Уроки ирокезского

– Мне что, и отдельное судно выделили? – удивился Станислав Густавович, вскрывая конверт. Но оказалось, что он еще не удивился: настоящее удивление он испытал, прочтя написанное на небольшом листе бумаги с типографской шапкой "Канцлер Российской Империи":

"Уважаемый Станислав Густавович,

Искренне считая ваши знания и опыт крайне полезными делу развития России, убедительно прошу посетить меня в ближайшее время с целью детального обсуждения предлагаемой Вам работы. В случае Вашего несогласия принять оную Вам будет выплачена компенсация потраченных времени и сил в сумме тысячи фунтов и предоставлено судно для возвращения в Британию или же любое удобное для Вас место на Земле.

Однако льщу себя надеждой, что предложенная Вам работа окажется для Вас крайне привлекательной и вы предложение мое примете. В этом случае Вам будет предоставлено достойное жилье, оклад министра и все, что вы сочтете необходимым для комфортной жизни и успешной работы.

В любом случае Ваша личная безопасность и неприкосновенность гарантируется.

С уважением,

Александр Волков"

Да, доктор Парвус нашел ему в Лондоне работу неплохую и весьма высокооплачиваемую – за обработку статистических данных по германской промышленности Станислав Густавович получал по семь фунтов в неделю. Неплохо – но русские министры получают раз в десять больше… и даже не в деньгах дело: ему стало очень интересно, что же собирается предложить этот неожиданно возникший канцлер.

Правда, некоторое сомнение у Станислава Густавовича возникло, когда обещанное судно – ждавшее его, ко всему прочему, прямо в Лондоне – оказалось небольшим, и, похоже, вообще рыбацким корабликом, но передумывать ему не захотелось и он с некоторой грустью (и определенным сомнением в душе) наблюдал, как вдоль бортов густо дымившего суденышка проплывали берега Темзы. Но – когда кораблик, доплыв, наконец, до моря, вдруг как-то резко перестал пускать клубы дыма и, странно загудев, помчался по волнам со скоростью локомотива чуть ли не выпрыгивая из воды – и сомнения, и грусть испарились. Осталось лишь любопытство – но и оно, судя по убегающим назад бурунам, окажется недолгим…

Конечно, врать нехорошо – ведь "заговорщики" реальных планов на убийство Николая все же не строили. Да, довольно многие были бы не против подобного хода событий, а парочка вообще именно смерть императора в виду и имела – что, собственно, и дало возможность дать царю "доказательства грядущего злодейства", но… Впрочем, я рассматривал свой блеф как "ложь во спасение" – подразумевая все же спасение Державы – и муками совести не терзался. Все правильно сделал. И очень вовремя.

"Дворцовый антипереворот" получился удачным: практически никто не пострадал. Детишки-то в "трамвайном городке" не только (и не столько) для парада были собраны, я был готов и небольшую революцию учинить – но получилось обойтись одним парадом.

Когда в город каждый день приезжает по паре десятков тысяч человек, незаметно завезти еще семь тысяч за две недели довольно несложно – но теперь их требовалось как-то получше устроить: назад детей (а с моей колокольни и в шестнадцать-семнадцать лет они все равно были именно детьми) с автоматами в руках отправлять было все же рановато. Да и кое-что другое тоже требовало и внимания, и определенных усилий. Да, кое-что…

Дел впереди вырисовывалась такая масса, что становилось страшно – но понятно, что если стараться делать все их сразу, то в результате не получится ничего. И поэтому начал я с самого неотложного. Девятого мая уже после обеда все столичные газеты напечатали "экстренный номер" с царёвым манифестом, а я тихо и спокойно сидел себе в трамвайном парке, набираясь сил. То есть…

Все же, несмотря на многократно прожитые годы, в душе у меня что-то еще осталось от того студента, который – до знакомства с адской машиной Фёдорова – любил и одеться получше, и в компании друзей блеснуть… ну, если не интеллектом, то хотя бы новым анекдотом. По крайней мере насчет нового анекдота у меня вышло в этот раз неплохо: в Брюсселе сразу парочка газет в вечерних выпусках поделилась с читателями информацией, что русский царь поставил канцлером "главного заборостроителя" страны и задавались вопросом, не собираюсь ли я всю Россию теперь забором огородить?

