Пять ржавых кос

И вот ребята стояли в прохладной, обволакивающей их светло-сиреневой тишине на берегу Ивана Постного. Коля замер, сладко и тоскливо заныло в груди, голова закружилась.

– Э-эй, Ваня, вот и мы, здарóво-о! – заорал Миха в сторону озера что есть силы.

– Во-о, во-о! – ответило ему эхо из тумана.

Коля вздрогнул и закричал вместе с другом. Они шумели, махали руками, и эхо вторило им. Надурачившись вдоволь, пошли искать лодку. Старая общественная плоскодонка оказалась притопленной рядом с берегом, недалеко от тропы. Кольцо с веревкой торчало из форштевня, конец был привязан к ближайшей сосне. Под деревом лежали вёсла, рядом – булыжник, обмотанный веревкой, – он играл роль якоря.

Ребята подтащили лодку и вычерпали воду двумя консервными банками, плавающими в ней. Загрузили вёсла с камнем, удочки, ведро и отчалили. Туман стал рассеиваться, хотя другого берега еще не было видно.

Вставив уключины, Коля потихонечку выгребал, с подозрением осматривая днище лодки. Миша сидел на корме. Через некоторое время Колины опасения подтвердились: чёлн их протекал, правда, не очень сильно. Примерно раз в полчаса надо будет отчерпывать воду. Они проплыли еще немного и бросили якорь. Коля размотал удочку, достал червяка потолще и насадил на крючок.

– Ну что, начнём. Ловись, рыбка, большая и маленькая, а лучше – большая, – полушёпотом сказал он, плюнул на червя и закинул удочку.

Миша забросил с другого борта. Пошла рыбалка. Потянулись минуты, часы. Туман окончательно рассеялся.

Рыбаки несколько раз меняли место. Пройдя вдоль всего берега, уходили на глубину, потом вернулись, где начали. Но рыбы не было – ни одной поклёвки. Стало припекать. К полудню в воздухе появилась полупрозрачная серая дымка, закрывшая солнце. Всё затихло кругом. С запада небо потемнело.

Коля, в очередной раз закончив вычерпывать воду, посмотрел наверх, потом на Мишин поплавок.

– Похоже, не будет сегодня рыбы, да и гроза собирается, – показал он на тучу товарищу. – Полчасика – и домой?

– Да, – грустно вздохнул Миша.

Пробковый самодельный поплавок его, уже как будто целую вечность замерший на одном месте, вдруг внезапно дёрнулся, потом еще раз и ушел под воду. Мишка словно окаменел и никак не реагировал.

– Клюёт же, клюёт, тащи! – крикнул ему Коля, выводя друга из ступора.

Мишка вскочил на ноги, да так, что лодка чуть не перевернулась, и резко дернул удилищем. В воздух взметнулся бьющийся светлый полосатый окунь размером с мужскую ладонь. Миша схватил его и хотел показать другу, но у Коли в этот момент тоже клюнуло, он подсёк и вытащил окушка поменьше. Посмотрел на Мишку, подмигнул ему, быстро снял рыбу с крючка и кинул в ведро. Поправил червя и закинул снова. Через секунду поплавок дернулся. Коля выдернул еще окуня. От азарта затряслись руки.

У рыбы начался страшный жор. Ребята не успевали закидывать удочки. Пойманных окуней бросали вначале в ведро, а потом, когда оно заполнилось, прямо в лодку, под ноги. Боясь, что закончится наживка, червей стали рвать на мелкие кусочки. Казалось, клюёт на пустой крючок – просто на запах.

Небо потемнело. Вдалеке засверкало и загрохотало. Гроза обходила стороной. Начался дождь, но клёв не прекращался. Вода в лодке прибывала, а рыбакам было не до того. Оба они стояли в полный рост, вымокшие до нитки, и махали удилищами, как пастух – бичом или как воин – двуручным мечом, сверху и сбоку, вперед от плеча и назад. Затаскивали окуней, изредка переглядываясь и безумно хохоча. В лодке стало тесно, вода бурлила от рыбы, которая тёрлась об ноги – даже ступить было некуда. Когда плоскодонка почти заполнилась водой, самые активные пойманные окушки начали выпрыгивать обратно в озеро. Борт возвышался над водной гладью сантиметра на два-три. Дождь усилился, и влага стала прибывать в лодку ещё и с неба.

