Страница 1 из 13
Татьяна Тронина
Обманщик, обманщица
– Привет. Что, опять поссорились? – спросила сестра Оля, впуская Виктора в квартиру. Защелкала замками, запирая за его спиной дверь.
– Нет. Сбежал на время, пока теща в доме, – усмехнулся он, снимая пальто. Сунулся в шкаф, быстро исследовал его содержимое. – Оль, а где вешалка?
– Вешалка? – глубоко задумалась Оля.
Несколько секунд Виктор выжидал, затем вздохнул и повесил свое пальто (сделано в Италии, из кашемира, известный бренд, куплено в центральном универмаге, пусть и со скидкой, но все равно неоправданно дорогое) на боковой крючок в шкафу. Лиза за то, что он воспользовался этим крючком, просто изничтожила бы мужа, если б увидела. Специально ему несколько раз напоминала, что вешать это пальто надо на «плечики», и только на «плечики», и ничего, кроме «плечиков», – иначе пальто потеряет форму. И это указание не потому, что Лиза являлась рачительной хозяйкой и стремилась продлить срок жизни вещей, совсем нет. Лиза требовала уважительного отношения к своим покупкам, к тому времени, что она потратила на хождение по магазинам и на выбор одежды мужу.
Виктор поймал себя на том, что подобные мелочи его, оказывается, жутко бесят. Когда сцепляются вот в такую липкую паутину собственных обещаний и чужих ожиданий… С одной стороны, надо уважать просьбы Лизы. С другой стороны, не обижать же из-за подобной ерунды родную сестру? Терзая ее нудными выговорами: «Оля, где все вешалки, я несколько раз их покупал специально и приносил тебе их охапками, куда они могли пропасть?»
Проще не обращать внимания.
Хотя как не обращать, если Лиза потом, дома, непременно заметит складки на пальто, растянутый воротник… Лиза часто перебирает содержимое гардеробной, непрерывно мониторит вид и состояние одежды и обуви – своей, мужа и Паолы… Поскольку для Лизы жизненно необходимо видеть мужа и дочь красивыми и опрятными, ну такая «фишка» у Лизы, что ж теперь… не самый страшный женский грех, а наоборот, очень даже милый и трогательный. И понятный, кстати.
Так что за это пристрастное отношение к вещам обижаться на жену нет смысла. Хотя, будь воля Виктора, он бы и минуты лишней на поход по пафосным универмагам не стал бы тратить. Это же надо время выкроить, ехать куда-то, потом парковаться, потом бегать по этажам, терпеть приставания продавщиц… Гораздо проще выбрать себе все нужное на сайте интернет-магазина, с тем чтобы потом, в удобное время, заказ привез на дом курьер. То же самое пальто, что у Виктора, на сайте можно было заказать, и даже дешевле! Но спорить с женой Виктор не собирался. Ей нравится ходить по модным бутикам – так пусть. Виктора не устраивало только одно, то, что Лиза делала ему замечания по поводу купленной ею одежды – не так вешаешь, неправильно садишься в ней и не туда садишься еще.
Что касается Оли, то дело не в вешалках, конечно. Да плевать сто раз на эти вешалки. Дело в другом. В том, что каждый раз при встрече с Виктором дома Оля словно напоминала ему, что он здесь – гость, а не такой же полноправный хозяин, как и она, и его пожелания по поводу устройства быта тут не имеют никакой силы.
Хотя это была квартира, которая изначально принадлежала родителям, а потом, после их смерти, перешла к брату и сестре автоматически в равных долях по наследству.
Виктор с Лизой и Паолой давно жил в другой квартире, которую он приобрел сам, на свои кровные. У Оли брат появлялся не так часто и ненадолго. Но уже сколько лет как честный собственник он перечислял Оле свою половину квартплаты. Помогал сестре с покупкой бытовой техники и мебели. С ремонтом. Да вообще, будь его воля, он отказался бы от своей доли, когда вступал в наследство. Только вот тогда Лиза бы его не поняла. Лиза во всех вопросах, касавшихся имущества и недвижимости, была тоже очень щепетильна. Рассуждала следующим образом: что твое, то твое, разбрасываться своим – гневить мироздание, оно тогда еще что-нибудь отберет, раз не ценишь данные им блага. Да и вообще Лиза недолюбливала свою золовку, считала, что Оля на шею брату села.