Впрочем, утром никто шутку не продолжил: все газеты – вслед за петербургскими и московскими – сообщили о высадке русского десанта на Йессо. Причем "Берлинское время" так же рассказало ("от собственного корреспондента в Токио"), что в процессе этого десантирования с адмиралом Того случилась летальная неприятность.

"Свободной прессе", как я убедился лишний раз, верить нельзя ни в чем: даже если они сообщат, что дважды два равно четырем, то и здесь обязательно чего-нибудь переврут. Ведь во время высадки отрядов Юрьева в Отару этот самый адмирал спокойно сидел себе на своем броненосце "Микаса" около островов Эллиот и ни о чем плохом даже не думал. А может быть и думал – но после того, как от десятикилограммовой кумулятивной бомбы сдетонировал боезапас броненосца, уточнить этот вопрос стало не у кого.

Вообще-то никто не собирался топить японские броненосцы, с "Микасой" это совершенно случайно вышло. Зато с остальными собравшимися в районе островов японскими кораблями все вышло правильно: специальная "вакуумная" бомба (не зря Бенсон мучился над их изготовлением и испытаниями), пробив палубу, выжигала все под этой палубой в двух-трех отсеках и даже если машинное отделение оставалось относительно целым, управлять машинами становилось просто некому. С крейсерами и броненосцами было сложнее: у этих кораблей палубы бронированными были, так что на них просто бросали "канистры" с окисью этилена – и кораблики уже сами всасывали аэрозоль через воздухозаборники котлов, а потом сами же и взрывали себе машинное отделение. Миноноскам вполне хватало и пары-тройки бомбочек по два с половиной кило, транспортам – это уж как повезет… но когда до аэродрома в Дальнем всего полчаса лету, то не повезло практически никому, так что покинуть не очень гостеприимный архипелаг удалось только трем или четырем излишне шустрым миноносцам.

Десант же проходил очень далеко от японского флота. Все мои три десятка переехавших на Дальний Восток рыболовецких суденышка еще в апреле потихоньку переместились в бухту Владимира – откуда до Отару было-то всего десять часов полного хода. И как раз через эти десять часов в японском населенном пункте с двумя тысячами жителей внезапно сошли на берег три тысячи сердитых русских дяденек с автоматическими карабинами, пулеметами, минометами, даже с японскими пушками "Арисака" – и с шестьюдесятью тракторами. А кроме них на берег сошли и шесть сотен трудолюбивых корейских лесорубов, причем с бензопилами и топорами – и через день в Отару уже стоял причал, к которому и приличному судну пристать не стыдно было.

Правда русских солдат тут высадилось уже почти пять с половиной тысяч – а вот совершенно японского города Саппоро не стало. То есть вообще: "злые русские" подъехали на своих тракторах поближе, поставили свои минометы – и за сорок минут город просто раздолбили в пыль. Поскольку били "волной", начав с ближнего пригорода и медленно увеличивая дальность стрельбы, большая часть народу успела убежать. Как и из городка Исикири, но там даже обстреливать ничего особо не пришлось, народ и так все понял – стоило только туда прибыть парочке-другой тракторов с бронетележками и стрельнуть несколько раз очередями из автоматических дюймовок по разным административным (по крайней мере на вид) домикам.

Травин мне все по радио рассказал в красках – особо подчеркнув, что у нас потерь не было совсем. Так что на работу я поехал в настроении достаточно приподнятом, и даже не особо волнуясь по поводу предстоящего разговора. Конечно, всякое может случиться – но я надеялся, что за "предыдущие попадания" я все же неплохо успел узнать будущего собеседника. Да и детали предстоящего разговора за время пути можно еще раз обдумать…