Освобождение

Нет, конечно, нет. Сразу видно, что он очень встревожен, ему страшно за себя. Он ущербен, надломлен – подобно многим из них (из кого?), – и борется из последних сил. Она не находит в себе даже разочарования. Только жалость.

– Спасибо, – говорит она, с серьезным видом возвращая ему банку.

– Она возвращает тебе банку, – говорит человек. – Освещает тебя лучами солнца и благодарит.

– Верно, благодарю.

– Она тебя благодарит.

Человек провожает ее взглядом. Она идет по забетонированной площадке в сторону пустой дороги. Решительно, целенаправленно, не обращая никакого внимания на острые бугры и камни, впивающиеся ей в ноги.

– Она уходит, – говорит человек, делая глоток из банки.

Его лицо сохраняет прежнюю невозмутимость, когда из леса на парковку выходит фавн, цокая копытами по бетону, словно важный осел. Он очень высокий, около семи футов ростом, c мохнатыми ногами, рогатой головой и обнаженной грудью – весь он гол, как дикий зверь, и исходящий от него приапический козлиный запах прочищает нос не хуже ментола. Фавн тянется к человеку.

– Существо прикасается к твоим глазам, – говорит человек. – Это явно сон. Иначе и быть не может. Существо дарует тебе забвение – легкое и сладостное.

Фавн уходит, оставляя человека в состоянии эйфории. Только эту эйфорию он и запомнит, все остальное забудется, как сон. Взглянув на солнце, фавн устремляется вслед за девушкой. Впереди еще целый день, но он не бесконечен.

Времени осталось мало – лишь до наступления сумерек.

В конце дорожки вдоль берега озера началась седьмая миля. До дома оставалась одна – если, конечно, он не решит повернуть налево и накинуть еще четыре. Но в ту сторону ничего не было: только закрытый магазин «7—11», лес и добрая половина лабораторий округа. Впрочем, раньше Адама это не останавливало. В свои лучшие (и худшие) дни он там бегал, но сегодня при всем желании не мог: время поджимало.

Вместо этого он повернул направо, пробежал через парковку и только тут заметил на ней пикап старшего брата – сам брат сидел за рулем.

– Адам! – заорал Марти так, что Адам услышал даже в наушниках.

– Не останавливаюсь! – прокричал он в ответ и, не сбавляя шагу, свернул на старую деревенскую дорогу (без обочин, разумеется, и как это ему до сих пор ни разу не пришлось поваляться в канаве?).

На эту самую дорогу выходил западный забор фермы Анджелы. Самого дома отсюда было не видно, зато неподалеку часто паслась ее лошадка в компании лучшего друга – козла.

– Эй, бро, – сказал бро.

Он медленно катил по дороге рядом с Адамом и ждал, когда тот снимет наушники.

– Я тебе сигналил, когда ты поворачивал к озеру – не слышал, что ли?

– Не-а.

– Прыгай в машину. Надо поговорить.

– Не. И кстати, ты вроде отцу помогал.

– А… ну да. – Брат произнес это с отчетливой заминкой – Адам аж покосился на него от удивления. Но бежать не перестал.

Его золотой брат. Волосы светлые, почти белые, выцветшая на солнце борода тоже кажется белокурой (хотя обычно – рыжеватая), внушительные плечи, очаровательная улыбка, которая могла бы сделать Марти самым популярным молодежным пастором в мире, не будь он самым занудным учителем местной воскресной школы за всю историю ее существования. Если верить слухам, он стал еще и самым занудным будущим проповедником в своей семинарии. Да, да, именно поэтому отец считал старшего сына бездарью.

Многим кажется, что парень с такой внешностью должен по определению уметь работать с публикой – его даже не надо этому учить. Из всех проклятий, что могут выпасть на долю человека, физическая привлекательность – самое приятное и завидное. Но все же это проклятье, как ни крути.

– Мои идеи насчет завтрашней службы он забраковал, – сказал Марти. – Назвал их «баландой для школьников».

– Папа же из Орегона. С чего это он выражается, как зэк из Аппалачии?

– В семинарии это называют «быть ближе к народу».