Вдруг всё как отрезало. Клёв внезапно прекратился. Рыбацкая вакханалия длилась около часу. Миша схватил консервные банки в обе руки и начал быстро выплескивать воду. Коля очень аккуратно и тихо правил к берегу, стараясь не зачерпнуть бортом и не перевернуться. Добравшись до суши, ребята вытащили лодку. Ведро оказалось полным – надо было куда-то девать рыбу. Тогда Коля расстелил на земле лесные куртки – свою и Мишкину, и добычу стали сваливать прямо на брезент. Потом связали рукава – получилось два мешка с рыбой.

Удилища как лишний груз решили с собой не брать. Сняли только лески с поплавками и замотали на кусок коры. Лодку привязали обратно к сосне. Когда все сделали и приготовились уходить, дождь закончился.

Друзья стояли на берегу и смотрели на затихшее озеро. Выглянуло солнце.

– Такой рыбалки у меня ещё не было, – заметил Коля, беря ведро в одну руку и узел с рыбой в другую.

– Разно было. Было и баско, но бащще, чем сёдни, не клевало никогда, – с достоинством согласился Миша, двинувшись к дороге.

– Спасибо тебе, Иван, может, ещё увидимся! – сказал Коля, повернулся и поспешил за Мишкой.

Друзьям повезло: встретился попутный лесовоз. Разговорчивый шофер расспрашивал, как рыбалка, как клёв, но ребята отвечали односложно: нормально, мол, и всё. Больше молчали, понимающе переглядываясь друг с другом, будто у них была своя тайна.

Рыбу решили делить на крыльце. Когда Коля вывалил второй узел, из дома вышла его бабушка.

– Батюшки святы, рыбы-то сколько! – всплеснула она руками. – Ишь, добытчики! Что мы делать-то с ней будем?

– Есть, – сказал Коля и подмигнул Мише.

В конце лета Коля уезжал домой, в город. На автобус его провожала бабушка. Пассажиры громко обсуждали события в Москве, какой-то путч, переворот… Коле было на всё это наплевать, он смотрел в окно на белую пыльную дорогу и с тоской думал о предстоящей школе. Когда автобус сбавил скорость у канала, мимо проехал красный мотоцикл с двумя знакомыми седоками, Коля проводил их глазами и улыбнулся про себя.

Больше на Иване Постном Николай так и не побывал.

МАЛЬЧИК С НЕМЕЦКОЙ УЛИЦЫ

Главное воспоминание было связано с текущей водой: тёплый свет, влага, уходящая в круглую мандалу – печать стока. Размытый образ, как древняя расфокусированная фотография с затемненными углами. Что это? Откуда?

Видение предшествовало всем остальным снимкам в памяти и приходило оно в моё сознание, всегда нежданно, откуда-то из дальних потаённых уголков, и я заметил, когда не могу заснуть, и много беспокойных мыслей толпится в голове, вдруг окутывает нечто знакомое, родное, успокаивает и убаюкивает меня.

В двадцать три года родилась дочь, и через некоторое время всё встало на свои места, проявились истоки старого, нечёткого отголоска прошлого.

Я проснулся в третьем часу ночи, вышел из спальни, услышал звук льющейся воды, ласковый голос жены, и агуканье родного человечка. Свет узкой полосой падал в коридор из полуоткрытой двери в ванную, я заглянул туда. Жена мыла дочку Полину, а та лягалась маленькими ножками и, улыбаясь чему-то, смотрела, как струя из-под крана кружится в раковине и утекает в решётчатый слив.

Увидел эту волшебную картину и меня осенило, побежали мурашки по спине:

– «Ведь мне, было, может два, три месяца», – потрогал маленькую дочкину пяточку, – Ну что, бублик, а ты вспомнишь, как тебе по ночам жопенцию намывали?

– Бу-бу, – ответила Полина, пустила слюнявый пузырь и топнула по моей ладони пухлой ножкой.

1

В четырёх сотнях метрах от нашей девятиэтажки находился каменный карьер, в нём добывали серый кварцито-песчаник. Взрывы, два раза в сутки сотрясали стены брежневских панелек – удивительное явление, разработка месторождения полезных ископаемых в черте города.

Мама сидела с коляской рядом с подъездом, у стола, где мужики в выходные забивали козла и выпивали слегка, а я не умел ещё ходить, стоял, качаясь, держался за край досок, и обходил игровое поле вокруг, под вой предупреждающей сирены. Земля дрогнула, тёплая волна прошелестела по кустам, и мама отвернулась на север, а я пошёл под стол, на юг. Пошел сам, без опоры, в сторону взрыва.