Страница 36 из 53
Очевидно, именно этого шанса девушка и ждала.
— Если только в этом проблема, а вы, вероятно, правы, почему бы не отправить его к мисс Гоуторп? Там есть мальчики двенадцати и тринадцати лет, и мы учим их хорошим манерам, другие школы и того предложить не могут.
Мэдж возилась со своей брошью-камеей. В глубоких кружевных складках ее платья что-то поднималось и опускалось, у нее вырвался слабый вздох.
— Вдали от дома… О нет. Моя обязанность. Без матери… Я не могу…
— Я там за ним присмотрю.
— О, нет… Поездка и…
— Думаю, мисс Гоуторп могла бы поселить его в доме. Там есть свободная спальня, и мисс Гоуторп наверняка обрадуется, если у нее появится помощник по хозяйству. Вообще-то, я ее не спрашивала…
— Я не должна…
— Вообще-то, я ее не спрашивала, но в этом случае, думаю, ее устроит обычная оплата за дневное обучение.
Мисс Вил покачала головой.
— Нет-нет…
Патриция всегда могла понять и оценить аргументированные доводы, но до сих пор по-детски восставала против необоснованного отказа.
— Почему?
— Полезен… Он нужен здесь. Фанни ушла. Очень много работы. Твой дядя, естественно, не… А я… Я плохо себя чувствую. Сильные головные боли. Ревматизм. Иногда сама удивляюсь, как я ещё жива. Огромная помощь… Энтони… Кроме того… мой племянник. Ответственность… И он счастлив здесь.
— Почему бы не поговорить с ним и не узнать, понравится ли ему это предложение.
Подбородки Мэдж задрожали над кружевным воротничком.
— Дети. Они понятия не имеют, что лучше для них… взрослые решают.
— По-моему, вы забыли, что я давно уже не ребёнок, — рассердилась Патриция.
Сейчас ее уже раздражал не только отказ. Просто тётушка Мэдж после её отъезда окончательно превратилась в епископа в юбке, считающего себя непогрешимым. Это нелепое величие не прекращало раздуваться с того момента, как Мэдж получила свою долю наследства.
— Вовсе не забыла, — ответила Мэдж. — Но дело. Надобно решать мне.
— Ну так решите уже что-нибудь, бога ради, — проговорила девушка, еле сдерживаясь. — Если не хотите отправить его к мисс Гоуторп, тогда отправьте ещё куда-нибудь, чтобы у него хоть интерес к жизни появился. Посмотрите, как он тут зачах, нет ничего хорошего в том, что он целыми днями слоняется по дому без дела.
— Будем решать. Я буду решать… как считаю лучше. Я подумаю… Поспешные решения никогда… Полно времени. Рождество…
Итак, Патриция уехала в понедельник утром, не сумев выполнить своего обещания. Она понимала, что мешает им, что поступает неразумно, и поклялась самой себе, что если бы не Энтони, Фалмут и мачеха не увидели бы её в рождественские каникулы. Когда она прощалась с Энтони, в ней сквозило что-то похожее на досаду, а мальчик понимал, что теперь их разделяет нечто большее, чем несколько недель безделья и неопределённости. В этот раз они не поцеловались, а лишь молча пожали друг другу руки, и совсем скоро Энтони шёл по улице домой один на один со своими мыслями.
Спустя какое-то время после отъезда Патриции тётушка Мэдж наконец разрешила поверенным Луизы, но не самой Луизе, обыскать дом на предмет возможного завещания Джо, написанного позднее. Мистер Коудри объяснил Мэдж, что это разумный способ уладить спор, но скорее всего, больше всего на неё повлияло его сообщение о городских слухах, якобы мисс Вил несправедливо лишили собственности, и это как раз наилучший способ утихомирить сплетников. Несмотря на все раздутое самомнение, Мэдж изрядно волновало мнение общества.
Тётя Мэдж ни с того ни с сего вдруг предложила Энтони взять с собой обед и по реке добраться до деревни Сент-Мовс. Странно было слышать подобное именно от неё. Энтони настолько удивился, что даже и не подумал возражать и согласился на пикник. Такую вылазку имело смысл затевать в тёплый июньский денёк, но уж точно не в ноябре — никакого удовольствия не получишь. Слопав сандвичи раньше времени, Энтони побродил по Сент-Мовсу, бездумно таращась на красивые дома и сады живших здесь стариков, сел на неожиданно рано приехавший паром и вернулся домой. Там он увидел, что из некоторых комнат вынесли почти всю мебель, а посреди всего этого разорения стояли дядя и тётя и о чём-то спорили.