– Я на финишной прямой, Марти. Мне бы не отвлекаться…

– Залезай. Подвезу.

– Еще раз: нет. – Адам даже не подумал останавливаться. Марти медленно катил рядом, следя за движением на дороге – совершенно, впрочем, пустой (потому-то Адам и выбрал ее для пробежки).

Марти предстоял последний, выпускной год в семинарии, где его учили проповедовать и совершать богослужения – с тем расчетом, что он будет служить в «Доме на камне», а когда-нибудь, возможно, станет главным пастором церкви во втором поколении. Марти до сих пор отчаянно об этом мечтал, хотя окружающие постепенно убеждались в его полной профнепригодности.

– Слушай, бро…

Адам наконец остановился.

– Я тут вообще-то занят! Ты ослеп? Или в семинарии из нормальных людей делают важных индюков, которым плевать на остальных?

– Ого. У тебя все нормально?

– Чего тебе надо?! – Адам краем глаза заметил лошадь Анджелы и ее приятеля, козла. Они жевали травку неподалеку от забора и заинтересованно наблюдали за перепалкой двух братьев.

Марти немного помолчал, не вырубая двигатель.

– Мне было бы гораздо проще, если бы ты сел…

– Марти!..

– Я скоро стану отцом.

Адам заморгал. Лошадь и козел тоже: настолько неуместно и нелепо прозвучала фраза.

– Ты переходишь в католичество?

Марти сперва вытаращил глаза, а потом до него дошло:

– Да нет, я про другое!

Адам подошел поближе к открытому окну пикапа.

– То есть?..

– Да.

– Ну, ни хрена себе!

Марти закрыл глаза:

– Я бы попросил тебя не выражаться.

– Катя залетела?

Марти встречался с Катей – красивой девчонкой родом из Белоруссии и самую малость антисемиткой – чуть ли не с первого курса семинарии. Каким-то чудом ее занесло в тот же сельский христианский институт в Айдахо, где учился Марти (история была невероятно запутанная, что-то про патронат и финансовую поддержку государства). Только она училась на инженера. Марти и Катя оказались двумя самыми красивыми студентами на кампусе – а то и во всем Айдахо, – и ясно было, что рано или поздно они станут парой. Приезжая в гости, Катя привозила с собой весы: взвешивать порции потребляемой пищи. Родители Адама ее боялись.

Брат проглотил ком в горле.

– Нет, не Катя…

– Не… – Адам оперся на дверь машины. – Ох, Марти! Что ты натворил?!

Марти достал из кармана телефон, смахнул пару раз экран и показал брату фотографию: очень красивая (разумеется) чернокожая девушка, примерно одного возраста с Марти, держала в руке голубой пластиковый стаканчик, из каких пьют спиртное на вечеринках (а не на «встречах»). На ней был свитшот с эмблемой того же христианского института, то есть они с Марти учились вместе, но он почему-то никогда о ней не рассказывал.

– Ее зовут Фелис, – с улыбкой сказал он. – Это значит «счастливая».

– А, ну ладно, тогда все о’кей, – невозмутимо ответил Адам. – По гороскопу она кто, говоришь?

Светлые брови Марти завели беседу сами с собой.

– Лев, кажется? А тебе вообще-то заче…

– Марти! Как ты умудрился сделать ей ребенка?! Ты про контрацепцию когда-нибудь слышал? А она?

– Это у нас не приветствуется, – хмуро ответил брат.

– То есть беременность приветствуется?

– Нам не положено вступать в такие связи…

– Погоди минутку. – Сердце Адама качало кровь все медленнее и медленнее, мышцы уже начали наполняться молочной кислотой – восстанавливаться после пробежки. Если в ближайшее время он не побежит, то скоро окончательно остынет и превратится в голема. – Почему ты рассказываешь об этом мне? Выследил меня на пробежке… – Он прищурился. – Ты еще не рассказал маме с папой!

Марти хотя бы хватило порядочности сделать пристыженное лицо:

– Я не мог больше это скрывать! Хотел поделиться с кем-нибудь…

Адам выдохнул:

– И она, конечно, решила оставить ребенка.