Оля же наверняка обиделась бы на Виктора, если бы тот вздумал, например, делить семейное гнездо. Стоимость своей доли сестра не смогла бы выплатить просто потому, что у нее не имелось таких денег. У нее своего бизнеса нет, она живет на зарплату преподавательницы вуза, на «ставку», так сказать. У Оли нет ни мужа, ни детей, которые ее поддерживали бы. Да и возраст еще! Сестре почти пятьдесят, если точнее – сорок восемь, она на десять лет старше брата. А значит, у Оли меньше сил и возможностей.
Оля, в сущности, действительно во многом зависела от помощи брата. Нет, сестра не нищенствовала, она могла сама все тут устроить, и с ремонтом бы разобралась, и с покупкой мебели… Но тогда Оля не смогла бы ездить по туристическим путевкам за границу. Не посетила бы Париж, Вену, не побывала бы в Праге… И о визите в Венецию тоже не смогла бы мечтать.
А Оля обожала путешествовать по городам старой Европы, и Виктор давал ей такую возможность, пусть и косвенно.
Но Оля почему-то воспринимала это все как должное. Она даже как будто не понимала, что это все – благодаря брату.
А брату благодарность и не нужна была, по большому счету. Никаких «спасибо» не надо, ну просто ты вешалку никуда не прячь, Оль. И всё, и всё, и всё…
– Чаю хочешь? – спросила Оля, чуть наклонив голову и глядя на брата чуть исподлобья, добродушно и вместе с тем насмешливо. Привычка старшей сестры… Оля всегда была стройной, подтянутой, со спины ее до сих пор иногда принимали за студентку в коридорах ее альма-матер. Любительница классических джинсов и черных водолазок с высоким воротником. Волосы до плеч, тщательно выкрашенные в светло-русый и скрученные в кольца с помощью специальной долгоиграющей завивки. Оля никогда не красилась, пользовалась лишь бесцветной помадой. Да что там, даже если смотреть Оле в лицо, то не сразу и определишь ее возраст. Точно не девушка, но и не почтенная дама… Впрочем, таких неопределенного возраста женщин демократичного вида в последнее время появилось как-то уж очень много. Ни возраста, ни социального положения их и не определишь с ходу.
Приятель, Николай, как-то увидел фото Оли на экране Викторова телефона и спросил: «Это твоя сестра? Младшая сестра?» – «Старшая». – «Хорошенькая… Ангел. Может, познакомишь нас?» – «Спрошу. Но ты куришь, так что у тебя точно нет шансов…» Конечно, Оля потом отказалась знакомиться с курящим мужчиной.
И вот странное дело: отец-то их всю жизнь дымил, точно паровоз, но Оля как-то терпела и очень любила папу… Или ее терпению пришел конец – в том смысле, что она уже ни дня лишнего не смогла бы выносить возле себя сигаретный дым?.. Но Виктор почему-то был уверен, что Оля сама не понимает, чего она хочет, и теперь привязывается к каким-то мелочам, просто потому что вот принято же к чему-то привязываться. Она даже не задумывалась о том, что мужчина может оказаться альфонсом, бабником, грубияном, садистом, тайным извращенцем… Нет, это все несущественно, а вот курение – о, да, вот страшный грех. И в этих Олиных принципах заключалось что-то такое… тупое, упрямое, равнодушное, косное. Оля дожила почти до пятидесяти, так и не заведя ни с кем серьезных отношений. Вечная девочка. Тургеневская барышня, милая и очень далекая от жизни. Еще сколько-то лет – и Оля из «тургеневской» девушки автоматически перейдет в разряд бабушек – «божьих одуванчиков». Лиза утверждала, что Оля и вовсе оставалась девственницей в свои года.
– Чаю? – переспросил Олю Виктор. – Не откажусь. Да, вот – печенье, нарезки привез… – он протянул ей бумажный пакет с гостинцами.
– Какой ты молодец, Витечка, – похвалила Оля, и в этих словах, в ее тоне, тоже отголоски того, что она – старшая.
У Оли, кстати, был низкий, грудной голос, очень четкий и разборчивый (сказывалась привычка сестры к долгим лекциям), но в то же время какой-то дребезжащий, почти старческий. По телефону Олю всегда принимали за почтенную даму, так что «звук» и «изображение» в Олином случае определенно диссонировали.