Тётя кисло поздоровалась с ним, а дядя Перри сообщил, что тётушка решила провести генеральную уборку, и ему ещё повезло, что он не застал этого зрелища. Энтони понял, что генеральной уборкой тут не пахнет, потому как не увидел ни вёдер с водой, ни щёток, ни тряпок, ни наведённой чистоты. До самого вечера он ставил мебель и вещи на прежние места, а перед сном ему сообщили, что завтра сюда явятся поверенные мисс Вил, чтобы искать по всему дому завещание, которое якобы мог написать дядя Джо.
Энтони подумал, что завтра ему снова придётся всё расставлять по местам, когда снова выволокут мебель. И зачем дяде с тётей столько лишних хлопот? Понятное дело, они оба такие хозяйственные, и поэтому не хотят, чтобы кто-нибудь нашел хоть пылинку.
На языке у него вертелось желание напомнить, чтобы заглянули под картину в кабинете, куда, как он однажды видел, дядя положил документ, но Энтони предположил, что туда они заглянули первым делом, сразу после смерти Джо. Вероятно, Перри искал там в то утро, когда разбудил его. К этому времени Энтони уже привык к запаху табака дяди Джо, исходящему от трубки дяди Перри.
Энтони все еще иногда задавался вопросом, кто и когда проделал дыру в полу. Дыра возникла не сама по себе, а большую пробку обрезали точно по размеру. Он размышлял, не занимал ли когда-нибудь эту комнату Перри. Несколько раз Энтони собирался рассказать об этом Тому Харрису, но каждый раз это ускользало из памяти. В прошлый раз, когда он приехал в Пенрин, там был еще один человек, который, похоже, много знал о домочадцах Энтони, и ему это совсем не понравилось.
Потом он случайно встретил малышку Фанни. В тот день прибыли люди для обыска: мистер Коудри, аукционист из Пенрина и его помощник. А Энтони вышел прогуляться по дороге через город к морю.
Он не видел Фанни со дня ее отъезда. Она всегда ассоциировалась у Энтони с чепцом и фартуком, он едва узнал хрупкую фигуру в коричневом, с кудрявыми перьями на воротнике и муфточкой оливкового цвета. Она хотела пройти мимо, потупив взгляд, но Энтони остановился и сказал: «Привет, Фанни», и спросил, как у нее дела. Она искоса взглянула на него, как теперь у многих принято, и ответила:
— Прекрасно.
— Жаль что ты ушла, — неловко сказал он. — За что тебя так быстро уволили?
— Ну, я не из тех, кто остается там, где ему не рады.
— Теперь некому пришить мне пуговицы, — посетовал Энтони.
Она посмотрела более дружелюбно.
— Я дома, помогаю маме. Я больше не пойду в услужение, не сейчас. Кого-нибудь взяли на мое место?
— Нет.
Энтони засунул руки в карманы и пнул камень.
— Часто хотел спросить тебя кое о чем, — сказал он. — Кто занимал мою спальню до моего приезда?
Фанни пристально посмотрела на него.
— Никто. А что?
— Да так, ничего.
Фанни неловко перебирала свертки в корзине.
— Дядя Перри когда-нибудь там спал? — спросил он.
— Нет, не спал, и не нужно при мне упоминать твоего дядю Перри! Как бы то ни было, я пробыла там только одиннадцать месяцев, причем последний месяц был лишним. После смерти мистера Вила… — Ее глаза на мгновение блеснули, и она внезапно стала выглядеть повзрослевшей. — Это была комната кухарки. До меня. Когда я пришла, у них не было кухарки.
— Значит, ее занимала тетя Мэдж, когда она работала кухаркой?
— Ой, откуда мне знать? Наверное. Да, скорее всего. Выглядит получше, чем та убогая конура, в которой поселили меня. И это она позаботилась. Разве не она пришивает тебе пуговицы?
— А? Нет. Нет, я сам справляюсь.
— Похоже, она не изменилась, а? Воображает себя королевой.
Энтони удивила прозвучавшая в голосе девушки враждебность.
— Ну, у нее все прекрасно, — сказал он, словно защищаясь. — А с чего бы было по-другому?
— А с чего бы было по-другому! Уж конечно! Вышла сухой из воды, верно?