zundapp» ржаветь в сарае. Все, имеющее колеса, имеет и душу; никто из байкеров не признался бы в такой ереси, но в глубине души они считали свои мотоциклы живыми и способными к диалогу.

– Хорошо, посмотрим, – сказала Лео и приготовилась выдержать допрос хозяина «Трансинвеста».

Глава пятая

Анюта очень не хотела говорить Лесе про ее ошибку. Подумаешь, дала подружка пару лишних монет, дала – и сразу же про них забыла. Так что Анюта решила: если Леся вспомнит про эти еврики, сразу достать и вернуть, а не вспомнит – значит, такая их судьба, они останутся в духовке.

В Анютиной жизни было несколько простых истин. Первая – нужно получить профессию. Поэтому она не очень сопротивлялась, когда отцовская родня по знакомству определила ее в техникум. Бухгалтер – хорошая профессия для женщины, а если еще устроиться в большой магазин, так совсем замечательно, все акции и скидки – твои. Вторая – нужно выйти замуж. Тут Анюта неправильно поставила задачу: не «выйти замуж», а «быть замужем». Теперь она эту ошибку расхлебывала. Третья – нужно родить ребенка. Ребенок получился хороший, грех жаловаться, вот бы еще теперь вернуть ему папочку… или найти нового…

Седьмой или восьмой стала истина – нужно иметь валюту. Все-таки что-то за годы учебы в Анютиной голове застряло: она ориентировалась в курсе рубля при продаже и покупке, умела пересчитывать рубли на доллары, доллары на евро. Своей валюты она не имела – ее развлекали подсчеты, когда она шла с коляской мимо обменника и видела на стене витринку с курсами валют. Заодно она принималась мечтать, что сделает, если вдруг раздобудет и обменяет сто долларов, двести, триста.

И память на цены у нее была хорошая. Это очень удивляло мужа (практически – бывшего мужа): как можно сравнивать цены на грошовые творожные сырки в пяти супермаркетах и за полтора года?! И вот теперь у Анюты появилась важная задача – отслеживать курс евро, имея дома реальные, а не придуманные евро; из этой задачи вытекали маленькие праздники, когда курс рос, и маленькие огорчения, когда он падал. Жизнь обрела еще один смысл.

Леся оказалась хорошей подругой – у нее не было парня. Одни парни привередливы, им подавай тощеньких, другие не желают верить, что Лесе постоянно предлагают сниматься в кино. Так что Леся волей-неволей стала тем человеком, в которого должна была вцепиться Анюта.

Она стала зазывать Лесю в гости – то на чай, то на кофе. В сущности, Анюте было все равно, о чем рассказывает Леся, пока она занимается стиркой или лепит котлетки для Феденьки. Лесе же и в голову не приходило, что Анюта ее просто не слушает, и она радостно докладывала о своих воображаемых победах и приключениях.

Когда Дмитрий спрашивал кузину, нет ли у Анюты новостей, кузина даже не знала, что отвечать. А меж тем новости появились.

Анюта не читала книг, всю информацию воспринимала на слух. Так ей было проще. Волей-неволей, слушая Лесины враки, она кое-что явственно представляла себе. Например – как голая Леся позирует знаменитому художнику. Тут Анюта ничего с собой не могла поделать – картинки в голове появлялись сами. И даже художник, вдруг зашевелившись, полез к Лесе целоваться.